Ограбление банка

Кредитный банк. Серебристое здание, большой зал – кристально светлый, окруженный двойным рядом торжественно-мраморных колонн; каждый сантиметр сверкает богатством и изяществом. Филиалы за границей: в Люксембурге, Монтевидео, Гонконге, Нассау, Буэнос-Айресе. Широкая база клиентов; мелкие вкладчики, честные трудяги, но также и космополиты, говорящие на многих языках и прилетающие из дальних стран на личных самолетах. Банком владеет общество с латинским названием, а уж кому принадлежит оно, никто не знает, даже – так говорят – Ян Хёффер, директор, чей французский словно сшит на заказ, как его костюмы. Но вернемся к нашей теме: Кредитный банк – и это не подлежит сомнению – институт с почти неограниченной ликвидностью, заслуживающий всякого доверия. Стеклянная дверь поддалась, и Маркус Меринг вошел внутрь.

Он был клиентом банка уже много лет, и поэтому роскошь его не ослепила. И все-таки он устремился к окошку, нервно теребя узел галстука и суетливо оглядываясь по сторонам. Что я здесь делаю? Что, черт побери, я делаю?…

По всей вероятности, произошла еще одна случайность: молодая девица, двадцати семи лет, умная и честолюбивая, всякий раз поджидавшая его на этом месте и имевшая некоторое представление о его истинном финансовом положении, лежала дома в постели. Три дня назад ее свалил грипп (о, эта изменчивая погода, коварный дождь, холод) и будет мучить наверняка еще неделю. Ее замещала симпатичная двадцатидвухлетняя девушка, сама простота. Она подняла свои переливающиеся зеленые глаза на Маркуса.

– Я, – Маркус откашлялся, – хотел бы закрыть счет.

– Да, пожалуйста. – Очевидно, девушка работала в банке совсем недавно и еще не знала, что в ответ на подобную просьбу нужно изобразить растерянность. – Номер вашего счета? И, будьте добры, покажите ваш паспорт…

Маркус посмотрел на карточку, сверил номер и положил паспорт на мраморную стойку. Девушка мило улыбнулась, ее пальцы заплясали по клавиатуре – и вдруг она приняла серьезный вид.

– Вы действительно хотите… все снять?

Сердце Маркуса Меринга стучало все громче и громче, биение наполняло грудь, подступало к горлу, начинала трещать голова. Он кивнул.

– Совершенно верно. Наличными, если можно. Девушка растерянно посмотрела на него, потом на монитор, потом снова на него.

– Простите, вы не могли бы секундочку подождать? – Она встала и поспешно удалилась.

Руки Маркуса Меринга легли на холодный мрамор. Он ждал. Перед глазами расплывались каменные узоры, сердце колотилось по-прежнему, все быстрее и быстрее. Только спокойно, никакой опасности нет. Ошибка обнаружится, разумеется, ее заметят, но к нему не придерешься. Он, так же как они, изобразит удивление, никто не докажет, что он уже видел выписку из счета, что он знал об ошибке. «Я хотел бы закрыть счет», – сказал он. Все совершенно законно. Он не сделал ничего дурного, совсем ничего.

Маркус наблюдал, как в отдалении девушка беседовала с другой женщиной, та наклонилась к телефону и набрала номер. Подошел молодой человек, все трое смотрели на монитор и тихо переговаривались. Принтер выбросил листок бумаги; потом к этим троим присоединился солидный господин; наморщив лоб, он стал рассматривать листок и давать указания. Женщина ушла, молодой человек, потирая руки, последовал за ней, показался служащий в серебристых очках и с кожаной папкой под мышкой. Зазвонил телефон, солидный господин снял трубку, скроил серьезную мину и быстро заговорил; служащий с папкой шепотом высказывал свои соображения.

В конце концов солидный господин покачал головой, движением руки спугнул остальных и, подавшись корпусом вперед и сложив за спиной руки, направился к Маркусу.

По всей видимости, это был директор. Костюм мягко облегал чуть искривленную фигуру; значка с именем он не носил. Когда их отделяли лишь несколько шагов, он проделал фокус: поднял руку, провел ладонью по лицу, и оно вдруг засияло улыбкой.

– Простите, господин Меринг. Ваша просьба поставила нас в некоторое затруднение. Но нет ничего, с чем бы мы не могли справиться, ничего, поверьте. Видите ли, суммы подобного порядка не всегда имеются в наличности; я бы вас попросил в будущем извещать нас за несколько часов. Но на этот раз – он с гордостью приподнялся на цыпочках и качнулся вперед – мы можем сразу выплатить все сполна. Для таких клиентов, как вы, господин Меринг, мы делаем все от нас зависящее, это наша гордость. В следующий раз, пожалуйста, проходите прямо ко мне, а не к окошку!

– Конечно, – просипел Маркус. – Так и сделаю. Спасибо.

– С вашего разрешения, придется еще несколько минут подождать. Смею ли я просить вас пожаловать ко мне в кабинет? Не желаете ли кофе? Или чего-нибудь другого? Я директор, Ян Хёффер!

И он протянул дряблую руку; Маркус схватил ее и машинально пожал.

Кабинет Хёффера был огромен; четыре высоких окна направляли солнечные лучи на толстые листья тропических растений. На письменном столе лежала золотая ручка со сверкающим титановым пером. Акварель на стене изображала багровые, озаренные светом цветы, внизу – хорошо разборчивая подпись: Шагал. Все это слегка напоминало театральные декорации. Хёффер молча указал на кресло; Маркус сел и попытался все спокойно обдумать. «Это совершенно исключено, это не может пройти гладко. Ну, и что же делать? Теперь уже слишком поздно, нужно продолжать. Продолжать…»

– Нет, спасибо, – тихо сказал он. – Не нужно кофе!

«Но ведь это никогда, ни при каких обстоятельствах, не кончится добром!

Дверь открылась, и вошел молодой человек в серебряных очках. Вместо папки он держал узкий чемоданчик.

– Так! – воскликнул Хёффер. – Кажется, все в порядке! Пожалуйста, господин Меринг, только не подумайте, что это было просто, за такое короткое время! Существует не так много банков, заявляю это со всей скромностью, которые способны удовлетворить подобную просьбу так скоро. Я думаю, у вас есть все основания быть нами довольным. У вас и… – он многозначительно улыбнулся, – у ваших сотрудников, – и открыл чемоданчик.

Маркус обомлел. Нет, конечно же нет. Ведь это только бумажки, простые, отпечатанные, маленькие перевязанные пачки, целый чемодан, набитый цветными бумажками, не более того. Хорошо-хорошо, пусть он не обомлел, но затрясло его по-настоящему.

– Чудесно, не правда ли? – спросил Хёффер. – Да, прекрасная картина, не устаю любоваться. Желаете пересчитать?

Маркус замотал головой, а Хеффер что-то сказал о доверии и о том, что он весьма тронут.

– А как насчет… как вы собираетесь их везти, в сумке?… Нет? Тогда, пожалуйста, возьмите чемоданчик. Нет, я настаиваю! Рассматривайте это как… ха-ха, как подарок фирмы!

И он закрыл чемоданчик, щелкнув замками.

– Могу ли я, господин… Меринг, еще что-нибудь для вас сделать?

Маркус уставился на чемодан, потом на Хёффера. И вдруг оцепенение прошло; он почувствовал, как глубоко в горле поднималось бульканье, а в уголках рта расплылась глуповатая улыбка. Сглотнул, хотелось прокашляться. Потом покачал головой.

– Для этого мы и существуем, – сказал Хёффер, отвесил поклон и тихо засмеялся. Маркус подхватил директорский смех, и вдруг его захлестнула волна безудержного веселья, так что даже заболел живот, и он стал ловить ртом воздух…

Когда все прошло и Маркус, чувствуя на щеках тепло от слез, поднял голову, то встретился с серьезным, удивленным взглядом Хёффера. Он перепугался, схватил чемодан и вскочил.

– Спасибо, господин директор! Мне нужно… теперь дальше!.. Еще одна встреча!

Ничего более глупого он не мог придумать: цвет глаз у Хёффера изменился, взгляд сделался холодный и задумчиво-синий. Маркус стремительно протянул директору руку; пожимая ее, тот смотрел на Маркуса с недоверием.

– До свидания, – еще раз повторил клиент, распахнул дверь и не оглядываясь вышел.

Теперь к выходу! Поскорей убраться отсюда! Маркус обежал одну из мраморных колонн, столкнулся с блондинкой и, не извинившись, пустился дальше. За спиной послышалось «идиот!», на несколько секунд, в течение которых притупилось даже чувство пульсирующего страха, он обозлился на девушку, но потом забыл ее навсегда. Эльвира Шмидт, схватившись за ноющий от боли локоть, прошипела сквозь зубы несколько ужасных слов и села за свой письменный стол. Через две минуты боль прошла, и девушка больше уже не думала о грубияне, который наскочил на нее и по вине которого она через два дня потеряла работу.