Отступление из России

Подойдя к последнему ряду, он сразу понял по озабоченному лицу верзилы Жара, что тот не написал сочинения. Охваченный благородным порывом Рыжик был рад, что может оказать услугу своему врагу. Маневр удался и на этот раз. Он положил кипу тетрадей на стол, и когда учитель спросил его, все ли тетради он собрал, он ответил утвердительно:

— Да, мсье, все.

Тут верзила Жар встал и возвестил уверенным голосом:

— Мсье, я не выполнил задания.

Глухой ропот пронесся по всему классу, который с негодованием   воспринял   вероломство   верзилы   Жара.

Учитель поправил очки и на минуту задумался. Он не очень-то удивился тому, что Леон Жар не приготовил задания, но он строго осудил поведение Рыжика, который должен был сообщить ему об этом проступке.

— Пьер Шодэ, — сказал он, — встаньте. Я уличил вас во лжи. Вы злоупотребили доверием, которое я оказал вам. Отныне вы больше не будете собирать тетради ваших товарищей.

Рыжик, пунцовый от ярости, пытался протестовать. Учитель жестом заставил его замолчать и сказал, обращаясь к Леону Жару:

— Благодарю вас за вашу искренность, Леон Жар, и поэтому я вас не накажу. Вы видите, что искренность всегда вознаграждается. Но почему вы не выполнили ваше задание?

— Вчера у нас зарезали свинью.

— Я ничего об этом не слышал, — заметил учитель. — Мне кажется, у вас очень часто режут свиней. Во всяком случае, если вы не написали сочинения, у вас, очевидно, было достаточно времени, чтобы выучить урок по истории. Расскажите мне об отступлении из России.

У Леона Жара были самые общие представления об истории. Он ответил, что Наполеон был великим человеком. Скорее это было только общее впечатление, которое, отвечая на вопрос учителя, он не мог обосновать анализом фактов. В наказание учитель дал верзиле Жару  задание  переписать   одну   главу   из   учебника истории и предсказал ему мрачное будущее, полное угрызений совести и сожалений по поводу детства, проведенного в бездеятельности. Всю свою жизнь, изолированный от мира невежеством и глупостью, он с завистью будет слушать речи образованных людей, горько сожалея о том, что не смог пожать богатый урожай, предоставленный в его распоряжение попечениями просвещенного правительства. Верзила Жар, скрестив руки, слушал это предостережение с невозмутимостью, за которой отнюдь не скрывалось затаенного беспокойства. Учитель безнадежно пожал плечами и стал спрашивать других учеников. Но их ответы едва ли были более вразумительными.

Все знали, что между Францией и Россией была война, — в истории Франции все проводят свое время к войне, если не считать нескольких чудаков вроде Генриха Третьего, любившего играть в бильбоке, или Людовика Пятнадцатого, любителя кофе; все знали даже, что во время этой русской кампании стояла снежная зима, но не делали из этого решающих выводов.

Учитель, оскорбленный тем, что отступление из России не было оценено по достоинству, назначил коллективное наказание всему классу. Все ученики, не выучившие урока, должны были всю следующую перемену маршировать вокруг школьного двора.

Тем временем Рыжик проявлял явные признаки беспокойства. Вероломство Леона Жара потрясло его, лихорадочная ярость охватила его, сердце усиленно билось; ему не сиделось на месте. Думая, что опрос окончен, он щелкнул пальцами   и  несколько  раз  спросил:

— Мсье, можно выйти?

Учитель посмотрел на него удивленным, почти печальным взглядом. За время своего учительства он заметил, что обычно плохие ученики испытывали необходимость выйти во время урока, в то время как хорошие легко терпели до перемены. Пытаясь найти объяснение нетерпению Рыжика, он думал, что его лучший ученик, явно готовый сбиться с пути, хотел уклониться от рассказа об отступлении из России. Неодобрительно покачав головой, он дал разрешение. Но из глубины класса послышался громкий голос: верзила Жар протестовал, уверяя, что он попросил разрешения раньше Пьера Шодэ. Охваченный сомнением учитель боялся проявить несправедливость.

— Хорошо, — сказал он, — идите оба и скорее возвращайтесь.

Рыжик и верзила Жар с прискорбной стремительностью бросились к дверям и столкнулись. Леон Жар вырвался вперед и вышел первым. Весь класс, уставившись на дверь, с интересом следил за этой шумной возней. Возмущенный учитель хотел призвать обоих шалунов к порядку, но его не слушали, и он, ссылаясь на этот печальный пример, объявил, что впредь никто не будет выходить в туалет во время урока.

Во дворе Рыжик дал волю своему гневу и осыпал верзилу Жара горькими упреками:

— Никто из класса не поступил бы так, как поступил ты.

И он обозвал его ябедой, скотиной, подлецом и недоноском.

Верзила Жар, слушавший все упреки со спокойной, циничной улыбкой, внезапно возмутился:

— Недоносок? А ну-ка повтори, если не трус. Рыжик знал, что сила была не на его стороне. Он сдержался, стиснув зубы. Верзила Жар ухмылялся самым несносным образом.

Они вместе вошли в узкий зловонный сарай, толкаясь и обмениваясь вызывающими взглядами. Через минуту верзила Жар заметил высокомерным тоном:

— Я писаю выше, чем ты.

Он говорил правду; его превосходство было неоспоримо, но высокомерие, с которым он им похвалялся, было нестерпимо для Рыжика, который ответил, пожимая плечами:

— Ну и что из этого? Ты ведь на два года старше меня.

— Не в этом дело. Возраст здесь ни при чем. Вот хотя бы, я писаю так же высоко, как мой брат, а он только что вернулся из армии, ему двадцать один год.

Его недобросовестность была очевидной. Рыжик не преминул опровергнуть такое беззастенчивое бахвальство:

— Все, что ты здесь болтаешь, вздор… Так же высоко, как твой брат! Может, он не очень-то старается. Во всяком случае, должен сказать тебе одно, и нечего тут спорить: чем старше становишься, тем выше можешь писать. Уж это верно.

Он уже собирался вернуться в класс, но верзила Жар преградил ему путь к двери.

— Ты говоришь, что это вопрос возраста?

— Я это сказал и повторю еще раз.

— Если дело в этом, то почему же тогда шестидесятилетние не писают выше домов? Взять хотя бы нашего учителя: почему же он не писает выше мэрии, а?

Рыжик искал ответа, но трудно было опровергнуть аргумент, так строго логически обоснованный. Это доказательство от противного заставило его замолчать. Ему казалось, что арифметика изменила ему, что она уже больше не объясняла действительности. Оскорбленный в своем внутреннем понимании пропорциональных величин, он усомнился в силе разума.

— Вот видишь, — торжествовал верзила Жар. Он прибавил:

— Рыжие никогда не смогут писать высоко, это всем известно.

И он бегом вернулся в класс. Рыжик медленно последовал за ним и сел у подножия высокой акации, где он только что одержал победу. Он с отвращением смотрел на окна класса. Ему казалось, что густой мрак внезапно окутал всю школьную премудрость.

Боже мой, к чему учить деление, правописание и другие столь сложные науки? И к чему быть первым по арифметике или по географии, если все эти знания не смогут восторжествовать над наглой недобросовестностью какого-то Леона Жара?

Стоит ли быть прилежным учеником, гордящимся своим знакомством с великими умами, чтобы видеть, как истина высмеивается и оскорбляется с помощью логики, и не иметь возможности протестовать?

Он встал, охваченный злобой, и нехотя поплелся в класс.

Учитель встретил его строго:

— Пьер Шодэ, вы попросили разрешения выйти, чтобы посидеть под деревом?

Рыжик вернулся на свое место, даже не сославшись на головную боль, что было бы вполне естественно. Учитель, раздраженный его молчанием, продолжал угрожающе-ироническим тоном, призывая в свидетели весь класс:

— Несомненно, мсье Шодэ надеялся, что длительное отсутствие освободит его от необходимости высказать свое личное мнение об отступлении из России.

Ученики угодливо засмеялись, громче всех верзила Жар. Скрестив руки на парте, Рыжик с презрением смотрел на это угодливое веселье на его счет. Лицо его побледнело от печали и гнева, и веснушки еще ярче проступили на молочной коже.