Мотылёк

В тот же день, когда мы отправились спать, Виви забралась в мою постель. Сквозь сон я почувствовала, что она ищет мою руку, затем ее нервные пальцы переплелись с моими и стали настойчиво поглаживать их. Я поняла, что она хочет разбудить меня, чтобы о чем-то поговорить.

– Джинни, ты не спишь? – наконец спросила она.

– Уже нет, – все еще в полусне ответила я и села на кровати. – Что случилось?

– Ты же понимаешь, что я не могу здесь оставаться? – проговорила она. – Ты видишь, что мне надо уйти из дома?

Я задала себе вопрос, понимаю ли я это. До той минуты я всегда видела свое будущее исключительно переплетенным с будущим Виви – она даже присутствовала во всех до единого моих снах. Я знала, что без нее моя жизнь будет какой-то ущербной, неполной, словно она составляла неотъемлемую часть меня.

– А как же я? – спросила я у нее.

– У тебя есть мотыльки, – тихо ответила Виви.

Как будто мотыльки были способны заменить мне сестру.

Затем она вытянула шею и поцеловала меня в щеку.

– Спасибо, сестренка, – сказала она. – Я знаю, что ты, в отличие от Мод с Клайвом, всегда поймешь меня.

Она вновь сжала мою руку, и я вдруг особенно сильно ощутила незримые нити, соединяющие меня с моей замечательной, необыкновенной младшей сестренкой. Все на свете сделалось ясным и четким: мы понимаем друг друга.

А потом она рассказала мне о своем плане.

На следующий день, после ужина, Виви показала мне, где она будет прятаться. Заведя меня в кладовую, она закрыла дверь в кухню, встала на скамью и сняла прямоугольную панель над дверным косяком. Как и стены, она была покрашена белой краской, и заметить ее было непросто. Оказывается, в нашем доме имелось множество подобных тайников за съемными панелями, а мне, в отличие от Виви, даже в голову не приходило снять одну из них и заглянуть вовнутрь.

Она забралась в квадратное отверстие. Прошлой ночью она уже описала мне, что будет делать дальше: проползет вдоль стропил и окажется за стеной кабинета, над дверью кухни.

Я прошла в кабинет и стала ждать. Наконец прозвучали три условных стука. Простучав условленный ответ, я громко позвала родителей.

– Вирджиния, что случилось? – озадаченно спросила мама.

Как оказалось, я прервала ее телефонный разговор. Теперь она сидела на лавке под окном, Клайв – за своим рабочим столом, а Виви сжалась в комок за стеной, слушая, как ее план воплощается в жизнь.

– Я хотела поговорить с вами о Виви, – сказала я.

Прищурив глаза, Мод посмотрела на Клайва.

– Продолжай, – произнес папа.

Но мне показалось, что он утратил к происходящему всякий интерес: открыв один из ящиков стола, он опустил туда руку и стал перебирать ручки.

– Я считаю, что вы должны отпустить ее в Лондон, на секретарские курсы, – быстро проговорила я.

Кажется, папа хотел что-то ответить, но мама перебила его:

– Ты считаешь, говоришь? И почему же?

Похоже, она с трудом сдерживала смех, а папа с сосредоточенным видом занялся своими карандашами: по одному доставал их из ящика и, прижимая кончики к подушечке среднего пальца, проверял, хорошо ли они заточены.

«Ну неужели он так и не выскажет своего отношения к тому, что настолько важно для Виви?» – подумалось мне. Вслух же я произнесла:

– Потому что она очень хочет поступить туда, и я считаю, что с вашей стороны было бы несправедливо не отпустить ее. Ей здесь будет плохо – а значит, и мне, ведь я не могу видеть, как она грустит.

– Ах вот оно что, Джинни… – протянула мама. – Не беспокойся за Вивьен, с ней все в порядке.

От этих слов мне захотелось закричать во весь голос: «Прекрати!». Ну как она не видит, что с Виви совсем не все в порядке, – неужели они ничего не замечают? Но яростные слова так и не слетели с моих губ.

Мама опять взглянула на отца.

– Это Вивьен подбила тебя затеять этот разговор? – со вздохом спросила она.

Виви предупредила меня, что мама наверняка произнесет эти слова.

– Нет.

– Что ж, ей всего лишь пятнадцать лет, и она никуда не поедет, – твердо сказала Мод.

Я подняла глаза на то место в стене, за которым сидела Виви, и представила себе, как рассыпаются в прах все ее надежды.

– Она останется здесь и…

Папа резко, с громким стуком задвинул ящик стола, и мама осеклась на полуслове.

– Прошу прощения, что перебиваю вас, – извинился он, вставая. – Вирджиния, спасибо, что рассказала нам обо всем этом. А теперь выйди, пожалуйста, из кабинета: мы с мамой обсудим твои слова.

Разумеется, я ему не поверила. Мне показалось, что мои слова не вызвали у него ни малейшего интереса. Мне хотелось остаться – Виви обиделась бы, если бы я не попыталась настаивать. Она сказала бы, что я старалась недостаточно. Надо было выдвинуть еще какой-нибудь аргумент, хоть что-нибудь, лишь бы заставить родителей пересмотреть свое решение, но Клайв оборвал меня, однозначно заявив, что больше не хочет обсуждать эту тему.

«Наверное, ему нужно точить карандаши», – пришла мне в голову недобрая мысль.

Я направилась в комнату Виви и стала с нетерпением ждать ее возвращения и рассказа, о чем говорили родители. Стена над ее кроватью была заклеена плакатами, открытками и записками от ее подруг. Плакаты, которые Виви вырезала из журналов, представляли собой пестрый набор изображений животных и киноактеров. Меня заинтересовала забавная картинка с ослом в соломенной шляпе с отверстиями для ушей, которая соседствовала с фотографией соблазнительной Авы Гарднер, держащей в пальцах сигарету.

Вернувшись, Виви сообщила мне, что слышала весь разговор родителей. По ее словам, Клайв сказал Мод, что Виви надо отпустить в Лондон, – хотя мне сложно даже представить себе, как он произносит это. Между ними разгорелось что-то вроде ссоры, но в итоге папа ударил кулаком по столу, заявив, что он уже принял решение и оно окончательное. Я удивилась еще больше: все это было совсем не похоже на того Клайва, которого я знала, – на того, что с безучастным видом сидел за столом и теребил карандаши. У меня даже появилась мысль, что Виви все выдумала.

Виви прислонила голову к стене рядом с выразительным портретом Джеймса Дина из фильма «Бунтарь без причины». Она никогда не видела фильмов с Дином, поэтому меня озадачило то, что она, как и многие ее подруги, столько плакала, когда месяц назад актер погиб в автокатастрофе.

– А мама что сказала? – спросила я.

– Она говорила, что не хочет разлучать нас с тобой, но Клайв ответил: «Не говори глупостей, рано или поздно жизнь все равно разлучила бы их».

Виви вновь посмотрела на Джеймса Дина в полурасстегнутом пиджаке, который с вызывающим, непокорным видом приподнял бровь, – как будто понять ее мог только этот плакат.

Стены моей комнаты были желтого цвета, и на них не висело ни одной фотографии. Я помню, что после отъезда Виви в Лондон несколько недель спустя стены ее комнаты стали для меня символом того, как сильно я по ней скучаю.

Я стою на лестничной площадке, опираясь рукой на перила, до отказа запрокинув голову и глядя на чердак. Я слежу за ее шагами, которые доносятся сверху. Сейчас она медленно перемещается по одному из музейных помещений, время от времени останавливаясь. Что-то царапает пол. Через сорок пять секунд я слышу шаркающие звуки ее шагов в верхней библиотеке, затем наступает тишина. Раздается глухой удар упавшей на пол книги. Она заходит в хранилище, которое расположено не совсем надо мной, а над примыкающим коридором, попасть в который я не могу: двери, ведущие в него, заперты. До меня доносится какой-то слабый, едва слышный шорох. Похоже, она идет в сторону лаборатории. Я слышу тихий стук, затем наступает тишина.

Внезапно прямо у меня над головой раздаются ее целеустремленные шаги – она идет к спиральной лестнице. Держась за перила, я торопливо спускаюсь по главной лестнице и по пути даже пару раз расплескиваю на ступеньки молоко: Вивьен перемещается слишком быстро для меня. Она уже на лестничной площадке. Я захожу в кабинет, закрываю за собой дверь и быстро опускаюсь на мягкое, обтянутое кожей сиденье рядом с каминной решеткой. В руке я по-прежнему сжимаю стакан с молоком.