Пучок пуков (СИ)

2.ШУРА РЯГУЗОВА.

Ее звали Шурой. На лекции доктора  Ф., безотчетно грызшего ногти, она сидела на первой парте. Увидев однажды, что лектор удрученно рассматривает пальцы со сплошь обкусанными ногтями, сняла босоножку и, протянув к кафедре ногу, сказала матерински:

-  Можешь мои погрызть!

Это было в Таджикском Государственном университете на лекции по минералогии где-то в начале шестидесятых.

Незамужняя Рягузова жила в квартире напротив, и я ходил к ней смотреть чемпионаты мира по хоккею – родители не разрешали мне просиживать у телевизора да двух ночи, потому что в гостиной, где он стоял, спала сестренка, а двух телевизоров тогда никто не имел.

Рягузова, смотрела все матчи, даже аутсайдерские, и вела в блокноте карандашные записи, отмечая, кто и на какой минуте забил. Иногда, — очень редко, — открыв дверь на мой звонок, она говорила, что сегодня хоккея не будет, и за широкой ее спиной я видел  мужчину.

(следующие причины принуждают человека обкусывать ногти: хроническое эмоциональное напряжение, состояние разбалансировки гармоничного  телесного и чувственного развития. Образно говоря, в этом акте воссоздаётся  ситуация, связанная с его прошлым, его историей психологического развития, которая мешает жить ему в настоящем, когда «ДУША ССОРИТЬСЯ С ТЕЛОМ, НАПАДАЕТ НА НЕГО И ГРЫЗЁТ»).

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

3.ИСКАНДЕР ТАИРОВ

На первом курсе, на учебной геологической практике я проигрался в очко в пух и прах. Даже плавки на мне принадлежали Сашке Таирову, разбитному парню и сыну начальника Памирской геологоразведочной экспедиции. Однако я нашел выход из положения, потому что сам был начальником. Начальником Таирова. Играли мы в горах, в нижнем левом углу той самой площади, которую мой отряд должен был покрыть глазомерной топографической съемкой.

- Или ты возвращаешь мне все, или мы до вечера будем тянуть рулетку вон на ту гору, - сказал я подчиненному. - И, само собой разумеется, летально опоздаем на ужин.

- Так съемку все равно надо делать? - недоверчиво посмотрел Таиров.

- Мы сделаем ее без тебя. Тем более, с тобой мы только дурью маемся.

- По рукам! - расцвел Таиров. - Тем более, я мухлевал. Смотри, как это делается.

Через полторы минуты я приобрел навыки, поднявшие меня на уровень шулера средней руки. Таиров радовался моим успехам как ребенок.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

4.ФЕДЯ СЕВЕНАРД

Федя Севенард поспорил с Сашкой Таировым, что съест в один присест десяток сырых картошек. И съел. Но смешно было не то, как он это делал. Смешно было то, что Таиров заставил Федю выпить выигрыш - бутылку забористого портвейна - до последней капли и в один присест. Потом весь лагерь смеялся до упада: нескладный и несмелый Севенард, слова не умевший сказать твердым голосом, побил своего врага (к нему его отвел Таиров), потом признался в любви Томке Сорокиной (к ней его привел Таиров) и, в завершении всего, сделал строгий выговор начальнику лагеря, весившему раз в десять больше. Начальник, выпроводив Таирова вон, принял выговор с пониманием - отец Феди, построивший не одну ГЭС (а потом и питерскую плотину), был коротко знаком с Брежневым.

Через несколько лет Искандер Таиров погиб в маршруте.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

ВИЙ

(Из баек Делирии Тременс)

Студент Хома Брут, философ, закончив очередной курс, направился с друзьями по домам после основательной дружеской попойки. Ехали на перекладных электричках, после последней, глубокой ночью постучались в первый попавшийся дом поночевать. Хозяйкой представилась красавица; она позволила, но в разных комнатах, чтоб спать не мешали – в рюкзачках нежданных гостей звякала посуда, полная воспламеняющейся в желудках жидкости. Перед сном друзья посидели на завалинке, покурили и разошлись по трем сторонам. Хому хозяйка повела первым. Зайдя в комнату, тот повернулся к дверям, чтоб попрощаться с хозяйкой и рядом с ней увидел ее же, но старше лет на сто, то есть форменную ведьму.

- Мля, вот допился! Двоится уже с доплеровским эффектом! – сокрушился Хома и рухнул в услужливо придвинувшуюся кровать.

Через час крепкого сна, он проснулся, услышав заливистый девичий смех.

Открыв глаза, увидел  ведьму. Она, вся в старческих пятнах, была в белой шелковой короткой рубашке, в стрингах и балетных пачках. Позади нее корчила рожи хозяйка-красавица, голая и вызывающе белокожая.

Хома залился горючими слезами:

- Белочку схлопотал!.. В расцвете юношеских сил!

Вспоминая (лечащий врач говорил), что больные белой горячкой мгновенно впадают в гнев, выхватил из-под подушки верную свою бейсбольную биту и  поломал привидевшуюся парочку в пух и прах. После чего остыл, порылся в рюкзачке, раскопал в прокисшем белье четвертушку, водоворотом перелил ее в горло и  тут же забылся мертвым сном.

Очнулся он в пятом часу утра. Вспомнил все, поплакав с отчаяния, ринулся в Киев, в лечебницу, бывшую ЛТП – может, еще не поздно, может, вылечат?!

В Киеве ему не повезло – все лечебницы оказались платными, за  студенческую стипендию на врача можно было лишь в замочную скважину глянуть. Ну, взял беленькой на оставшиеся деньги и в общагу побрел, чтобы, значит, жизни себя лишить путем приема в организм смертельной этиловой дозы. И только он стакан опорожнил, только умирать улегся, как в комнатку его два мужика два на два вместе с ректором вломились и молвили коротко и строго, чтоб собирался студент немедля в дальнюю дорогу.

- Не, никуда не поеду, пьян-с вусмерть,- сказал Хома, в потолок троившийся обреченно уставившись.

- Поедешь, - легким движением накаченной руки поставил его стоймя один из мужиков, самый здоровый.

- Хорошо, - согласился понятливый Хома, слегка протрезвев. - Только скажите, куда и зачем.

- Дочка нашего хозяина давеча померла, и папашу своего просила, чтобы некий Хома  Брут, семинарист, отпел ее три раза.

- А что мне за это будет? – поинтересовался Хома, сообразив, что есть приоритет накоцать бабок на лечебницу.

- Думаю, десять штук хозяин даст.

- Пошли, - сказал Брут, рюкзачок за спину отправив.

*****************************************************

…В Кирове (Вятке) пошел покупать картину,  в каждом городе, принявшем меня, я покупаю на память картину. Ходил, ходил - ну все не то, все мазня. Со зла спросил художника: