Сломанный мир (СИ)

— Видимость еще можно вытерпеть. Но то, что внутри – это просто запредельный ужас. Она называет себя доброй феей, но это та еще ведьма.

— И что вы такое знаете, что не знаем мы?

— Ничего большего. Просто я более трезво смотрю на вещи. Да сами вы все знаете, — нетерпеливо сказал Иван Ильич, давая понять, что разговор закончен.

Главный начальник над наукой и образованием

Орест Анемподистович приехал в региональное правительство, где у него была назначена встреча с одним очень загадочным человеком. Борух Никанорович Свинчутка, как говорили, за свою жизнь успел побывать и депутатом высших органов представительной власти, и министром, и преподавал в Америке, где якобы, даже был принят за мертвого и похоронен, а потом обнаружили пустой гроб… Даже в областном центре российской глубинки он ухитрялся занимать такую должность, которой не существовало больше ни в одном региональном правительстве России – начальник Главного Отдела по Вопросам Науки и Образования. Аббревиатура из этих заглавных букв вкупе со словом «начальник» украшавшая золотую табличку на двери кабинета Свинчутки шокировала всех, кроме него самого.

— Борух Никанорович, но ведь над вами смеются! – попробовал однажды воззвать к его разуму губернатор, странным образом зависимый от старого чиновника, и никогда не смеющий ему перечить.

— Оно‑таки хорошо! – довольно ответил Свинчутка. – Во–первых, внимание людей от того, что я делаю, отвлекается на название, а это уже хорошее прикрытие. Во–вторых, пусть они попробуют сказать, что название подразделения, которое я возглавляю не соответствует осуществляемой им деятельности!

Борух Никанорович контролировал областное министерство образования и взаимодействие правительства области с советом ректоров. Странным образом он был накоротке с очень многими людьми в администрации Президента России, федеральном Министерстве образования, как старший товарищ общался с министром, который реализовывал многие из его советов.

— Таки он послушался меня, что нужно начинать переход на преподавание в высшей школе на английском, пока на уровне деклараций, — довольно потирая руки, рассказывал старик губернатору, с которым вечерами частенько ужинал. Продуктовый набор – всегда один и тот же – водка, сало и маца – вызывал у главы региона чувство легкого отвращения, но он пересиливал себя и ел, а Свинчутка, видя, как неприятно его сотрапезнику, заметно веселел и ел с удвоенным аппетитом.

— Борух Никанорович, а что это нам даст?

— Многое, Сергей Ильич, очень многое. Во–первых, образование на чужом языке автоматически воспитывает мироощущение жителя колонии, и отношение к нации, носительнице английского языка, как к метрополии. Во–вторых, скольким талантливым людям, не имеющим способности к изучению иностранных языков, мы закроем дорогу к высшему образованию. В–третьих, мы создадим русский аналог бейсика, еще более примитивный, чем в ЮАР, и приучим тех, кто будет считаться местной элитой, думать на нем, а, соответственно, это будет очень скудное и примитивное мышление. С учетом того, что мы внушим элите, что нельзя терпеть никого, кто окажется умнее их, все талантливые люди в этой стране будут гонимы…

— Но хорошо ли это? – осторожно сказал губернатор.

— Не знаю, — просто ответил Свинчутка. – Я не мыслю категориями – хорошо и плохо. Кстати, вы вызвали ко мне того человека, о котором мы говорили?

— Мэра Мухославска?

— Да, сколько раз говорить, у нас в регионе Министерство готовит объединение вузов в федеральный университет и мне нужен достойный кандидат на пост ректора.

— Но, он ведь даже не кандидат наук…

— Глупости какие, — раздраженно махнул рукой Свинчутка, открыл портфель и показал губернатору несколько десятков незаполненных диковинных дипломов с подписями и печатями. – Вписываю его имя, затем в течение трех дней Министерство образования готовит приказ о нострификации, и вот он уже доктор наук. Делаю также с другим – вот он и профессор.

— А что это за бумажки? – поинтересовался Петр Сергеевич.

— Дипломы одного из дружественных нам государств, которые пропали в ходе боевых действий, — спокойно ответил Борух Никанорович. – А электронные базы данных уничтожил Вилки Ликс, представляете, какой ужас!

— Представляю, — тихо сказал губернатор, который все больше боялся этого старика.

А тот все чувствовал:

— Да вы не бойтесь, я не мистер Линс…

— Кто это? – суеверно вздрогнул Сергей Ильич.

— О, это был мой американский друг, которого погубила одна очень симпатичная молодая леди, кстати, она сейчас единственная доктор права в Америке, которая не знает, что написано в Конституции США! – и Свинчутка беззвучно рассмеялся. – Кстати, в отношении английского: вы ведь так напряглись, потому что сами его не знаете?

— Ну, я…

— Я и сам его не знаю, у меня голова не помойка. Я был единственным профессором в американском университете, который преподавал с переводчиком. Так вот: нас не интересует, если кто‑то будет глупее установленной нами планки. Таких людей даже можно поощрить… Хотите стать почетным доктором какого‑нибудь из англоязычных вузов? – и старик опять засмеялся. – Но об этом мы поговорим потом. Завтра утром я жду у себя мэра Мухославска, не забудьте!

И уже в восемь утра Орест Анемподистович, которому в три часа ночи позвонил губернатор, стоял у двери, к которой была прикреплена красивая табличка со странной надписью, не зная, что ожидать от человека, у которого обязанности секретаря выполняет руководитель региона.

В учительской

В учительской мухославской средней школы было многолюдно. Отмечали день рождения учителя труда Петра Семеновича. Сергей Ильич Зотов, учитель математики, выпив четвертую рюмку вновь вернулся к своей излюбленной теме: бедственному положению города:

— А все почему? Потому что ничтожество нами правит!

— Тише, — шикнула на него Нина, молодая учительница русского языка и литературы. – Сейчас Эльза зайдет и будешь потом на улице права человека отстаивать, уволенный по статье за пьянку в учебном заведении и служебное несоответствие…

— Да не боюсь я ее, Ниночка! – махнул рукой Зотов, залпом проглотил пятую рюмку и продолжил: — Нет, ну вы скажите сами, откуда этот Мухин у нас взялся?

— А правда говорят, что он в лихие девяностые рэкетир был? – испуганно спросила молоденькая биологичка Люся.

— Рэкетиром! – презрительно сморщился Сергей Ильич. – Это сейчас он стал рэкетиром, а в лихие девяностые ему десяти лет не было! Какой рэкетир в десять лет?

— Ну, почему, — вмешался Петр Семенович, — я так слышал, что это с детства его страсть – отбирать чужое. Говорят, что уже в девять лет он начал у первоклассников мелочь отбирать, с этого и «поднялся»…

— Вот гнида! – полувосхищенно прошептала Люся, воображение которой поразил мальчик, который «поднялся» до мэра, начав отбирать у маленьких деньги, которые родители дали им на завтраки.

— Так как же он сюда попал? – заинтересовалась и Нина.

— Знал кому поклониться, кому лизнуть, — выпив седьмую уже рюмку, бормотал Зотов, — никого не любил, никого не жалел, делал все, что скажут. Я думаю – это у него только первая ступенька…

— Что это у вас тут такое? – раздался строгий голос директора.

— Да вот, Эльза Марковна, у меня день рождения, — испуганно начал оправдываться Петр Семенович.

— Ну, хорошо, Петя, у тебя день рождения, но это не повод устраивать из школы притон! Люся. Нина, вы молодые девушки, постыдитесь: нашли себе компанию – двух старых пьяниц! А ты, Сергей Ильич, как напился: вот сдам тебя в вытрезвитель, а?

— Не сдашь, Эльзочка, — игриво пробормотал вконец опьяневший учитель математики. – Ты же такая зайка!

— Зайка? Дурак ты, Сережа, — засмеялась директор школы, но почему‑то подобрела: — Ладно, чего с дурака взять! Петр Семенович, отведите его домой, а то и правда в милицию попадет. А вас, девочки, чтобы я больше в компании этих пьяниц не видела.