Упражнение в святости

Она меня внимательно слушает. Говорил ли я ей о ране? Память мне уже изменяет.

– Попытайся понять: под конец мне стало больно видеть тебя обнаженной. Это ранило меня, как ранит нечто непереносимо прекрасное. Ты чудо, венец творения, и я должен обучиться не просить твоей любви так, как если бы я мог вернуть ее тебе. Или миру. Я должен научиться терять мир в ту минуту, когда тебя нет со мной.

Такое впечатление, что она спит с открытыми глазами. Своей речью я усыпил ее. Я могу слушать, как она дышит в полутьме комнаты с закрытыми ставнями, видеть отсвет из окна на ее косичках.

– Теперь уходи, – ласково говорю я. – Ты сделала то, что от тебя требовалось.

Мне есть что еще добавить, но ее шаги уже звучат на террасе, и я говорю сам с собой.

– На мгновение ты заполнила собой пустоту, малышка. Ты можешь идти. На мгновение ты соединила две раздельные области: все великолепие земной красоты и мое стремление к тому, что больше не имеет ни имени, ни формы. Красота души. А помимо этого, выше или, на сей час, глубже, внутри моей бедной головы, способность достичь того, что не имеет иного названия, кроме обычной святости.

Как высказать все эти простые истины девочке, привыкшей раздеваться перед вами, чтобы позволить вам обрести искомое? Умей она выражать свои мысли, она тоже могла бы сказать: «Я и есть искомое».

В несчетный и теперь уже, возможно, в последний раз в своей земной жизни я прохожу террасой и выхожу к ветвям, стволам, траве. Снова пошел дождь: его увесистые капли мы получаем одновременно – и я, и растения, и это сближает нас, мы словно сливаемся в миге, которому нет конца. Замечу, что к тому времени, когда пошел этот очередной дождь, у меня во рту в течение нескольких дней не было маковой росинки, и от того я испытываю легкое головокружение, близкое к покою.

Любопытно: чтобы стать человеком, человек должен иметь свою, только свою историю жизни. Чтобы быть совсем уж правдивым, я должен признаться, что девочка, после того, как я ее окончательно отослал, вернулась, хотя я и не звал ее, постучала в мою дверь и захотела раздеться – сама. Я помешал этому, отговорив ее. Но эта нелепая сцена не убила во мне стремления к красоте. Несколько ночей подряд, закрывая в темноте глаза и пытаясь уснуть, по окончании этих дней и вечеров, когда я больше ничего не творил в себе и вокруг себя, кроме пустоты, в миг потери сознания я видел ее образ. Это ощутимый знак. А в другой раз, в последний, когда я буду не более чем гость своей непрозрачной оболочки, придет пора увидеть получше, чтобы вступить в грот без стен, что разверзнет передо мной свою пасть. И тогда я появлюсь на свет. Какой путь! Я иду, двигаюсь вперед… С матового тела девочки упали одежды, я вижу ее кожу, могу ее трогать, она светится перед окном, за которым дождь проливается на землю в мире, в котором меня уже не будет.