Труды и дни Ахматовой

Анна Ахматова”.

Вы цитируете очерк Сергея Бондарина, он описывает очередь у магазина на Кузнецком мосту, в которой ранним утром стояли жаждущие купить “Бег времени” – последнее прижизненное издание Ахматовой. К этому я могу кое-что добавить.

Вполне возможно, что Бондарин наблюдал скопление людей у магазина, который именовался “Книжная лавка писателей”. На первый этаж там пускали всех желающих, а на второй, где продавались самые дефицитные издания, могли заходить лишь члены Союза писателей и их доверенные лица.

Так вот, в декабре шестьдесят пятого Анна Андреевна, а она, как помним, находилась в Боткинской больнице, попросила меня поехать в писательскую лавку и получить двадцать экземпляров “Бега времени”, которые были приготовлены для нее.

Поднявшись на второй этаж, я увидел довольно большую очередь, состоящую из московских литераторов, – каждый из них имел право купить один экземпляр книги Ахматовой.

Я встал в очередь, а передо мною оказался Сергей Васильевич Шервинский. Мы с ним вступили в беседу, я даже помню, о чем у нас шла речь – о стихотворении Мандельштама “Холодно розе в снегу…”.

Но вот настал мой черед, и, к удивлению присутствующих, дама по имени Кира Викторовна завернула мне 20 экземпляров “Бега времени”. В очереди начался ропот, но продавщица объявила:

– Это – для автора.

И я покинул лавку, сопровождаемый взглядами, в которых читалась зависть.

В своем “Кратком послесловии” Вы пишете: “Автор старался поменьше говорить от себя, побольше давать слово делегатам прошедших эпох, услышать речи и доклады, реплики и апарте, вздохи и пени людской молвы”. Я могу засвидетельствовать, что Вам это удалось в полной мере. Но я дерзаю предложить Вам несколько расширить то, что говорится о двух персонажах Вашего повествования.

Вы дважды цитируете критика Н. Маслина, а также приводите отзыв А. Борщаговского об этом человеке: “… из культпропа ЦК был изгнан за непростительный бытовой проступок, трудоустроен в ИМЛИ им. Горького, но, разучившись работать, спился и скоро перестал обременять собой культуру и советское литературоведение”.

А я к этому могу добавить следующее. Ахматова много раз при мне говорила, что тот самый доклад Жданова, который мы все знаем и помним, сочинили два критика – Рыбасов и Маслин.

Я, помнится, рассказал об этом профессору А.В. Западову, и он сказал:

– Фамилии ты называешь правильные.

И еще об “одной делегатке прошедших эпох”, это – единожды Вами упоминаемая С.А. Толстая-Есенина. Я хочу привести отрывок из воспоминаний моего отца – Виктора Ардова (Великие и смешные. М., 2005): “Анна Андреевна дружила с внучкой Льва Толстого – Софьей Андреевной Толстой-Есениной. Она была лет на десять моложе Ахматовой. Иногда Толстая приходила к нам, чтобы навестить Анну Андреевну. И вот случилось как-то, что я вышел из дома с этой гостьей. У нас завязалась беседа о Толстом, о Ясной Поляне, где Софья Андреевна директорствовала многие годы… (Кстати, лицом она была похожа на деда – тот же русский нос, те же небольшие и злые серые глаза, тот же неукротимый темперамент и желание все сделать по-своему…)

И вот по дороге я рассказал Софье Андреевне, что у Ахматовой есть претензии к ее великому деду, что поэтесса далеко не безоговорочно почитает Льва Николаевича. Софья Андреевна с огромным интересом слушала меня.

Я спросил ее: говорила ли с ней об этом когда-нибудь сама Ахматова? Она ответила так:

– Никогда! Но я чувствовала то, о чем вы мне сказали. Ее сдержанность, когда речь заходила о Толстом, была подозрительна…”.

Засим, дорогой Роман Давыдович, еще раз примите мои поздравления по случаю выхода в свет замечательной книги.

Призываю Божие благословение на Вас, Ваше милое семейство и Ваши труды!

Протоиерей Михаил Ардов