Координатор

— Что можно? — нахмурилась Анастасия. Она держала в руке губку с пеной. Со стороны могло показаться, что в руке у неё маленькое облачко. Она стиснула губку, и облачко вытекло в блестящую нержавейкой мойку.

— Ну, Бога поблагодарить… — Катя задорно смотрела на родителей.

— Ты хочешь поблагодарить Бога? — спросил Андрей и кивнул, разрешая.

На подбородке Андрея рыжела бородка. Бородку он отпустил сразу же после того, как уверовал во Христа.

— Да, — Катя встала и сложила молитвенно ладони возле груди. — Спасибо Иисусу за минтай без головы. Спасибо ему за сахар песок, за перистальтику, начавшуюся в наших желудках…

— Катя! — Анастасия плюхнула облачко пены в кастрюлю с водой. Взметнулись радостные брызги.

— Да, Катя, не ожидал я от тебя такого, — Андрей облизнул губы. — Впрочем, Бог не обратит внимания на твои слова. Он просто любит тебя, как неразумного котёнка.

— Что было бы, папа, если бы ты вошёл в комнату, а я там стою на коленях перед Гэндальфом в окружении хоббитов? — настаивала дочка. — Чтобы ты подумал тогда, папочка?

Андрей хотел пожать плечами и сказать: «ничего такого не подумал бы», но осёкся на полуслове. Он понял, что слова эти дочка произнесла неспроста.

Андрей вспомнил, как полмесяца назад молился в домашнем кабинете. Он стоял на коленях спиной к двери и вдруг ощутил сквозняк по полу. По идее нужно было встать и обернуться. Сделать чуть смущенное лицо. Самую капельку, потому что ведь молитва — это общение с Богом, а не что-то предосудительное, чего стоит стесняться.

Но Андрей не обернулся и не поднялся с колен. Он сделал вид, что полностью сосредоточен на своём внутреннем мире. Потом он решил, что свидетельницей его самозабвенной молитвы была Анастасия. Оказалось, что Катя…

На иконе, перед которой он молился тогда был изображён Христос с учениками.

Гэндальф и хоббиты! Прости, Господи, мою дочь.

— Пап, ты, что не помнишь «Властелина колец»? — спросила дочка.

— Я даже спрашивать не буду, что это за фильм, — ответил Андрей, ковыряя вилкой картофель в тарелке. Раньше он всегда щедро поливал его майонезом и кетчупом. Это было раньше, когда место Христа в душе и теле занимали шашлыки и уха. Андрей вспомнил самого себя с шампурами в руках: душевно, мужики! В том-то и дело что ни хрена не душевно! Душа так же далеко от шашлыка и самой вкусной ухи, как солнце от земли.

— Это же сказка, папочка, — засмеялась Анастасия.

Иногда Андрея бесило, а иногда наоборот умиляло, когда жена называла его «папочкой». Сначала он думал, что Анастасия специально старит его. Называла его «папочкой» ещё до рождения Катьки и как бы призывала быть серьёзней, взрослее. Мол, будь готов стать папочкой. Не расслабляйся, не забывай, что ты мужчина. — Это же сказка, папочка. Евгений Евгеньевич давал нам диск с «Властелином колец». Вспомнил?

— Да вспомнил я, — отмахнулся Андрей. — Сказка и в Африке сказка.

— Сказка ложь — да в ней намёк, — поучительно сказала Катя, погладив отца по седеющим волосам.

— Нет, Катя, я настаиваю на уважении к Богу, — Андрей тяжело вздохнул и отстранился от мягкой руки дочери.

— К твоему Богу, папочка, — сказала Анастасия.

— Он не только мой, — Андрей покачал головой и поднял вверх указательный палец. Мать с дочкой многозначительно переглянулись. Андрей со значением произнёс. — Православный Бог — это Бог русских людей.

Анастасия подала шарлотку с травяным чаем и мёдом и сказала тихо:

— Андрей, пусть каждый из нас сам решает, во что ему верить. Хорошо?

Катя вылезла из-за стола и умчалась в коридор, где её мобильник заливался мрачной музыкой «Рамштайн».

— Пусть каждый решает, во что ему верить? И каждый делает что хочет? — спросил Андрей жену. — И в кого мы превратимся? В зверей диких?

— Не утрируй, — сказала Анастасия. — Ещё немного и духов вызывать начнём. Как твоя мама.

— Шаманов в нашей семье хватает, — сказал Андрей, имея в виду свою мать, державшую в центре города заведеньице под названием «Салон госпожи Елизаветы».

В то время, когда все добропорядочные бабули считают последние копейки, стоя в очередях за лекарствами, — думал Андрей раздражённо, — Моя шестидесятилетняя мамаша может позволить себе поездку на море в бархатный сезон. За финансовую независимость Андрей уважал мать, но вся оккультная мишура, которой обвешивались мать с младшим братом, порядком надоела ему.

Особенно после крещения.

— Твоя мама такая независимая, — Анастасия с трудом подбирала нужные слова. — Подумать только — она десять лет как вышла на пенсию… А по ней и не скажешь.

— Последнее время она очень похудела, — пожал плечами Андрей.

— Она, что правда, верит во всё это?

— В то, что у неё по прайсу? Привороты, порча, магия, обереги? — усмехнулся Андрей.

— Вот по-настоящему, думаешь, верит? — Анастасия покачивала головой.

Андрей мысленно усмехнулся. Его жена была в чём-то уникальной женщиной. Ни во что не верила. Даже проявлений минимального суеверия было в ней не найти.

Он вспомнил свадьбу. Их праздничной процессии, идущей от вечного огня, преградила дорогу чёрная кошка. Потом она рванулась в сторону, прочертив невидимую черту карандашом предрассудка. Свадебная процессия остановилась в замешательстве. И тут звонкий голос Анастасии возвестил: как вы можете верить в эту чушь? Невеста в белом платье смело пересекла невидимую черту.

— Мать всегда верила во всё такое, — задумчиво сказал Андрей. — Любая вера помогает жить.

— Я вот не верю в Бога и нисколько не чувствую себя ущербной, — сказала Анастасия. — Мне кажется, люди придумали Бога, чтобы оправдывать свои слабости. Как твой младший брат Аркаша.

— Что ты к нему прицепилась? — спросил Андрей. — Он мой брат и мы должны принимать и любить его таким, какой он есть. Не надо переделывать людей. Начни с себя самой, Настя.

В душе Андрей почувствовал раздражение. Когда обсуждаешь вопросы веры с женой… Даже с самой лучшей женой на свете, какой он искренне считал Анастасию… Чувствуешь себя рыбой на разделочной доске под ножичком опытной хозяюшки.

— Я себя считаю нормальной, — пожала плечами Настя. — Верить в то, чего не видишь — нелепость. Если и есть пять процентов из ста возможности существования Бога, то и они недоказуемы. Всё-таки я рада, Андрей, что твоя вера облегчённая.

— Православие лайт, — кивнул Андрей, вспоминая, что давно уже не был в церкви на причастии, и что не мешало бы попоститься. Он горестно вздохнул, — Это ты точно подметила. А что касается родни, Насть. Её ж не выбирают. Как родину. Как Бога.

— Сколько Аркаше сейчас лет?

— Так, — Андрей закатил глаза. — Аркашка младше меня на пять лет. Значит, ему тридцать пять. Он твой ровесник, Насть.

— А выглядит на полтинник, — удивилась Анастасия.

— У него жизнь не простая была.

— У кого она лёгкая? У тебя? Может быть у меня? — Анастасия замерла возле мойки.

— У каждого свой путь, — сказал Андрей.

— На всё воля Божья, так что ли? А если так, почему у Аркаши всё набекрень?

— Потому что приключений человеку не хватает. В юношестве человек не нагулялся, — сказал Андрей. — Зрелища нужны людям.

— Я всегда тебе это и хотела сказать, — кивнула Анастасия. — Твоей матери шестьдесят, а ты посмотри, как она живёт. Вся в делах, в заботах.

Так и скажи, — думал Андрей, — Так и скажи, что свекровь поперёк горла тебе встала. Впрочем, не тебе одной. В последнее время старушка со своим «Салоном госпожи Елизаветы» съехала с катушек окончательно. Единственное, что смущало и останавливало Андрея от открытой вражды с матерью, это посторонние люди.

Да, становится не по себе, когда ты считаешь мать сумасшедшей, а куча людей вокруг неё так не думает. Госпожа Елизавета, успела сколотить вокруг себя почитателей своего «магического таланта».

— Мать очень работоспособная, — произнёс Андрей.

— Это и тебе передалось, — кивнула Анастасия. — Тебя ведь скоро начальником цеха логистики назначат?