Лики времени

В любое время Всеволожский мог вызвать свою возлюбленную, отправиться с нею куда угодно — в ресторан, в творческий клуб, в гости, летом поехать вместе на курорт, — уверенный в ее ненавязчивости и в абсолютном бескорыстии. А что может быть лучше, отраднее для независимого, привыкшего к свободе мужчины?

Узнать номер телефона Всеволожского и в самом деле оказалось совсем не трудно. Ольга позвонила:

— Помните, «Вечерняя Москва»?

— Как будто бы, — снисходительно промолвил Всеволожский. — Так что же дальше?

— А дальше — беседа с вами, — отважно сказала Ольга.

— Хорошо, — сказал Всеволожский. — Приходите, завтра в это же время можете прийти?

— Конечно, могу, — ответила Ольга и стала записывать его адрес, который он продиктовал.

Всеволожский жил в одном из переулков неподалеку от Белорусского вокзала. Две комнаты затейливо обставлены, на окнах бархатные, малинового цвета, портьеры, повсюду безделушки, всякого рода фигурки из фарфора и бронзы, с потолка спускается клоун в васильковом камзоле, прикрепленный к люстре, стены увешаны фотографиями в красивых рамках. Уют, комфорт, относительный порядок, а вернее, художественный беспорядок.

— Располагайтесь, — приветливо произнес он и стал набивать трубку табаком из нарядного деревянного ящичка, стоявшего на журнальном столике.

Ольга села, поджав под кресло ноги. Минуту назад, на лестнице, она с досадой заметила: «пополз» чулок на правой ноге, надо же так, только-только надела…

Всеволожский с равнодушием поглядывал на нее, попыхивая трубкой. Она чувствовала это его равнодушие, но не сдавалась, привычно шла напролом.

«Надеюсь, не попросит удостоверения, — постаралась она себя успокоить».

Не раз приходилось ей читать в газетах всевозможные интервью с различными деятелями, не раз видеть по телевизору журналистов, подносящих близко к лицу своего собеседника кругленькую грушу микрофона. И она начала задавать Всеволожскому разнообразные вопросы, подобные тем, которые слышала по радио и телевизору, а он солидно отвечал ей, то и дело чиркая спичкой, чтобы разжечь гаснущую трубку.

— Кто-то скучает по вас, — вдруг заметила Ольга. Всеволожский удивленно взглянул на нее.

— Ну да, есть такая примета, — пояснила Ольга, чуть покраснев. — Когда гаснет папироса или трубка, стало быть, кто-то скучает…

И как бы в ответ на ее слова раздался телефонный звонок. Всеволожский снял трубку, пророкотал густым баритоном:

— Алло, да, я слушаю…

Придвинул к себе аппарат поближе, и брови недовольно сошлись вместе.

— Почему? — спросил сумрачно, помолчал, потом произнес: — Ну, как знаете. В таком случае, всего доброго…

Положил трубку, снова стал чиркать спичками. Ольга догадалась, звонила его «мадам», чем-то его раздосадовала. Интересно — чем?

Всеволожский смотрел на нее отсутствующим взглядом, должно быть, мысли его были в этот момент далеко.

— Так, значит, — он привстал слегка.

— Да, да, — заторопилась Ольга, кладя исписанный блокнот в сумочку, поднимаясь с кресла. Она мучительно боялась, что он заметит злополучную стрелку на чулке. — Большое спасибо, на днях, если разрешите, зайду, покажу, что получилось.

— Я вам и так верю, — рассеянно промолвил Всеволожский. Он проводил ее до порога, вежливо пожал руку и быстро захлопнул дверь.

«Наверно, торопился поговорить по телефону с тем или, верней, с той, кто звонил ему давеча…»

Однако Ольга снова позвонила и снова пришла к нему, хотя Всеволожский еще раз повторил:

— Я вам верю, к чему вам беспокоиться?

— Нет, все-таки поглядите, — настаивала Ольга. — Очень прошу вас!

Сидела рядом с ним, чуть касаясь его плечом, следила, как он читает аккуратно отпечатанные страницы.

Одета она была на этот раз хорошо, одолжила у Нины, закадычной подруги, импортный свитер с широким воротником, который в определенной среде назывался «черепаховая шея», на ногах безукоризненные чулки и красивые туфли фирмы «Саламандра», тоже из Нининого гардероба, косынка на плечах под цвет глаз. Дома, перед тем как уйти, глянула на себя в зеркало, осталась довольна. Вид что надо, не придерешься!

Но Всеволожский снова был мыслями далеко, небрежно пробежав глазами то, что она написала, кивнул головой:

— Все нормально…

Разжег трубку, глянул на Ольгу искоса. Она догадалась, ждет когда она уйдет.

«А вот и не уйду, — вдруг решила Ольга. — И не жди, не дождешься!»

Сложила вместе ладони. Окинула его преданным взглядом, ни дать ни взять примерная пай-девочка, послушная во всем.

— У меня к вам просьба…

— Да? — он любезно повернулся к ней. — Извольте, слушаю вас…

— Знаете, я пишу…

— Что вы пишете?

— Прозу, повести, рассказы. Я беру темы из жизни, показываю чувства людей. Это главное, вы не находите? Но извечные человеческие чувства, как мне думается, нередко неглижируются писателями, а ведь именно об этих чувствах и требуется писать, именно они интересны читателям, всем, кого ни возьмете, старым и молодым. Не правда ли?

Ольгу, что называется, несло. Мгновение назад она еще не знала, что будет говорить. И вот внезапно для самой себя придумала и пошла-поехала…

— Понятно, — сказал он. — Выходит, жизнь подкидывает вам темы, и вы пишете об извечных человеческих чувствах?

Непонятно было, шутит ли он или говорит серьезно. Она постаралась улыбнуться как можно более простодушно.

— Ведь такие вот чувства не стареют, не правда ли?

— Бесспорно, — вежливо согласился Всеволожский и посмотрел на часы. А она все не уходила.

— Прошу вас, может быть, поглядите как-нибудь, скажете свое мнение? Мне особенно важно знать именно ваше мнение, ведь вы понимаете, как никто…

Закадычная подруга Нина, говоря о мужчинах, утверждала: «Их можно взять только двумя вещами: хорошим харчем и лестью. Только на это они падки, все, какие есть, от дворника до академика…»

— Вы такой проницательный, — продолжала Ольга. — Такой, такой… — Запнулась на миг, словно бы в поисках нужного слова и вдруг выпалила как бы в припадке искреннего волнения и восторга: — Такой талантливый, просто даже иногда страшно становится, как это у вас так получается…

— Да будет вам, — он махнул тяжелой белой кистью. — Выдумываете невесть что. Наверное, ни одной моей статьи отроду не читали?

— Кто? Я?

Ольга даже на миг слов лишилась. Уж она-то сумела основательно подготовиться, недаром целых два вечера пропадала в библиотеке, просмотрела его работы, посвященные Радищеву, Карамзину, Кукольнику…

И тут же отчеканила выученную загодя фразу:

— «Кукольник редко доверял людям, был крайне осторожен, недоверчив, это был скорей его недостаток, но во всяком случае, как утверждал он, ему зато редко приходилось разочаровываться в друзьях, как то бывало со многими его однокашниками…»

— Однако!

Глаза Всеволожского, как она и ожидала, блеснули интересом.

— Однако, неужели даже запомнили наизусть? Вот уж поистине не ожидал!

— У меня хорошая память, — призналась Ольга. — А если меня что-то привлекло в книге, я непременно выпишу и запомню…

— Мне бы вашу память, — сказал Всеволожский.

Может быть, Ольга понравилась ему в эту минуту или просто пожалел ее, понимая, что ничего-то она не успела еще узнать, нигде не была, никого стоящего, кроме него, Всеволожского, не видела, и вдруг предложил:

— А что, если мы с вами пойдем пообедаем куда-нибудь?

— Когда? — стараясь приглушить свою радость, спросила Ольга.

— Да хотя бы сейчас…

«Куда-нибудь» оказалось не так уж далеко — Центральный Дом литераторов. Ольга впервые оказалась в нарядном красивом зале, где на окнах были цветные витражи, где вдоль стен шоколадного цвета, покрытых каким-то старинным благородным деревом, вились ступени затейливой лестницы и за каждым столиком сидели сплошь одни знаменитости…

— Это дубовый зал, — сказал Всеволожский. — Как, нравится?

— Еще бы! — ответила Ольга.

— Выбирайте, — Всеволожский положил перед нею меню в изумрудного цвета обложке. — Что вашей душеньке угодно?