В концертном исполнении

Что ж до свалившихся на голову Телятникова неприятностей (и Сергей Сергеевич это ясно осознавал), начало им было положено переездом на новую квартиру. Саму старуху он не винил, хотя при жизни состоял с ней в отношениях весьма прохладных. Как ученый-физик Телятников начисто отметал возможность вмешательства привидения или духа усопшей — сам-то он на Германна явно не тянул, но порой, в минуту слабости, и его посещала мыслишка, что не все здесь чисто. Смеха ради, и больше для развлечения, он зашел в библиотеку и просмотрел кое-какую литературу о ведьмах, но сходства с покойной не нашел. По характеру Ковалевская скорее подходила на роль инквизитора.

Мысленно возвращаясь к началу неприятностей, Сергей Сергеевич вспоминал, как в первый же день с потолка их новой квартиры на него обрушился столб воды. Вот так, ни с того ни с сего, без всякой с его стороны провокации. Следом за водой весьма странно повела себя люстра чешского стекла. Сорвавшись с крюка, она вопреки закону тяготения едва не угодила в голову зазевавшегося доцента. После случившегося Телятников долго еще ходил, втянув шею и опасливо поглядывая на потолок. Со временем выяснилось, что все эти странные природные явления, включая произвольный перелет предметов и работу холодильника в режиме микроволновой печи, были каким-то образом связаны с темой обмена квартиры, являвшейся, очевидно, запретной. Впрочем, даже молчавшего Телятникова в порядке профилактики стало бить током, и не только от розеток, что было еще как-то объяснимо, но и от таких завзятых изоляторов, как его собственная зубная щетка и презервативы. Часто это случалось не ко времени. Выяснилось также, что стихийные природные явления не имеют ничего общего со справедливостью, подвергая наказанию исключительно хозяина квартиры. Лишь однажды, когда Анна первой заговорила о переезде, в нее полетел предмет, да и то подушка. Зато на всех ее платьях и халатах с пистолетными хлопками начали отстреливаться пуговицы, а всевозможные пояса и тесемки беспрестанно развязывались.

— Он влюбился в тебя! Он в тебя влюбился и ест меня поедом! — орал доведенный до белого каления Телятников, однако на вопрос Анны: «Кто он?» — Сергей Сергеевич ответить не мог и лишь затравленно озирался по сторонам. Теперь, прежде чем открыть рот, он тщательно продумывал все, что намеревался сказать, и это во всех отношениях шло ему на пользу.

Естественно, делались попытки обсуждать тему обмена иносказательно и даже на ломаном английском и с помощью пальцев, но все эти уловки моментально разгадывались, и наказание следовало неотвратимо. В качестве легкого дружеского предупреждения из настенных часов разом, как блохи, выпрыгивали все шестеренки, а телевизор вдруг начинал говорить по-китайски. И ничего, и вполне можно было бы приспособиться и смотреть, если бы по всем программам показывали что-то, кроме рекламы американского слабительного. Все эти выходки и вывихи природы делали жизнь совершенно невыносимой, а обмен и срочный переезд — первейшей необходимостью.

Чтобы хоть как-то передохнуть и привести нервы в порядок, супруги Телятниковы решили пожить в своей старой комнате в коммуналке, но не тут-то было! Стоило им появиться в родной квартире, как запахло паленым: маленький аккуратный пожарчик выжег их комнату целиком, не пожалев ни мебели, ни обоев, и тихо погас сам собой на пороге общественного коридора. Сергей Сергеевич сидел в кухне на табурете и плакал, и смеялся навзрыд, пока вызванный на место событий домоуправ не заставил его выпить полноценный стакан водки, чем снял стресс, но ситуацию не изменил ни на йоту. После этого инцидента друзья как-то разом перестали предлагать пожить у них, и по-человечески этих людей можно было понять. Анна тоже, случалось, плакала, но было в происходившем и нечто льстившее ее самолюбию. Не стоит и говорить, что пресловутую проблему пытались обсуждать по телефону и на улице. В результате телефонный аппарат стал обычным семизначным набором соединять их с Нью-Йорком, с районом Брайтон-Бич, где все говорили по-русски, но не с американским акцентом. Большим сюрпризом явилось для Телятниковых и появление астрономических счетов за международные переговоры, тяжким бременем легших на скромный семейный бюджет. Что ж до попыток поговорить на открытом воздухе, то ноги Сергея Сергеевича были сплошь искусаны как бродячими, так и вполне добропорядочными собаками, бегавшими до произнесения им сакраментальных слов по своим собачьим делам. В местной поликлинике, где делают уколы в живот от бешенства, Сергея Сергеевича величали исключительно по имени-отчеству, а не как всех прочих — «товарищ укушенный».

В дополнение ко всему появились еще и трудности другого рода, сделавшие невозможной интимную близость супругов. Никакой, по мнению доктора, патологии — а вот не получалось, и точка! Доходило до смешного — и они смеялись, но внутреннее напряжение росло, и Сергей Сергеевич начал всерьез беспокоиться за свое психическое здоровье…

Именно обо всех этих неприятностях и думал, прогуливаясь перед центральным корпусом института, доцент Телятников. Время было обеденное, и студенческий народ высыпал погреться на солнышке, почувствовать, что и вне учебных аудиторий есть жизнь. До начала лекций оставалось больше часа, и Сергей Сергеевич с удовольствием подставлял теплым лучам свое бледное, выцветшее за зиму лицо. Умного вида студенты почтительно с ним здоровались, не потерявшие еще привлекательности студентки мило улыбались в тайной надежде, что это им зачтется во время приближавшейся сессии, и Телятников гордо плыл по этому морю всеобщего уважения и трепета. О сложившейся своей репутации изверга и педанта Сергей Сергеевич был прекрасно осведомлен, собственный образ ему нравился, и все в жизни было бы хорошо и прекрасно, если бы не осложнявшие ее домашние неприятности.

«Что-то надо делать! Что-то немедленно надо предпринять! — думал Сергей Сергеевич, пощипывая на ходу свою аккуратную докторскую бородку и пугая взглядом робких первокурсников. — Может быть, все это лишь игра теории вероятностей? — в который раз спрашивал он себя и тут же, как ученый, отметал несостоятельную гипотезу. За всем разнообразием разнузданных случайностей явно угадывалось нечто злопыхательски-единое, связанное с обезумевшей квартирой. — Надо съезжать! Надо во что бы то ни стало съезжать! Так вот просто прийти домой, взять Анну за руку и уйти, якобы на прогулку. И не вернуться! А где жить — найдется!»

Приняв такое ясное и четкое решение, Сергей Сергеевич внутренне приободрился и даже принялся насвистывать нечто отдаленно напоминавшее арию тореадора. Не в меньшей степени радовал его животной радостью и предстоящий обед, который он честно заслужил, прогуливаясь на свежем воздухе. Поднявшись по ступеням родного института, Телятников готов был уже взяться за ручку массивной двери, как вдруг заметил в двигавшемся студенческом потоке некоторое оживление, центром которого был странно одетый тщедушный человечек. В видавшем виды ватнике и захватанной пальцами кепчонке он производил впечатление инородного тела, неизвестно как затесавшегося в яркую толпу молодежи. Расталкивая студентов и как бы гоня перед собой волну, человечек держал курс прямо на Телятникова. Цель его была настолько очевидна, что Сергей Сергеевич остановился и даже сделал шаг навстречу незнакомцу. «Скорее всего, родитель какого-нибудь оболтуса, — классифицировал человечка Телятников, — будет просить за своего недоросля, напирать на старушку мать и рабоче-крестьянское происхождение. Может случиться, что и взятку предложит», — готовясь дать отпор, предположил доцент, но на этот раз ошибся. Зыркая наглыми глазами и вращая на ходу кончиком розоватого, по-кроличьи подвижного носа, мужичонка вдруг расплылся в радостной улыбке и, распахнув ватниковые объятия, буквально бросился к Телятникову.

— Сергей Сергеевич, дорогой! Как я рад вас видеть! — зачастил он, почему-то подмигивая игривым, косящим к носу глазом. Завладев рукой Телятникова, человечек схватил ее обеими лапками и принялся трясти так, будто намеревался оторвать.