Святая дева Кэти

Рурк вышел за калитку понаблюдать за ними издалека. Он смеялся настолько самозабвенно, что они поняли, – помощи они не дождутся. Внизу, на земле, Кэти рыла почву и выбрасывала огромные куски торфа, тем самым демонстрируя свою силу. Брат Пол бросил в нее ветку, но она разодрала ее на мелкие щепки и втоптала в землю своими мощными копытами, все время кося на них желтые глаза и ухмыляясь.

Два монаха сидели на дереве и с испугом смотрели вниз, головы их вросли в плечи, и они крепко вцепились в свои сутаны.

– Ты влепил ей хорошую затрещину по носу, – сказал брат Колин.

Брат Пол посмотрел на свою ногу и затем на толстое рыло Кэти.

– Пинок моей ноги может сбить с ног любую свинью, но не слона, – заметил он в ответ.

– Нельзя ссориться со свиньей, – предложил брат Колин.

Кэти свирепо вышагивала под деревом. Долгое время братья сидели тихо, угрюмо очищая одежду. Брат Пол, размышляя над их незавидным положением, заметил:

– Какая же это свинья? Это же настоящий дьявол.

Пол принялся изучать ее с новым интересом. Потом он поднял перед собой распятие и жутким голосом закричал: – ИЗЫДИ, САТАНА!

Кэти содрогнулась, как будто могучий ветер пронесся над ней, но, однако, перешла в нападение. – ИЗЫДИ, САТАНА! – снова прокричал Пол, и Кэти получила новый удар, но по-прежнему осталась несломленной. В третий раз брат Пол произнес заговор для изгнания нечистой силы, но Кэти уже оправилась от первого потрясения. Это был слабый эффект, как возгорание сухих листьев на земле. Обескураженный брат Пол взглянул на Колина.

– Воплощение дьявола, – произнес он печально, – но не сам дьявол, иначе это чудовище взорвалось бы.

Кэти точила свои зубы с отвратительным удовольствием.

– Перед тем, как мне в голову пришла мысль об изгнании дьявола, – задумался Пол, – я вспомнил о Данииле во рву львином. А возможно ли такое со свиньей?

Брат Колин смотрел на него, полный страха.

– В характере льва могут быть разные пороки, – заспорил он. – Но, может быть, львы не такие еретики, как свиньи. Всякий раз, когда возникает трудная ситуация для благочестивых людей, всякий раз появляется лев.. Посмотри на Даниила, посмотри на Самсона, посмотри на огромное количество мучеников, которые находятся в списке «Жития святых»; и я могу назвать немало историй людей, лев – зверь, специально созданный для святошей и ортодоксов. Если лев фигурирует во всех тех историях, это, должно быть, потому, что изо всех животных он наименее поддается силе религии. Я думаю, что лев, должно быть, создан как мораль с выводами. Это зверь, за которым стоит иносказание. Но эта свинья реальна, и я не помню, чтобы свинья признавала другую силу, кроме затрещины или ножа у горла. Все свиньи, а эта свинья в особенности, очень упрямые и самые греховные из всех животных.

– Однако, – ответил брат Пол, мало обращая внимания на сказанное, – если у тебя есть нечто, что ты мог бы сделать во имя церкви, будет очень плохо, если ты не воспользуешься этим, будь то лев или свинья. Изгнание дьявола не работа, но это еще ничего не значит. – Он начал разматывать веревку, которая служила ему поясом. Брат Колин смотрел на него с ужасом.

– Пол, дружище, – закричал он. – Брат Пол, во имя Господа Всемилостивого, не ходи к ней!

Но Пол даже не смотрел в его сторону. Он размотал свой пояс, привязал к концу цепь распятия, потом, наклонившись, откинулся назад и повис, уцепившись ногами таким образом, что полы его сутаны закрутились вокруг головы. Пол опустил пояс, как удочку на рыбной ловле, и подвесил железное распятие перед мордой Кэти.

Кэти бросилась вперед, топча и чавкая, готовая схватить крест и растоптать его. Она была разъярена, как тигр. Как только она дотронулась до креста, резкая тень от него упала на нее, и крест отразился в желтых глазах. Кэти замерла, как вкопанная. Воздух, дерево, земля содрогнулись в неожиданной тишине, пока добро боролось c грехом.

После этого две крупные слезы медленно выступили на глазах Кэти, и, прежде чем вы успели бы это осознать, она распростерлась на земле, перекрестилась правым копытом, стеная в жестоком раскаянии за свои злодеяния.

Брат Пол держал крест целую минуту, прежде чем снова влезть на сук.

Все это время Рурк наблюдал за происходящим из своей калитки.

С того дня он больше не был дурным человеком: вся его жизнь в этот момент круто изменилась. В самом деле, он рассказывал эту историю снова и снова тем, кто хотел ее услышать. Рурк утверждал, что за свою жизнь никогда не видел ничего подобного.

Брат Пол поднялся и встал на сук. Он выпрямился в полный рост. Затем, жестикулируя свободной рукой, он стал читать Нагорную проповедь на прекрасной латыни, а Кэти стонала под деревом. Когда он закончил, стояла полная и святая тишина, нарушаемая рыданиями раскаивающейся Кэти.

Сомнительно, имел ли брат Колин характер истинного служителя церкви воинствующей.

– Ты… ты считаешь, теперь безопасно спуститься вниз? – заикаясь, поинтересовался он.

Вместо ответа брат Пол обломил ветку и бросил ее в лежащее животное. Кэти, рыдая, подняла глаза, полные слез. Желтые глаза, где прежде были злоба и ненависть, стали золотыми от раскаяния и страдания. Братья спустились с дерева, снова протянули веревку через кольцо в носу Кэти и продолжили свой нелегкий путь с преобразившимся существом, послушно бежавшим позади.

Новость, что они привели свинью Рурка, вызвала такое возбуждение, что когда брат Пол и брат Колин вошли в ворота аббатства М., то они обнаружили толпу ожидающих их монахов. Монахи скорчились от смеха, увидев жирные бока Кэти, все они теребили ее с разных сторон. Неожиданно в этом плотном кольце появился отец Бенедикт. Он так улыбался, что Колин был просто уверен в своей колбасе, а Пол – в похвале. Затем к ужасу и потрясению всех присутствующих, Кэти, переваливаясь, неуклюжей походкой подошла к купели перед дверьми часовни, окунула правое копыто в святую воду и перекрестилась. Все потеряли дар речи. В наступившей тишине прозвучал суровый голос отца Бенедикта. Он был в гневе.

– Кто сделал эту свинью новообращенной?

Брат Пол гордо выступил вперед:

– Я сделал это, отец.

– Ты дурак, – сказал аббат.

– Дурак? Я думал, вы будете приятно удивлены, отец.

– Ты дурак, – повторил отец Бенедикт. – Мы не сможем заколоть эту свинью. Она – христианка.

– «Больше празднеств на небесах»… – начал быстро цитировать брат Пол.

– Тихо, – оборвал его аббат. – У нас очень много христиан, но мы испытываем недостаток в свиньях.

Хватило бы на целую книгу, если рассказывать о тысячах постелей больных, которых посетила Кэти, об утешении, которое она принесла во дворцы и хижины. Она сидела у одров скорби, и ее золотые глаза несли облегчение страдальцам. Некоторое время говорили, что из-за ее пола она якобы должна была покинуть аббатство и перейти в женский монастырь. Но, как заметил аббат, надо только один раз взглянуть на Кэти, чтобы убедиться в ее невинности.

Последующая жизнь Кэти была длинной вереницей подвигов благочестия. И вот однажды, утром праздничного дня, братья начали подумывать, уж не святую ли приютила их община.

В то утро, о котором идет речь, пока гимны радости и благодарные молитвы звучали из сотен набожных уст, Кэти поднялась со своего места, подошла к алтарю и с ангельским выражением стала грациозно кружиться, словно в танце. Это длилось час и еще сорок пять минут. Собравшиеся смотрели с восхищением и изумлением. Это прекрасный пример того, как жизнь святого может быть такой совершенно земной.

С той поры аббатство М. стало местом настоящего поклонения. Вереницы паломников прибывали в долину и останавливались в таверне, хозяевами которой были монахи. Ежедневно в четыре часа пополудни Кэти появлялась в воротах и благословляла их. Если кто-то был болен скарлатиной или трихинеллой, она своим прикосновением излечивала всех. Полвека спустя после смерти она была включена в Святцы.

Было предложено назвать ее Святой Девой Кэти. Меньшинство возражало, аргументируя это тем, что Кэти не дева, так как в грешные дни у нее было потомство. Большинство отвечало, что это не имеет особого значения. Очень мало дев, как говорят, были девственницами.