Не конец света (СИ)

Так и не увидела я больше беднягу. А Мусиного любимца увидела на следующий день. В мусорном ящике. Это когда дед мне сказал ведро вынести. Только, говорит, аккуратно, не рассыпь мусор. Чтоб сразу в ящик. Я встала на цыпочки, гляжу, а в ящике — замшевый бок и коричневые носочки на лапках. Я вниз опустила ведро, трогаю им котёнка, шевелю — без толку. Я заплакала и пошла домой. Дед говорит:

— В такую погоду люди не выдерживают, а ты по котёнку плачешь.

От людей только и слышишь, что они не выдерживают. Но котёнок-то и вправду умер. А я-то думала, с Мусей он не пропадёт. Муся теперь осталась одна. Худая, точно каркас в кружке «Умелые руки». Бывают такие каркасы из проволоки, один чуть-чуть обмотали тряпками, только начали — и получилась Муся, бывшая кошка-пантера.

— Котята пропали у неё — ишь, убивается! — чуть не плачет Марина Петровна.

Вторая бабушка говорит:

— Я вчера думала — сама пропаду. Уж дыма-то, дыма было…

— И верно, — сегодня меньше, — соглашаются с ней. — Сегодня как будто и меньше дыма. А вчерась — так ни дать не взять — конец света…

— Во-во! — кивает Марина Петровна. — Я думала, не иначе сейчас начнётся погибель наша. Дымно-то было так, что и с кровати встать не могла.

Видать, думаю, у неё тоже астма. Надо было вдохнуть лекарство. А она, оказывается, что сделала? Она рассказывает товаркам:

— Ну всё, приготовилась помирать. Легла поудобнее, чтобы дышалось, пока дышу. А потом думаю: как это я перед смертью в церковь-то не сходила? Собралась с силёнками, оделась. Идти страшно, когда впереди плохо видно. Ан нет, гляжу — купола-то виднеются. Только вошла я в храм, и вдруг такая жалость меня охватила ко всей нашей Земле. Как, думаю, не иначе всё разом кончится? Правнучка школу закончить не успеет…

Во, думаю, бабушка — кто про что, а она — про школу. Правнучку-то её, Ленку, я знаю. Мы в одном классе. Учится Ленка еле-еле, а в прошлом году целую неделю пропустила просто так. У её родителей в школу вызывали. Да будь Ленкина воля — она бы в школу вовсе не ходила.

Но я, конечно, ничего не говорю. Спорить со взрослыми — себе дороже. Да и жаль их. Ленкина прабабка говорит — чуть не плачет:

— И такие слёзы у меня в церкви потекли! Плачу и не могу остановиться. Женщина подошла, говорит: «Да у вас раздражение, вам от дыма глаза промывать надо!» А я плачу, и не в том дело, что меня дым заел, а в том, что не хочется мне конца света… Проплакалась я, вышла из храма, и чую — вроде бы, меньше дыма… И думаю: может, конец света ещё не сейчас?

При этих словах её лицо светлеет. Товарки глядят на неё с надеждой. Носами двигают, чтоб убедиться — верно, меньше дыма.

Никто не хочет, чтобы наступил конец света. Потому что, вроде бы, тогда мы все умрём, и некоторые говорят, что после начнётся какая-то ещё совершенно непонятная жизнь. Мы её даже представить сейчас не можем. Но всем дорога наша, понятная жизнь — кто знает, вдруг после конца света тебя разлучат с мамой, с Мишкой, с дедом, который хотя и вечно ворчит, но всё равно он мой дед, и я помню его, сколько себя саму помню. А Ленкина прабабка Марина Петровна не хочет расставаться с Ленкой. У её товарок, верно, тоже кто-то есть, кого они успели запомнить как следует. Вот они и молятся, чтобы не наступил конец света. А кошка Муся думает, что он уже наступил. Ведь у неё не стало сыночка-белыша. И приёмыша, которого она лапой била, тоже не стало.

Муся сидит под сухими ветками дерева. Оно не даёт прохлады. Листья на нём пожелтели и опадают. Они сворачиваются трубочками. И я думаю: на что-то это дерево сильно похоже. Потом вспоминаю: на Благодарное Растение. Мы так его называем. Я не знаю, как оно называется на самом деле. Это цветок, который мы случайно чуть не засушили. Он стоял за занавеской, его было не видно, и я забывала поливать. Мама спрашивает:

— Ты полила цветы?

Я отвечаю:

— А как же!

И только про один цветок я забывала. А после мама решила помыть окно, и вытащила в горшке засохший кустик. Ветки его с хрустом ломались, стоило их задеть, а листья вот так же свернулись в трубочку. Дед сразу же стал кричать, что мы убили растение, что нам ничего доверить нельзя, а мама потащила цветок в ванную, под струю воды. Дед говорил, что это без толку, я плакала — так жалко мне стало цветок.

И что вы думаете? Он ожил. Ветки налились соками, и выросли новые листья.

Мама всё говорила:

— Ну до чего благодарное растение, как оно откликается на заботу.

Мы его так и зовём теперь — Благодарное Растение.

И вот мне пришло в голову: а интересно, большие деревья поливают?

Спросила дома у деда. Он поглядел в окно и говорит:

— На такое дерево — так ведра два надо, как минимум.

— А-а, — говорю.

Пошла в ванную за ведром, а дед за мной идёт.

— Во-во, — говорит, — правильно вспомнила. Возьми-ка воды и протри полы в кухне и в комнатах.

Интересно, при чём тут это?

— Зачем? — спрашиваю.

А дед объясняет:

— Летом надо почаще влажную уборку делать. Тогда жара легче переносится.

Я ползаю под шкафами с тряпкой, Мишке говорю:

— Давай, помогай!

Он сразу, конечно:

— Что это я? Ты, Катька, сама виновата. Не надо было у деда спрашивать!

— А я что? — говорю. — Я ведь только про деревья спросила.

Мишка отвечает:

— Ты что, деда не знаешь? У него хоть про что спроси — он тебе работу придумает.

Вымыли мы полы. Надо, думаю, поскорей выходить на улицу, пока дед ещё что-нибудь не придумал. И Мишка вышел со мной. Во-первых, скучно ему, а во-вторых, я велела ему тоже взять ведро воды. Вышли мы с вёдрами на крыльцо, и что-то мне боязно стало, как бы старушки не заругали нас. Всё же я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь поливал деревья.

— Извините, пожалуйста, — говорю, — можно мы польём вот это дерево?

Они тут все засуетились:

— Конечно, конечно! Вот молодцы, мы, если мешаем, и пересесть можем вон к тому подъезду…

А одна бабушка говорит:

— Вы и у меня под окном деревцо полейте. Пойдёмте, я налью вам воды. Я живу на первом этаже, вам будет удобнее…

Марина Петровна тоже говорит:

— Тогда и шиповник полейте, вдруг он оживёт.

Мишка толкает меня в бок:

— Дурочка, зачем ты спросила? Мне вовсе нельзя тяжёлые вёдра таскать. У меня астма. Я только одно ведро с тобой вынести хотел.

— Ну, иди домой, — говорю. — Я сама, как-нибудь.

И тут гляжу — из-под дерева, от воды, кверху такая свежесть идёт, точно никакого конца света и не предвидится. До чего хорошо! Вот говорят, кошки не любят воды, а Муся улеглась на мокрую землю, вытянулась — мрр!

Ещё бы! Один шаг от засохшей земли, да полшага всего — а точно в другую страну попала.

Так понравилось мне поливать, что я бы и сама, без Мишки, всё сделала. Но он ходил поливать вместе со мной, хотя и ворчал, что у него астма. У бабульки на первом этаже мы наследили, но она сказала, что сама всё уберёт, и ещё дала нам по яблоку. Мишка яблоко на тумбочку положил и говорит:

— Я сейчас. Ещё один раз кустик полью…

Выходим опять с вёдрами, а там мама идёт. И сразу, конечно, ко мне:

— С ума сошла? Почему Мишка на улице, у него астма!

И к Мишке:

— Ты что, забыл, что тебе нельзя тяжести поднимать?

Мишка говорит:

— Это не я, это Катька придумала поливать деревья. А если девочка поливает, а мальчик нет, это же нехорошо…

Оказывается, это он потому, что мальчик, мне помогает.

Маме, конечно, ответить нечего — а всё-таки она начала:

— Да ведь испарится всё через пару минут…

Солнце-то и верно — какое… Мама от остановки еле дошла. Тем более, у неё астма.

Вдохнула она влажного воздуха, села на лавочку. Бабульки ей говорят, какие дети у неё молодцы, она молча кивает — дышит.