Круг

У них был хилый мальчуган. Когда Неймат видел его, сердце кровью обливалось. Таира донимала сына риторическими вопросами: «Как кушает Алик? Алик кушает плохо. А как кушает Фатик (ребенка звали Фуад)? Фатик кушает хорошо. Что делает Алик со своей бедной мамой? Алик ее мучает. А Фатик? Фатик слушает маму».

Мальчишка выслушивал все это безучастно. Никто не знал, кто он такой, этот злой демон Алик, даже сама Таира. Неймат понимал, что это исчадье ада было выдумано лишь для того, чтобы оттенить ангелоподобность Фатика.

Неделю назад они получили новую квартиру. Но подготовка к событию шла давно. Уже полгода основной их темой была квартира. А до этого основной темой были поиски горшка для Фатика. «Не осталось места, куда бы мы не заглянули, и нет как нет! Нельзя же покупать что под руку попадется. Бывают импортные — удобные и красивые». Наконец однажды Таира с гордостью сообщила, что нашла-таки именно такой в сураханском [16] универмаге: удобный, красивый, импортный. «Ей-богу, ребенка прямо тянет на горшок. Фатик как садится, так вставать не хочет!..»

Три года назад излюбленной темой было путешествие по Дунаю. Они объездили шесть стран. Неймат думал: «Не знаю, как им, а собеседникам это путешествие дорого обошлось». Где бы кто о чем ни заговорил, Таира моментально прерывала:

— Помнишь, Джабош, когда мы были в Румынии…

(У нее вообще была манера перебивать прежде всего мужа, а впрочем, и любого другого, возражать, уточнять, дополнять, переводить разговор на тему, ничего общего с предыдущей не имеющую.)

Джаббар важно отвечал:

— Да, Таира, я хорошо это помню.

Таира называла своего мужа Джабошем.

«Что за привычка у этих сестер: и Аля верзилу зовет Мурзиком. Джабош, Мурзик. Хорошо, что Сурея не догадалась прозвать меня как-нибудь в этом роде».

— Посмотри, Джабош, — сказала Таира, — они купили магнитофон.

— Да, я вижу. Поздравляю. На доброе здоровье.

— Спасибо.

— Ты помнишь, Джабош, мы в Австрии видели магнитофон в такой желтой коробке?

«Господи!» — подумал Неймат.

— Ну как ваша новая квартира? — спросил он.

Все-таки квартира была относительно более свежей темой.

— Хорошо, — ответил Джаббар. — Два балкона. Высота три метра. Дом построен по старому проекту. Премило. — «Премило» была наиболее употребительная его оценка. — Я опасался, что санитарный узел и ванная будут совмещены. Ведь это характерно для новых зданий. Но нам посчастливилось. Ванная отдельно. Туалет отдельно. Премило.

В комнату вошла Сурея, и он повторил:

— Ванная отдельно, туалет отдельно. Премило. — Он сделал странное движение руками. Как будто обрисовывал форму туалета. — Премило. Белый кафель. И в туалете, и в кухне, и в ванной комнате. Вот только душ немного…

Таира тут же прервала его:

— Не понимаю, что тебе неймется с этим душем. Мы же договорились, что позовем мастера и поменяем.

— Конечно, — сказал Джаббар, — но я…

— В большинстве новостроек нет никакого кафеля, — сказала Таира. — Нужно доставать и делать все самим.

— Ты знаешь, Неймат, необыкновенно чистый, высококачественный кафель, — сказал Джаббар. — Клянусь здоровьем Таиры и Суреи, на него невозможно наглядеться.

Он часто клялся здоровьем жены. В разговоре с Нейматом присовокуплял к ней и Сурею, а с Муртузом — Алю.

— Неймат, — сказала Сурея, — включи-ка магнитофон. Пусть послушают.

Неймат нажал на клавишу.

«…Ну, скажите что-нибудь».

— Это ты… — сказала Таира.

Неймат кивнул.

Послышался голос Суреи: «…Записывает?..»

— Джаббар, слышишь, это Сурея, — сказала Таира.

— Премило, — сказал Джаббар.

Послышался голос Суреи: «…Значит, я хочу ска…»

Посмеялись.

— Премило, — повторил Джаббар.

Когда Кармен сказала «Мурзик», все снова засмеялись.

— Услышит Муртуз Балаевич, возникнет неловкость, — сказал Муршуд. — Он будет шокирован.

Таира наклонилась к Сурее и что-то зашептала ей на ухо об Алиной семье.

Джаббар слушал внимательно и время от времени повторял:

— Премило.

Послышался голос Неймата: «…Если я еще раз увижу…»

Тишина.

Муршуд стал расспрашивать Джаббара о новой квартире. Неймат краем уха слышал:

— Туалет отдельно, ванная отдельно. Премило.

Когда прощались, Сурея сказала:

— Приходите завтра в три часа на обед. Просто так. Будут только свои.

Через некоторое время собрались уходить и Муршуд с женой. Сурея повторила приглашение.

— Ногами стучать или руками? — спросил Муршуд.

Сурея не поняла.

— Экая ты, лапушка, непонятливая, — сказал Муршуд. — Я спрашиваю, с полными руками приходить?

— Нет, нет, что вы! — сказала Сурея. — Как не стыдно!

…Она начала убирать со стола.

— Лучше будет, если Але ты сам позвонишь, — сказала она. — Ты же знаешь Муртуза: если позвоню я, еще обидится.

Неймат позвонил.

— Муртуз Балаевич, — сказал он, — очень просим вас пожаловать к нам завтра вместе с Алией-ханум. К трем часам. Нет, нет, просто так, все свои… Да нет, никакого события! Ей-богу, правда. Клянусь вам. — «Вот горе. Хоть анкету заполняй». — Да нет же, день рождения Кармен в апреле, Джильды — в ноябре, Нергиз — в мае, Суреи — тоже в мае. Мой? Право, не помню. Но не завтра… Так… всего хорошего.

Муртуз был фронтовым товарищем первого мужа Суреи. Может быть, поэтому он никак не мог примириться с Нейматом. Бедный Неймат выказывал ему всяческое почтение. Как-никак тот был намного старше и Неймата и Джаббара. Дородный, солидный, представительный. Седовласый полковник в отставке — Муртуз Муртузов.

Когда он надевал все свои ордена и медали, на груди не оставалось места, чтоб иголку воткнуть. Супруга была ему под стать — видная, красивая дама.

У них было двое детей — дочь Фирангиз и сын Спартак.

— Ладно, я пойду, — сказал Неймат, — завтра рано вставать.

В переднюю заглянула Мензер.

— Вы еще не легли? Ради бога, извините. Мы с Муршудом поспорили. Он говорит: там нет голоса тети Бики. Да буду я твоей жертвой, братец Неймат, дай я еще раз послушаю, своими ушами.

Неймат включил магнитофон.

— Когда кончится, нажмите вот здесь, — сказал он. И пошел в другую комнату. Услышал свой голос:

«…Ну, скажите что-нибудь…»

Разделся, лег. Погладил рукой висящую над кроватью карту, угадывая в темноте казахские названия: Каратау, Ахсуат, Аягуз…

Степи, поля, палатки… Он попытался представить себе все это. И задремал потихоньку. Сон затягивал его в теплый омут. В забытьи он услышал из другой комнаты свой голос: «…Если я еще раз увижу…»

Потом тишина и темнота сомкнулись.

Первым пришел Дадаш. Правда, Муршуд с женой пришли еще раньше, но они, соседи, не в счет. Дадаш всюду бывал один. Почему-то он никогда не выводил в свет свою жену.

— У тебя прекрасная квартира, — сказал он. — Особенно этот вид. Чудесная панорама.

Они стояли у окна и смотрели на город. Неймат давал пояснения:

— Вон верхушка Девичьей башни. Теперь взгляните направо. Вот так. Это музей Низами. Нет, кино с той стороны. Смотрите по направлению моего пальца.

— Дадаш Мамедович… — сказал Муршуд. Неймат познакомил его с Дадашем всего десять минут назад, но Муршуд уже успел узнать его отчество. Вообще у Муршуда была поразительная память. Он знал отчества всех мало-мальски видных людей. [17]

Дадаш не услышал обращения, и Муршуд повысил голос:

— Дадаш Мамедович, вы слышали, Хосрова Теюбовича перевели в Азпромсовет.

Еще одной особенностью Муршуда была необычайная осведомленность о переменах в официальных кругах.

Дадаш с минуту остолбенело смотрел на него.

— А кто такой Хосров Теюбович? — спросил он.

Муршуд был удивлен еще больше:

— Вы не знаете Хосрова Теюбовича? Ну, Годжаев, Хосров Теюбович! Одно время он работал прокурором в Шемахе, потом его перевели исполкомом в Маштаги. Сейчас я объясню вам, вы сразу вспомните. Его брат Аскер Сулейманов работает в Министерстве просвещения, Аскер Теюбович Сулейманов. Они родные братья, но фамилии у них разные. Вспомнили?