Срочка

Все с любопытством обступили меня и стали с завистью разглядывать погоны: — Смотрите, из- за того что ефрейторские лычки шире чем сержантские, так и смотрится ведь гораздо красивее. Боря, дай нам своих лычек…., — стали упрашивать сослуживцы, но к их разочарованию выдал атрибуты сержантской власти только нескольким товарищам.

Идти и готовить столовую к ужину всё таки пришлось. Пришёл Фока, быстро тоже пришил лычки и стал упрашивать вернуться в столовую. Хотя мы и сами понимали, что сорвать ужин и перенести на более позднее время, нам никто не позволит.

В варочный цех, куда я зашёл с Володей Дуняшиным, на свою беду забрёл толстый азер. Надо сказать, что после того как мы здорово их избили, азера притихли и старались избегать не только наш взвод, но вообще наезжать на курсантов. Но зная их подлую натуру, мы предполагали что они просто выжидали удобного момента. А когда мы уйдём в Германию и останется зелёная молодёжь, то они оторвутся уже на них по полной программе. Сегодня была не азербайджанская смена поваров, но толстый азер видать потерял бдительность и неосторожно появился в варочном цеху.

— Товарищ солдат Ко МНЕ! — Властно скомандовал я.

Азер мимолётно глянув на вошедших сержантов, даже не мог сначала врубиться, что это зашли вчерашние курсанты и его враги. Он снова рассеянно оглянулся на нас и продолжил что то бубнить старшему повару из русских.

— Солдат, ты оборзел что ли? — Вновь проорал я, но уже добавив в голос изрядной толики металла и угрозы.

Толстяк оглянулся и, поняв, что обращаются всё таки к нему, хотел агрессивно ответить, но узнав меня рот у него так и остался открытым. Самоуверенное выражение медленно сползло с лица, он побледнел и рванулся на выход. Убежать ему не удалось: там уже стоял младший сержант Дуняшин и многозначительно вертел в руках огромный половник.

— Ну, куда ты солдат побежал, когда к себе зовёт сержант? — Володя сильно ткнул половником азера в грудь и погнал его ко мне.

Русский повар, тоже из старослужащих, попытался вступиться за своего коллегу, но на его беду в варочное ввалились удмурты и Фока, которые мгновенно воткнувшись в ситуацию: ткнули в морду кулаком и осадили его обратно в угол.

Толстый азер стоял перед нами и усиленно потел.

— Что страшно? — Начал я ласковым голосом, — А ведь роли поменялись… Я тогда стоял вот здесь… Один против вас, а ты — такой смелый и отважный мне ножиком фартук протыкивал. Помнишь? Вижу…. Помнишь. И я помню. Выбирай теперь, что с тобой делать: отпустить или ножиком потыкать…? Тоже большим.

— Отпусты миня, камандыр…, — умоляюще проблеял под общий смех азер. Но мой смех был злорадным.

— Хорошо, отпущу… Я не такая скотина, как ты…. Но с одним условием, — я обвёл рукой грязные, огромные котлы и ткнул пальцем азера в грудь, — вот ты, вместо меня — сержанта вымоешь все котлы. Мне ведь теперь, братан, не положено работать….

Я даже приобнял его слегка за плечи, но азер было вспыхнул и выказал слабую попытку отказаться, типа это женская работа и ему кавказскому мужчине не положено, но Володя слегка, «чуть — чуть» стукнул его половником в лоб, отчего тот зашатался и через пару минут стал шустро и ловко мыть котлы. Нам только и оставалось следить, чтобы он неожиданно не выскочил в дверь или в окно. В залах происходило примерно тоже самое. Фока привёл с соседнего полка, недавно прибывшую молодёжь и те шуршали как суслики в траве, принимая Фоку за старослужащего сержанта. Лишь посудомойка не сумела никого выловить и теперь злобно гремела в своём помещении алюминевыми тарелками и кастрюлями. Приём пищи для полка мы всё таки не сорвали, но сдавать дежурство не остались и сразу же после ужина появились в расположении. Сержантов видно не было, все куда то попрятались. Лишь в пятой батарее бродили хорошо побитые друзья Тетенова. Досталось им хорошо: особенно сержанту Сорокину — ему выбили передние зубы за гнусную привычку кусать курсантов за ухо. Комаров красовался с синяком во всю правую сторону лица, а губы были как подушки. Теперь он тоже долго не сможет мастерски изображать полёт комара.

В третьем взводе вокруг Юрки Комиссарова сгрудилось человек десять и они о чём то вполголоса совещались.

— Боря, иди сюда, — позвал Юрка.

— От вашего взвода никого нету, вот ты и будешь делегатом.

— Ну…

— Принимаем решение насчёт своих сержантов. Составили список кого будем бить, а кого нет. На ознакомься.

Я пробежал глазами по коротенькому списку и в принципе был с ним согласен, помимо наших сержантов скотов, туда были включены и сержанты с пятой батареи.

— Я согласен со списком, но у меня есть два предложения. Первое: каждый взвод разбирается со своими сержантами сам. Есть в списке наш Тетенов, вот мы его и погнобим, а вы гнобите своих. И второе: предлагаю сержантов пятой батареи из нашего списка исключить. А то Комарова и Сорокина в конце — концов прибьём, а это уголовка. Пусть ими пятая батарея сама разбирается: им сегодня и так хорошо попало и думаю, попадёт ещё не раз.

Немного помитинговали по поводу моих предложений, в части касающихся Комарова и Сорокина, но не много и выработали окончательное предложение.

Сержантов Крамаренко, Иткулова и ещё несколько мы не трогаем, требования их по службе выполняем. Это справедливые сержанты. Сержантов Тетенова, Печёнкина и остальных, кто запятнал себя скотским и несправедливым отношением к курсантам отлупить сегодня ночью. Но каждый взвод своих. В последующем, до нашего отъезда несправедливые сержанты имеют право находиться с нами вместе и их никто трогать не будет при следующих обстоятельствах: все приёмы пищи, утренние полковые разводы и общие построения и время от отбоя до после утреннего построения. Всё остальное время мы их не должны видеть. Где они будут прятаться и скрываться от нас — это их проблемы. Если в означенное время они попадаются нам — то получают по мордасам.

— Боря, ты всё таки официально командир отделения, поэтому сходи к старшине и попроси его собрать всех сержантов через пятнадцать минут в Ленинской комнате.

Старший сержант Иткулов молча, с непроницаемо восточным выражением на круглом лице, выслушал меня. Помолчал и сказал одно единственное слово: — Хорошо.

В Ленинской комнате, куда мы, делегаты от взводов, зашли были не только сержанты с нашей батареи, но и с пятой. Сидел здесь и мой давешний обидчик, сержант с восьмой батареи в окружении дружков. Были и другие. Видать в остальных батареях тоже была не простая обстановка, а мы по активности и организованности опережали всех.

Дверь в Ленинскую комнату оставили открытой и там сразу же собралась толпа остальных курсантов, настроенных довольно решительно.

Юрка бойко довёл наше решение и причины, по которым они родились и в Ленинской комнате повисла напряжённая тишина. Сержанты переглядывались друг с другом, осмысливая изложенное. За дальним столом, вокруг сержанта — обидчика собрались старослужащие сержанты и тихо перекидывались короткими репликами. Мы спокойно стояли и ждали какой — либо реакции или ответного слова. Вроде бы стояли спокойно, но в душе было тревожно.

То что мы затевали пахло дурно, причём очень дурно и это могло для нас закончится совсем хреново. Несмотря ни на какие причины, мы подняли руку и бучу на командиров, пусть даже и командиров — сержантов. Поэтому, если кто то настучит или об этом окольными путями узнает командование — мало нам не покажется. Дело пахло тюрьмой, а в лучшем случаи дисбатом.

Но с другой стороны, мы тоже знали, что каждые полгода, при выпусках проходили подобные разборки между переменным и постоянным составом. И к чести сержантов они никогда и никого не сдавали, даже если разборки проходили довольно круто. Поэтому и на этот раз мы надеялись, что всё это останется между нами — это были наши разборки и офицерам тут просто делать нечего.

— Хорошо, — старший сержант Иткулов на правах хозяина нарушил молчание и с едва уловимой угрозой продолжил, — идите. Мы сейчас посовещаемся и тоже примем решение.