Любовь и так далее

Но Оливер — не тот случай. Его вряд ли можно назвать знаменитым, правильно? И тем не менее, он говорит о себе «Оливер», как будто он олимпийский чемпион. Или шизофреник, прошу прощения.

ОЛИВЕР: Ваше мнение по поводу реструктуризации государственных долговых обязательств по международному транспортному коридору «Север-Юг»? О перспективах евро? Об улыбке на хищном лице экономики «азиатских тигров»? Как на ваш взгляд: торговцы ценным металлом уже изгнали беса всеобщей паники в связи с возможным падением цен на золото? Я даже не сомневаюсь, что у Стюарта есть свое мнение — здравое, твердое и весомое — по любому из этих вопросов. Занудный он все-таки малый. Впрочем, ставлю шесть знаменитых бельгийцев, что сам он себя таковым не считает. Наверняка полагает себя личностью интересной и во всех отношениях достойной. Светоч здравого смысла, оплот добродетели и т. д. Но при полном отсутствии самоиронии.

ДЖИЛИАН: Послушайте, перестаньте. Вы, оба. Хватит уже. Так ничего не получится.

Какое, вы думаете, вы производите впечатление?

ОЛИВЕР: Что я вам говорил? Поезд подходит к станции, чух-чух, пых-пых…

ДЖИЛИАН: Если мы снова все это затеяли, то давайте играть по правилам. Никаких разговоров между собой. Тем более, мне пора. Кто поведет Софи на музыку?

ОЛИВЕР: Джилиан, если вам вдруг интересно, почетный член общества «Догадайтесь».

СТЮАРТ: Свинина не интересует? Экологически чистая, с настоящим вкусом мяса? Кстати, где вы находитесь — территориально?

ОЛИВЕР: Шестерых, кроме Сименона? Легко. Магритт, [7] Сезар Франк, [8] Метерлинк, [9] Жак Брель, [10] Дельво [11] и Эрже, [12] создатель Тинтина. Плюс — в качестве pourboire [13] — пятьдесят процентов от Джонни Холлидея.

ДЖИЛИАН: Перестаньте! Что один, что другой — оба хороши. Никто же не понимает, о чем вы, вообще, говорите. Знаете, что? По-моему, нам следует объяснить ситуацию.

СТЮАРТ: Оба хороши. По-моему, это спорное утверждение. Тем более при сложившихся обстоятельствах.

Хотя я согласен. Кое-что следует объяснить. На самом деле, Френк Айфилд был не австралийцем. Может быть, он жил в Австралии, но родился он в Англии. В Ковентри, если на то пошло. И пока не закрыли тему: «Я помню тебя» — песня Джонни Мерсера, написанная лет за двадцать до Айфилда. Почему, интересно, снобы от культуры всегда с презрением отзываются о вещах, о которых понятия не имеют?

ОЛИВЕР: Объяснить ситуацию? А нельзя это как-нибудь отложить до Dies Irae, [14] пока какой-нибудь гидро-пенисуальный зловредный черт не проткнет нас своим измерительным стержнем, а ящер с головой летучей мыши не намотает наши кишки на лебедку? Объяснить ситуацию? Думаешь, нужно? У нас тут не семейное телевидение, и уж тем более — не римский Сенат. Ну, хорошо. Убедила. Тогда я первый.

СТЮАРТ: Почему это Оливер первый? Как это типично по-оливеровски. Тем более любой специалист по маркетингу знает, что первый рассказ всегда запоминается лучше.

ОЛИВЕР: Чур, я первый. Чур, я первый.

ДЖИЛИАН: Оливер, тебе сорок два. В таком возрасте «чур» уже не говорят.

ОЛИВЕР: Тогда не улыбайся мне так. Чур. Чур, чур, чур и еще раз — чур. Ну, давай, рассмейся уже. Ты же хочешь. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.

СТЮАРТ: Если это — альтернатива для средних лет, то я выбираю последнее. Формально или неформально.

ОЛИВЕР: Ага, маркетинг! Моя всегдашняя ахиллесова пята. Ну, хорошо, пусть начинает Стюарт, если ему это принципиально. Начинающий эстафету первым несет палочку истины. Только смотри, не урони ее, Стю-малыш! И не выбегай за пределы своей дорожки. Ты же не хочешь, чтобы нас всех сняли с соревнований уже на первом этапе. Дисквалификация нам не нужна.

Ладно, пусть первым будет Стюарт. Мне все равно. Но у меня есть одна просьба, и вовсе не из эгоманьячных соображений, своекорыстия или правил маркетинга, а исключительно на основании этикета, искусства и страха перед банальным. Пожалуйста, не называй следующую главу «Как все было». Пожалуйста, не называй. Я тебя очень прошу. Ну пожалуйста.

2. Как все было

СТЮАРТ: Я не уверен, что смогу хорошо рассказать. Обязательно где-нибудь собьюсь и начну пересказывать события не в том порядке. Но вы уж, пожалуйста, потерпите и не судите строго. Потому что мне кажется, так будет правильно — чтобы сначала рассказывал я.

Мы с Оливером вместе учились в школе. Он был моим лучшим другом. Потом я работал в клиринговом банке. А он преподавал английский как иностранный. Я познакомился с Джилиан. Она была художником-реставратором. Она и сейчас художник-реставратор. Мы познакомились, мы влюбились друг в друга, мы поженились. Я ошибочно думал, что это — конец истории, хотя это было только начало. Я так думаю, я не единственный. Многие совершают такую ошибку. Слишком много мы смотрим фильмов и слишком много читаем книг, мы слишком верим родителям. Все это было давно, десять лет назад, когда всем нам было чуть-чуть за тридцать. Теперь нам… нет, вижу-вижу, что вы вполне в состоянии подсчитать самостоятельно.

Она ушла от меня к нему. Вернее, Оливер ее увел. Просто взял и увел. Сделал так, чтобы Джил в него влюбилась. Как? Не знаю и знать не хочу. Ни сейчас не хочу, ни тогда не хотел. Одно время, когда я начал что-то подозревать, меня мучил вопрос: спят они или нет. Я и у вас спрашивал, помните? Умолял, чтобы вы мне сказали. Буквально напрашивался на однозначный ответ: они ведь спят, правда? Я помню. Но вы мне тогда ничего не сказали, и теперь я вам очень за это признателен.

Я тогда был слегка не в себе. Но это вполне объяснимо, правда? Меня можно было понять. Я боднул Оливера головой в лицо и сломал ему нос. А в день их свадьбы я заявился без приглашения в ресторан, где они отмечали событие, сам того не желая, устроил сцену и испортил им праздник. Потом я уехал в Америку. Устроил так, чтобы меня туда перевели от фирмы. В Вашингтон. И что самое забавное, единственный человек, с кем я поддерживал связь из оставшихся в Англии, — это мадам Уайетт. Мать Джилиан. Единственный человек, который был на моей стороне. Мы переписывались регулярно.

Потом я ездил во Францию, чтобы с ними увидеться. Вернее, чтобы увидеть их. Потому что я-то их видел, а они меня — нет. Я видел тот показательный бой, который они устроили посреди улицы. Оливер ударил ее по лицу, а все соседи делали вид, что не смотрят на них через щелочки в занавесках. И я в том числе. Я стоял у окна у себя в номере, в маленькой деревенской гостинице прямо напротив их дома.

После этого я вернулся в Америку. Даже не знаю, чего я ожидал от той поездки — и что она мне дала, — но одно знаю точно: мне она не помогла. Стало ли хуже? Не знаю. Но легче определенно не стало. Наверное, все дело в ребенке. Ребенок меня добил. Если бы не ребенок, может быть, все обернулось бы по-другому.

Не помню, говорил я вам или нет, что после того, как мой брак распался, я стал покупать секс за деньги. Мне вовсе не стыдно в этом признаться. Пусть другим будет стыдно, что они так со мной обращались. Проститутки называют свою работу «делом». «Ну что, делаем дело?» — таков был обычный вопрос, предваряющий все остальное. Не знаю, говорят они так до сих пор или нет. Я больше не пользуюсь их услугами.