Шаги за спиной

настаивали. Хотелось ещё потянуть время.

Трое чужих отошли от костра. Валерий сразу поймал их взглядом и вел без большого удовольствия. Впереди шел мальчишка в белых штанах и белой майке, очень молодой и очень пьяный. Все трое подошли, остановились, постояли и, не говоря ни слова, пошли назад. Пашка привстал.

- Не обращай внимания, - сказал Валерий, - просто напились, со всеми бывает. Ты их знаешь?

Пашка не ответил.

Прошло ещё минут пять. Теперь шел только один - тот, в белых штанах. Он обошел вокруг костра и снова ничего не сказал. Он только пялился на девочек.

- Ну? - сказала Юлька, - че надо?

Остальные промолчали.

Пашка привстал снова.

- Не обращай внимания, - сказал Валерий, - пусть уходит.

Мальчик в белых штанах ушел.

Гена начал говорить что-то насчет хамства, и заметно было, что он любит поговорить.

Пашка втал и направился в сторону чужого костра. Он был почти трезв и, похоже, шел с самыми вежливыми намерениями. Впрочем, кто его знает, он всегда заводился неожиданно.

Он быстро вернулся и его лицо было злым.

- Ну все, - точно заметила Юлька, - пора уходить.

Она поднялась и начала натягивать полосатую юбку. Под юбку надела брючки; они ей совсем не шли - цветом и формой напоминали двух дождевых червей.

Мальчик в белых штанах пришел в третий раз. Опять ни слова не говоря, он стал у костра (а костер уже из прозрачного стал плотным оранжевым светом - скоро ночь), расстегнул пуговицу и стал мочиться в огонь. Девушки его ничуть не смущали. Закончив процедуру, он заявил:

- Я тут главный. Я тут живу.

Его язык заплетался.

Пока все приходили в себя, подошел ещё один, постарше и повыше ростом. Похоже, он был ещё не пьян. Его глаза смотрели внимательно, с тем выражением, с которым смотрят на знакомых.

- Ребята, вы его извините, - сказал он. - Но у него сегодня день рождения. Восемнадцать лет. Я его сейчас заберу, вы не обижайтесь. Человеку осенью в армию. Последнее лето на свободе.

Пашка пробормотал вроде "защита и оборона" и получил ещё один внимательный взгляд, лично для себя.

Белоштанного потянули за руку, но он вырвался.

Пашка снова встал.

- А я тебя, - кричал именинник, - а тебя я порежу, вот тебя, с усами! - он вытащил из кармана нож.

Нож был обычный, перочинный, совсем маленький. Лезвие входило в металлическую ручку. Таким даже карандаш нормально не заточишь. Именинник довольно долго вынимал лезвие, потом зажал нож в кулаке и стал размахивать им направо-налево, широкой дугой. Было видно, что он едва держится на ногах (как гнилой царизм, по выражению классика - толкни и завалится). Он кричал что-то неразборчиво, об усах. Пашка стал отходить к краю песчаного склона. Здорово испугался. Даже его голос стал другим - писклявым и плачущим.

- Смотрите, - Пашка обращался ко всем сразу, - у него нож, правда нож! Сейчас же будет плохо! Вы что, не понимаете?

Чужой парень взял именинника за плечо и придавил.

- Юра, пошли!

- Не-а.

- Значит, нет? -