Наезд

– Раз вы в целой области справлялись, то здесь и подавно, – я поднял бокал, приглашая выпить.

Цветинский недоверчиво посмотрел на бутылку вина.

– От этой бурды только лобешник болить, – пробормотал он себе под нос и закрутил головой в поиске официанта. Подскочившему чернявому халдею чиновник заказал водки и «пиццу, какую посытнее».

– Сергей Степаныч, – Коля не выдержал столь долгого и утомительного вступления, – мы с вашим предшественником всегда хорошо ладили. У нас тут один вопросик есть, позволите?

– Конечно-конечно, – своими ужасными кургузыми ручонками этот вандал схватил (о, ужас!) мою пачку и выскреб, сразу показавшуюся нелепой, сигаретину.

– Во-первых, нам бы двадцать – тридцать мест под установку щитов получить? – Коля допил свой бокал и сделал официанту жест наполнить снова.

Цветинский проследил за официантом. Помолчал. Затушил едва прикуренную сигарету.

– Разветь это возможно? – произнес он раздумчиво, как бы спрашивая сам себя. – В столице и так, значить, перенасыщенность рекламными поверхностями.

– Это точно, – поддержал его я, – но ведь кое-что можно найти?

Я точно знал, что это назначение Цветинский купил. Не ясно только, кто за ним стоял. Вряд ли у мелкого чиновника из Саратова имелась необходимая сумма. Если его проспонсировало некое рекламное агентство, мы в пролете. Все места отойдут им. Только если это не дружественное агентство. Или, если этого мудака не попытаться переподкупить. Вот только сумма сделки могла быть неслыханная.

– Не, – Цветинский со вкусом жахнул рюмку водки и закусил маслиной из тарелки моего компаньона. Коля с удивлением посмотрел на чиновника, но промолчал.

– Неужели нет никакой возможности? – Я не терял надежды.

– Не, – Цветинский, не дожидаясь официанта, налил себе вторую. Его на удивление нескладная фигура, общая неряшливость и ужасная манера разговаривать вызывали отвращение.

С ненавистью глядя в его ничего не выражающие глаза, я сказал:

– Мы же отблагодарим, каждый труд нуждается в поощрении.

Цветинский снова выпил и на этот раз закусил только принесенной пиццей. Весь этот процесс вызвал у меня необъяснимую тошноту. Я отодвинул в сторону недоеденную ветчину и одобряюще улыбнулся чиновнику. «Поезжай обратно, в колхоз, там тебе самое место», – подумал я.

– Знаете что, – Сергей Степанович с неприязнью отложил, даже скорее отбросил в сторону вилку с ножом и схватил пиццу руками, – вы, значить, съездите в фирму «Оникс», к Петру Вениаминовичу Шодину. Знаете такого?

– Конечно, это наш близкий друг… – Коля заказал еще одну бутылку вина. Я озабоченно посмотрел на своего друга. Лицо его порозовело. Движения стали более резвыми. Но в глазах появился какой-то недобрый лихорадочный блеск.

– Ну и хорошо, – Цветинский кивнул, – по всем вопросам с ним поговорите. Петр Вениаминович и я – считайте, одно лицо!

Все встало на свои места. Хитрый эфэсбешник Шодин купил себе карманного чиновника. С одной стороны, действительно хорошо, что это старый знакомый, – всегда можно договориться, с другой, зная Петра Вениаминовича, можно только предполагать о каких суммах пойдет речь. Этот старый крендель славился своей патологической жадностью. Говорят, он даже розы, выращиваемые в качестве хобби у своего коттеджа на Рублевке, поручил кому-то срезать и на местном рынке продавать. Чтобы зазря не пропадали.

Мы вышли из ресторана и распрощались с саратовским крестьянином. Его хитрая смуглая физиономия светилась самодовольством.

– Чего он сияет-то? – шепнул я на ухо Казаку. Тот пожал плечами.

– В Москву, значить, перебрался, – вдруг пояснил свое состояние сам Цветинский.

Меня передернуло. Сколько еще таких вот хитрых мужичков с черноземом под незнающими маникюра ногтями и несвежим нижним бельем вольются в наш бедный столичный кондоминиум? Они привезут своих добротелых жен, будут плодиться, расселяясь и захватывая все больше и больше пространства. Скоро уже не останется ни одного места в городе, куда можно будет придти, не боясь нос к носу столкнуться с провинциальностью.

Жизнь в Москве похожа на жизнь в любом крупном мегаполисе. Плотно упакованные будни. Встречи, планинги, обеды, кофе-брейки и переговоры. Анализ бизнес-планов. Сводящие с ума пробки на Садовом кольце и бульварах. Невнятная, булькающая, пропадающая мобильная связь. Вечер пятницы. Желание скрыться, исчезнуть, раствориться, хотя бы на пару дней. Безвольное движение по всем известным местам. Гордое преодоление фэйс-контроля в «Шамбале», «Цепеллине» и паре совсем уж закрытых заведений. Preparty-кафе, afterparty-клубы. Знакомые лица. Тысячи знакомых лиц. Разговоры, которые не назовешь общением. Пара таблеток Armani, полтора грамма кокоса. Немного виски или рома с колой. Молодое упругое тело в твоей постели поутру. Вялые попытки извращенного секса. SMS-сообщения: «umirayu, lyublyu!»; «poedesh v Mio?»; «ochen' tebya ho…:)»; «tvoy nomer visvetilsya na moem telephone, kto ti?:)».

Да я и сам не знаю, кто же я на самом деле. Вроде все просто: тридцать лет, совладелец рекламной фирмы «Сити 2000», не самой последней в городе, разведен, сын, девять лет, проживает с бывшей женой в оставленной мною им трехкомнатной квартире на Юго-Западе.

Только во снах все по-другому. Зовут меня, может, так же, внешне похож, только в руках моих по большей части не ноутбук, не руль Mercedes'a и не свернутая в трубочку стодолларовая купюра. В моих руках оружие: «узи», М16 или наш «Калашников». В моих руках базука или граната. И самое главное… Я не одинок. Со мной команда, и все в ней друзья. Во снах я отчего-то верю в дружбу. Рядом любимая. Она не просто красива, образ ее довольно смутен и размыт. Главное, что я чувствую, знаю, она со мной. Не только телом, но и душой, не только в мгновенья оргазмических судорог, но и просто в обычное время. Мы вместе громим офисы корпоративных гигантов, пускаем кровь механическим тиранам, продавшим сердце за теплое место в комфортабельном стойле, поднимаем рабов на борьбу. Кто ты, любимая, где мне найти тебя? И опять, снова и снова, этот ебаный вопросительный знак «почему?».