Меня зовут Жанн Масс

Я обожаю ее задницу. Я беру свой член и вожу им вдоль ее губ. Она говорит «да». Тебе нравится? Она говорит «да». Еще раз «да». Я чувствую, что ей нравится. Она вся мокрая. Я вхожу в нее так глубоко, что мой член начинает терять упругость. Выхожу, и Сабрина берет его в рот. У нее во рту я восстанавливаю свою силу. Затем она садится на меня, но голова повернута к моим ногам так, что я могу видеть ее губы, наблюдать, как они скользят вдоль члена. Она стонет, я тоже. Она приходит первая, а я не уверен, получится ли у меня в этот раз, но концентрируюсь на получаемом удовольствии и чувствую, что голова сейчас просто взорвется, а яйца поднимутся в живот; потом я представляю свою голову в этот момент – этакий герой Вьетнама или черт его знает чего; мои глаза вылезают из орбит, я впадаю в забытье, яйца не выдерживают, и я чувствую, как сперма вырывается, будто гейзер. Ощущение такое, словно я кончаю последний раз в жизни: член сейчас разорвется, а яйца полностью опустошатся, и я уже буду не мужчина, а овощ. Тыква. Я – тыква.

Она – моя принцесса, моя и только моя принцесса Монако. Мы хохочем, потому что нам хорошо. Я неожиданно чувствую себя непобедимым, и появляется сильное желание подраться. Я отпиваю немного Evian, а затем обращаюсь к Сабрине:

– Мне хочется уехать вдвоем с тобой.

– Куда?

– Не знаю. Далеко…

– А твоя работа? Ты же не хочешь бросить работу?

– Я не знаю. Мне кажется, это не мое. Столько насилия. Столько лицемерия. Ты ведь знаешь, я романтик.

– Ты хочешь, чтобы мы стояли с протянутой рукой? А кто будет покупать мне Gucci? Кто будет водить меня в ресторан пить густое вино?

– Здесь я никогда не буду счастлив.

– Что ты предлагаешь?

– Я думал отправиться в Гваделупу, открыть там блинную.

– Ну да…

– Вечером будем организовывать посиделки и слушать диски с антильским зуком, [94] а днем – купаться голышом среди рыб-попугаев.

Я заключаю ее в объятия. Она приятно пахнет. Я ласкаю ей волосы, затем затылок. Мне еще хочется заниматься с ней любовью. Мы улыбаемся друг другу. Она говорит, что надо идти к остальным, у них там праздник. Мы принимаем душ и одеваемся. Открыв дверь, мы видим в коридоре людей. Какой-то тип в берете делает насмешливый жест в наш адрес.

Глава следующая

Толпа собралась невероятная, очень пестрая, прямо как на дне газеты «Юманите» [95] или в приключенческом фильме с плащами и резиновыми шпагами.

Мы с трудом протискиваемся вперед, по пути я жму две-три руки и закуриваю сигару. Нам удается пробраться на кухню, где мы надеемся найти бодрящие напитки. Я откапываю бутылку рома, лимоны и готовлю ти-пунш. Мы чокаемся и глотаем получившуюся смесь. Она значительно улучшает действительность.

Кухня – исключительно приятное место, даже если липнет пол. Мне хочется в туалет, куда я и направляюсь. По счастью, там не занято, и я сразу же вхожу.

В спешке забываю закрыть дверь на щеколду, и как только я собираюсь отлить, ко мне врывается какая-то абсолютно пьяная девушка. Она жалуется на тошноту. Я предлагаю ей подождать, но она отвечает, что ждать не может, тогда я начинаю писать, а она наклоняет голову и начинает блевать.

Ситуация длится довольно долго, пока я не опустошаю свой мочевой пузырь в непосредственной близости от ее лица и волос. Это зрелище спустя несколько минут после наших упражнений с Сабриной, кажется, разбудило мой орган, и у меня на какое-то время появляется желание мастурбировать прямо у нее на глазах, но в силу ряда причин я отказываюсь от этой мысли.

По телу пробегает дрожь, когда я вижу Сабрину, болтающую с высоким усатым блондином, и я бегу к ним. Сабрина знакомит меня с ним. Он широко улыбается. Он работает на телевидении.

Я не слушаю их разговор, потому что мне не нравится общаться с усатыми людьми, более того, мне совсем не нравится, как он смотрит на Сабрину. Она обнимает меня и говорит мне: «Прекрати», но я киплю. Ненавижу таких типов, которые считают себя неизвестно кем, и все потому, что у них под носом усы. Тут я наливаю себе еще пунша и увожу Сабрину на танцевальную площадку, где вся толпа суперhappy.

Музыка – высший класс, и алкоголя в изобилии. Мне очень хочется танцевать, и, так как Сабрина немного скованна, я показываю ей, как двигать корпусом. Я говорю себе, что меня все любят… Мужчины, женщины, животные, предметы. Я говорю себе, что все они хотят спать со мной. Я боюсь, и я счастлив. В заднице я видал Стивена Сигала! Я Спектромен, я Жан-Жак Гольдман, я – Человек-слон! Я весь в музыке, из музыки, я сам – музыка, я реклама Wanadoo, и я вспотел под мышками.

Бенж вытащил Leica, подаренный как-то Казимиром. Он фотографирует всех подряд, особенно Клода Берри, [96] исподтишка. К Клоду подходит с приветствием Виктор Харрис, [97] который дарит ему бутылку Chateau Margot`98, поздравляя с днем рождения; Виктор объясняет, что они были в кафе Rue и накатили перед тем как прийти сюда, и именно поэтому у них отсутствующий вид.

Я спрашиваю у Бенжа, нельзя ли раздобыть коки: экстра или чего-нибудь еще. Бенж протягивает мне бокал с MDMA, [98] и я делю его с Сабриной, потом мы уходим с танцевальной площадки, потому что там рекламисты импровизируют на тему пого. [99]

В углу развлекает публику Арно, и мы подходим к нему. Я щипаю его за ухо в знак приветствия. Арно тоже здоровается с нами и продолжает дискуссию с двумя рыжими девушками:

– Кто лучший в спорте? Кто лучший в музыке? Кто приносит больше всего бабок? Blacks! К тому же они самые высокие и веселые.

– Что за пургу ты несешь, – замечает одна из девчонок.

– Ты так говоришь, потому что сама не негритянка, но подожди несколько лет и увидишь. Как только появляется сила, в чем-то нас превосходящая, мы сразу боимся. Сила черных намного превосходит белую культуру, которая зиждется на школе, морали, на принципах и, безусловно, заслуживает внимания, тогда как blacks растут в условиях более богатых и сложных традиций, чем наши. Культура тела, магия и искусство – все это получило у них большее развитие. Отсюда и большая способность к преодолению собственного «я», повышенная чувствительность и мечтательность. Блин, да почитайте Клода Леви-Стросса! [100]

Девушки уходят, а я обращаюсь к Арно:

– С какой из них ты хотел уйти?

– Я не клею их, я обмениваюсь мыслями.

– А, так значит, теперь тебе нравятся черные?

– Мне надоело быть белым.

– Не, у меня… Черные не моя фишка. У меня скорее теннис.

– Ты расист, что ли?

– Да, но в хорошем смысле этого слова.

– Мне рассказывали, что в Литве есть один бельгиец-мусульманин.

– Не понимаю.

– С сегодняшнего вечера я решил изменить цвет.

– Так ты типа Мишель Либ [101] для публики попроще?

– Именно… А ты вроде Пьера Башле [102] -девственника.

– У тебя не найдется К?

Мы ищем Джозефа, а он «пудрит себе нос» на углу стеклянного столика. Он предлагает нам полоску коки, и, поскольку кока отменная, мы затягиваем ее в наши носовые пазухи и чувствуем, что вставляет по полной программе. Джозеф – административный директор в журнале мод, он super clever. [103] У Джозефа красивейшие глаза. Я чувствую чью-то руку на своем плече и оборачиваюсь. Мне что-то пытается сказать Бенжамен, но я ничего не слышу. Он орет мне прямо в уши, что только что приехал Человек-невидимка.