РоковаЯ ошибка

— Привет! Не возражаешь, если я рядом сяду? Мне бы хотелось поговорить.

Она улыбнулась, а сердце заныло: он изменился мало. Только появилась седина на висках, да легкие морщинки разбегались от глаз. Женщина пожала плечами:

— Пожалуйста.

Поднимаясь по лестнице рядом, он не сводил с нее глаз:

— Ты почти не изменилась, только в глазах что–то незнакомое появилось. Спокойствие, что ли?

Настя слегка улыбнулась:

— Я больше из–за мужчин не переживаю, вот и спокойна!

Он вздохнул и замолчал. Столы в зале, по разрешению администрации, сдвинули и расселись за ними. Стульев не хватило. Из курилки внесли две скамейки, из кухни еще пять табуреток и кое–как поместились. В ожидании заказа разговаривали, вспоминали школьные годы, учителей, рассказывали о нынешней жизни. Николаев действительно сел рядом с Настей. Наклонился к ней и спросил:

— Как жизнь? Чем занимаешься?

— Работаю. У меня все нормально. Ты как?

— По–разному. Женился пять лет назад. Взял женщину с ребенком, да что–то не ладится у нас…

Он замолчал. Официантки накрыли столы, появились вино и водка. Саша спросил:

— Тебе водку или вино?

— Только вино.

Он наполнил рюмки. Все встали. Андрей Северцев произнес небольшую речь, помянув тех, кого уже нет, добрым словом и пожелав всего самого наилучшего живым. Выпили, разговоры стали еще оживленнее. Калинина чуть пригубила вино и поставила рюмку. К ее уху склонилась голова соседа и прошептала:

— Я сожалею обо всем. Я так жалею, если бы ты знала!

Женщина повернула голову и спокойно произнесла:

— Не надо, Саша! Мы с тобой давно уже не дети.

Выпили еще пару раз. Разговоры за столом не смолкали ни на минуту, временами перемежаясь громкими взрывами хохота. Северцев предложил сфотографироваться всем вместе. Дружно вышли из ресторана. Толпой выстроились на дороге, мешая движению. Настя почувствовала чужую руку на плече. Прежде, чем сбросить, повернула голову. Саша стоял рядом и грустно глядел на нее. Его губы тихо прошептали:

— Я все эти годы не могу сбросить с души груз вины. Может, хоть теперь, ты меня выслушаешь и простишь!

Она слегка дотронулась до его руки:

— Хорошо. Мы поговорим.

Вернувшись в ресторан, лихо опрокинула рюмку вина, так как и у самой на сердце была буря из боли и чувств. Николаев не отходил от нее ни на шаг. Настя чувствовала, что пьянеет все больше, но останавливаться не хотелось. Саша сидел рядом и молчал, а ей было так хорошо сейчас. Изредка она бросала на него короткие взгляды, пытаясь понять, каким он стал. Когда соседи ушли танцевать, спросила:

— Что произошло тогда, Саша? Когда я болела, ты писал такие ласковые письма! Поддерживал на расстоянии, а когда вернулась, ты дружил с Ленкой Комковой и на меня даже внимания не обратил. Словно не было тех писем в течение года. Ни в одном письме ты не упомянул о Ленке. Знаешь, какой шок я испытала тогда, на выпускном? Неужели ты испугался моей болезни, но ведь меня вылечили.

Он глядел на нее:

— Не знаю, как объяснить… Я и сейчас этого не понимаю. Словно туман какой–то налетел. Ты, наверное, слышала, что в Афгане я получил тяжелую травму? Ленка меня сразу бросила и писать перестала, как только узнала, что я в госпитале и у меня задет позвоночник. Я хотел тебе написать, но мне было стыдно. И когда встал на ноги через два года — несколько раз принимался за письмо и не решился его отправить…

Разговор оказался тяжелее, чем она предполагала. Он замолчал, собираясь с мыслями. Женщина видела, как ему тяжело, взяла за руку:

— Пойдем, потанцуем…

Он шел рядом и молчал. Она чувствовала, как подрагивают его пальцы в ее ладони. Подошли к танцующим парочкам. Настя нерешительно положила свои ладони ему на грудь, а когда он обнял ее в танце, тихо сказала прямо в ухо:

— Какой же ты дурачок! Да и я тоже не лучше. Когда тебя тетя Нина домой привезла, я хотела прийти и предложить взять меня в жены, но это было не по правилам. Я боялась, что ты снова оттолкнешь и не решилась…

Его руки при последних словах притиснули ее вплотную. Мужчина несколько раз как–то странно дернулся. Настя подняла глаза — Николаев плакал. Она предложила:

— Давай выйдем?

Все так же держа его за руку, протискивалась сквозь галдящую, смеющуюся толпу к выходу. На площадке лестничного пролета остановились. Настя оглянулась, вокруг никого не было. Подняла руку и стерла слезы с его щек. Отвернулась к окну. Долго глядела на улицу. Оба молчали. Наконец она повернулась и тихо сказала:

— Мы оба сделали ошибку. Если только это тебя угнетает, знай — я давно тебя простила. Мне было больно, но я поняла, что жизнь и такой бывает.

Саша закурил, предложил сигарету ей:

— Ты куришь?

Она отрицательно покачала головой. Присела на подоконник и спросила:

— Чем ты занимаешься, если не секрет?

— Инженер–связист. А ты?

— Помощник оператора на киностудии.

Николаев удивился:

— Ничего себе! Не ожидал! — Задумчиво потушил сигарету и спросил: — Я могу тебя сегодня проводить?

Настя улыбнулась:

— Можешь, если хочешь! А сейчас пошли танцевать, чтобы не вызывать не нужного интереса.

Они вернулись в зал. Танцевали и смеялись. На сердце у обоих стало легче, хотя в душах царило смятение. Оказалось, что они оба ничего не забыли за это время. Натанцевавшись, всей компанией вернулись за столы, еще немного посидели и поговорили. До двенадцати ночи сидели в ресторане, а потом решили все вместе пройтись по центру города. Дождя не было и на улице стало тихо и тепло. С одной стороны Настю подхватил под руку Николаев, а со второй Северцев. Андрей хохотнул:

— Ох уж мне этот Николаев! Весь вечер от тебя ни на шаг не отходит. Поговорил сам, дай другим поболтать. Не тебе одному интересно, чем наша Настенька занимается. Тут Людка с Иркой мне сказали, что ты с кино связана. Правда?

— Правда.

— Тогда, может быть, ты проведешь у нас тематический вечер на тему «Как снимается кино»?

— А где это, «у вас»?

— В школьном трудовом лагере. Я ведь там методист–инструктор. Разные лекции читаю, а тут живой человек, который связан с кино. Ребята с ума сойдут от радости. Так что, согласна? Не надейся, не отстану. Ты меня знаешь.

Настя вздохнула:

— Знаю. Хорошо знаю. Ладно, будет тебе лекция! Завтра приходи к нам вечером, обсудим. Надеюсь, не забыл, где я живу?

— Договорились! — Северцев сразу же исчез. Уже из толпы крикнул: — Калинина, запевай! Мы еще не забыли, кто был запевалой в школьном хоре!

И Настя «выдала»:

— Окрасился месяц багря–а–а-а-анцем….

Сильный голос полетел над спящей площадью. Потом подхватили остальные:

— Поедем красо–о–отка ката–а–а-аться…

Целый час они ходили толпой по городу и пели, потом потихоньку толпа начала редеть. Один за другим одноклассники исчезали в темных улицах и переулках. Ни один фонарь не горел в городе, кроме центра. Настя тоже решила уходить, тихо сказала Саше:

— Я домой. Если передумал, можешь не провожать.

Вместо ответа он обхватил ее за плечи и увлек в темноту. Они исчезли неожиданно для всех. Как только свет фонарей и шумевшие одноклассники остались позади, Николаев утащил ее в тень раскидистого вяза у редакции. Крепко обняв, несколько раз беспорядочно поцеловал и сбивчиво прошептал:

— Настя! Что же мы наделали? Настя!.. Я так виноват перед тобой!

От его слов закружилась голова. Она обняла его за шею, закрыла глаза и опустила голову ему на плечо. Калинина долго молчала, не в силах говорить. Он тоже молчал, лишь прижимал к себе все крепче…

Они начали дружить с восьмого класса. Сидели вместе за одной партой. Николаев никогда не дергал ее за волосы, не бил линейкой, не писал про нее на доске разную ерунду и не прятал портфель, как другие мальчишки. Они жили на разных концах города, но занимались в одной спортивной секции — оба увлекались лыжами. Вместе пару раз ездили на соревнования. Саша начал провожать ее после тренировок домой. Мальчишка всю дорогу шел молча и лишь возле ее дома хмуро бросал: