Русские шахматы

Сегодняшняя партия, затеянная в ожидании ЕЕ писем, не заладилась с самого начала. Он чувствовал, понимал: нервы напряжены до предела. Из-за долгого молчания любимого человека; из-за огромного, разделявшего их пространства; из-за неуверенности в счастливом исходе зыбких отношений…

Каждый раз, обдумывая очередной ход, Гроссмейстер то и дело отвлекался: проверял почтовый ящик, переживал его пустоту, гадал о причинах и гнал точившую ревность. Гандикап великого шахматного таланта позволял в любую минуту переломить поединок, лишь стоило оградить себя от посторонних мыслей. Собравши волю в кулак, он и в самом деле взялся за эндшпиль — наметил хитрую комбинацию из остатка фигур и стал стремительно воплощать мастеровитый замысел…

И воплощал до той поры, пока не вздумал сызнова обратиться к «Входящим».

В папке лежало ЕЕ свежее письмо.

И все перемешалось — расчетливые ходы стройной тактики мигом растворились в возможных ответах противника; логика задуманной комбинации утеряла ясность. Душой завладело трепетное предчувствие; подрагивая от нетерпения, указательный палец щелкал по клавише мыши…

«Прости, я на минутку.

Пожелать тебе спокойных снов.:)

До завтра. И… не обижайся»

Он долго сидел в необъяснимом оцепенении, не веря своим глазам. В памяти с вальяжной фанаберией, точно издеваясь над ним, проплывали красноречивые обещания из предыдущего письма…

— Спокойных снов, — усмехнулся Гроссмейстер, очнувшись от тягостного забытья.

Он не знал покоя ни во сне, ни наяву с тех пор, как познакомился с НЕЙ. Потому сие пожелание вкупе с ехидно улыбавшимся смайликом сейчас показалось особенно циничным.

В кабинетном сумраке встрепенулось пламя зажигалки, затлел огонек сигареты, к монитору поплыл синеватый дым…

Водрузив на голову наушники, он наобум ткнул курсором в какую-то композицию…

«Солнце светит мимо кассы,

Прошлогодний снег еще лежит…»

Шахматное поле из теплого дерева аккуратно упрятывало под собой ровный квадрат мягкого зеленого сукна, нарочито выказывая взамен правильную рябь черно-белых клеток. Следовало закончить партию — оппонент томился в ожидании ответного хода.

А ситуация на доске складывалась запутанной и такой же безнадежной, как отношения с НЕЙ…

«…Все на свете из пластмассы,

И вокруг пластмассовая жизнь…

Тянутся… хвосты…»

Мастер сделал свой ход, почти не задумываясь. А, исполнив его, внезапно осознал, что окончательно упустил преимущество.

Через несколько минут соперник без труда свел партию к ничьей.

И в тот же миг внезапная догадка, давненько тлевшая в укромном уголке сознания, вспыхнула и раскаленной иглой пронзила сердце. «Все правильно!.. Гости, застолье, алкоголь… — позабыв поблагодарить оппонента, он отвернулся от монитора и поджег новую сигарету. — Гости ушли и теперь ОНА во власти вожделений мужа. И, возможно, своих… Все правильно! Потому и попрощалась в самом начале ночи, а не под утро, как обычно…»

Сразу же вспомнились и предыдущие, внезапные исчезновения его бесценной и единственно любимой женщины с точно такими же игривыми короткими извинениями и с неизменными пожеланиями приятных снов. Торопливая веселость, что сквозила в тех коротких записках, теперь представлялась частью издевательской игры. Да и себя он вдруг ощутил удобной игрушкой — этаким стойким оловянным солдатиком, что бессменным постовым торчит у монитора, без конца проверяет почту и готов в любую удобную для НЕЕ минуту подхватить беседу.

— Но ведь человек в ответе за того, кто любит его больше жизни, — шептал мужчина, выдвигая ящик письменного стола. — Да-да, в ответе!.. Если, разумеется, сам хоть немного любит. А иначе… Иначе можно поступать и так…

И перекатывая в ладони игральную кость — обычный белый кубик с черными углублениями на гранях, на память процитировал ЕЕ последнее письмо.

Ничья в шахматной партии по его Правилу приравнивалась к поражению. И сейчас следовало определить цвет нынешней неудачи. Цвет мог быть либо белым, либо черным. В тех редких случаях, когда Гроссмейстер признавал победу соперника, цвет определялся мастью его проигравших фигур. Сейчас все зависело от заветного кубика — нечетное число означало белый; четное — черный.

Кость покатилась по бархатистому сукну. Гулко стукнулась о край доски, отскочила; вильнув в сторону, описала дугу…

Мужчина с ледяным спокойствием провожал взглядом замысловатое движение.

Задев авторучку, кубик волчком завертелся на одном месте. Наконец, утратив энергию, замер.

Застыл, безмолвно взирая на результат, и Гроссмейстер… Такого в его практике еще не случалось — кубик не лежал плоской гранью на столешнице, а необычным образом остановился на своем овальном, чуть срезанном углу.

Недоуменно качнув головой, хозяин кабинета ненадолго вышел и вернулся, неся в руке две бутылочки пива. Снова усевшись в кресло, для чего-то срезал бритвой уголок этикетки на одной из бутылок и аккуратно открыл ее же пробку. После чего взгляд его нашел на столе упаковку сильнейшего снотворного…

— Расчехляйся, — экономя дорогое время, бойко скомандовала жрица любви.

Однако сидевший за рулем автомобиля мужчина не поспешил подчиниться.

— Послушай, — с неохотою молвил он, — а давай-ка, просто посидим без исполнения твоих… обязанностей.

— Это как? — изумилась девица.

— Да вот так. Посидим в уютной темноте, покурим, помолчим… Сколько твоего времени я оплатил?

— Ну… обычно за такую сумму мы работаем с клиентом не более часа.

— Вот и отлично, — кивнул странноватый мужчина.

Выудив из-за спинки правого сиденья две бутылочки пива, с неторопливой внимательностью осмотрел одинаковые этикетки, точно выискивая известную лишь ему особенность и… поддев пробку зажигалкой, решительно протянул открытую емкость миловидной соседке.

— Угощайся. Надеюсь, не возбраняется на работе?..

— Без проблем, — довольно отозвалась та, с наслаждением сделав первый глоток.

Мужчина последовал ее примеру и приложился к горлышку второй бутылки.

— А бандерше своей… или как там ее величают?.. — улыбнулся он, — скажешь, мол, обслужила. Клиент доволен.

— Как хочешь. Хозяин — барин, — пожала плечиками шатенка.

Он высадил «ночную бабочку» в том же месте, где и подобрал часом раньше — на одном из перекрестков улицы Красных фонарей.

Скоро машина свернула во двор его дома, нашла ярким пучком фар свободную стоянку; двигатель затих, погасли габаритные огни. Однако сам Гроссмейстер не торопился покидать салона. В правой руке снова оказалась небольшая бутылочка с еще недопитым светлым пивом.

Мысли настойчиво возвращались к далекой любимой женщине, уж верно спавшей после бурных, любовных утех…

На самом деле он никого не убивал. Никогда в его доме не водилось эфира, шприцов, ядов, отравленных сигарет и прочих опасных для человеческой жизни вещиц. Все это, включая придуманное шахматное Правило, лишь возгоралось ослепительным, да недолгим пламенем в воспаленных, болезненных фантазиях. Чужая смерть, даже от начала до конца вымышленная, всегда доставляла неистовое душевное страдание — ими он и наказывал себя за допущенные ошибки в партиях, приводившие к редким, досадным поражениям.

Но сегодня, доведенный до отчаяния, Гроссмейстер впервые решился исполнить Правило до конца, до его логического финала. Проклятый кубик не показал определенного результата, и жертвой не могла стать ни блондинка, ни брюнетка. Потому и выбрал третий вариант — искал нечто среднее, неопределенное. Шатенку…

Практики уличных знакомств он не имел; различные маски искусно надевал исключительно в причудливых химерах; да и автомобилей до сего дня угонять не доводилось. Оттого, пребывая в сумрачном настроении, колесил по ночному городу на своей машине… Пару раз везло — взгляд натыкался на молоденьких девочек с нужным цветом волос. Но стоило сбросить газ, как душа холодела от мысли, что сердце одной из них перестанет биться по его злой воле.