Отель «Ирис»

За стойкой регистрации находились три маленькие комнаты, в которые никогда не заглядывало солнце. Там жили мы с матерью. Когда я родилась, мы жили там впятером. Первой нас покинула бабушка, но я была тогда совсем малюткой и не помню ее. Вроде бы бабушка умерла от какой-то болезни сердца. Затем, когда мне исполнилось восемь лет, умер отец, и это событие я помню хорошо, в мельчайших подробностях.

Потом настал черед дедушки. Дедушка спал на кровати со сломанными пружинами, которая прежде предназначалась для постояльцев. Когда он ворочался во сне, раздавался такой звук, будто дед наступил на лягушку.

Каждый день, вернувшись из школы, я должна была, по приказу матери, дезинфицировать трубку, подведенную к его правому боку, и выливать жидкость, скопившуюся в прикрепленном к ней мешку. Мне было страшно прикасаться к этой трубке, потому что я боялась, что при малейшем прикосновении она разорвется и оттуда вывалятся изъеденные раком внутренние органы.

Жидкость вытекала легко. Она была приятного желтого цвета, и я удивлялась, что такой красивый цвет скрывается внутри человеческого тела. Я выливала мочу в фонтан во дворе. Поэтому кончики пальцев играющего на арфе мальчика всегда были мокрыми.

Страдания дедушки продолжались круглосуточно, но особенно сильными они были по утрам. Стоны перемежались с кваканьем лягушек, и это не прекращалось до наступления сумерек. На окнах у нас двойные стеклопакеты, однако находились постояльцы, которые все равно жаловались на эти невыносимые крики.

– О, прошу нас извинить. Это кричат кошки, у них течка, каждый вечер собираются во дворе, – сладким голосом отвечала мать, постукивая колпачком от шариковой ручки по стойке.

Даже в день смерти деда отель функционировал. Хотя стоял мертвый сезон и гостей почти не было, но именно в этот день прибыла группа пожилых дам, певиц какого-то хора. И в тот самый момент, когда пели молитвы за упокой дедушкиной души, неподалеку раздавались «Эдельвейс», «Свет в лощине» и «Лорелея». Священник проводил церемонию, опустив глаза и с самого начала делая вид, что он ничего не слышит. А когда у собутыльницы священника, хозяйки магазина, где продавались западные товары, перехватило горло, то, чтобы не нарушать гармонию, инициативу взял на себя сопрано. В ванной комнате, в столовой, на веранде – везде кто-нибудь что-то пел. Все эти поющие голоса витали над умершим. А богиня радуги так и не решилась ради моего деда надеть свое семицветное платье.

В следующий раз я увидела этого мужчину недели через две после ночного инцидента. Стоял теплый воскресный день, и мать послала меня в город за покупками.

На небе не было ни облачка, и от жары я немного вспотела. На пляже загорали храбрые молодые люди и девушки в купальниках. На море был отлив, и отчетливо виднелись скалы, тянущиеся до самой крепостной стены. На причалах прогулочных суденышек и на террасах ресторанов начали появляться туристы. Видимо, море было еще холодным, но по отражениям света на влажных крепостных стенах, по доносящемуся из города гулу было ясно, что лето приближается.

Наш город оживал только на три месяца в году, а потом опять становился тихим, будто окаменевшим. Летом спокойное море окутывало город, и на песке тянущегося с запада на восток пляжа плясали золотые блестки. Разрушенные стены замка, которые можно было увидеть только во время отлива, и возвышающийся у основания мыса зеленый холм придавали побережью невыразимое очарование. Улочки были заполнены потоками людей, желающих насладиться своим отпуском. Раскрывались пляжные зонтики, струилась вода в душах, выскакивали пробки от шампанского, взлетали фейерверки. Рестораны, гостиницы, прогулочные катера, магазинчики сувениров и гавань для размещения яхт – все пытались, каждый по-своему, продемонстрировать свои прелести. Даже в отеле «Ирис» в разгар сезона устанавливали козырек над террасой, делали поярче электричество в холле и вывешивали на стене новые цены.

Мертвый сезон у нас наступает внезапно. Меняется направление ветра, другими становятся волны. Люди возвращаются в неведомые мне дальние края. Еще вчера ярко сверкавшие на обочине дороги обертки от мороженого за одну ночь оказьшаются сметенными на асфальт.

Это случилось, когда я отправилась в магазин «Тысяча мелочей» купить зубную пасту. В тот вечер у меня не было времени хорошенько рассмотреть его лицо, но при свете тусклой лампы витрины у меня отчетливо всплыли в памяти очертания его фигуры и ладоней. Мужчина выбирал хозяйственное мыло.

Он долго не мог его выбрать. Перебирал мыло, изучал этикетки и цену. Уже клал его в корзину, но потом, словно что-то вспомнив, перечитывал надпись на обертке и возвращал мыло на полку. Он искал мыло для стирки белья. Наконец выбрал одно, самое дешевое.

Я и сама не пойму, почему мне пришла в голову мысль проследить за ним. Это было никак не связано с инцидентом в «Ирисе».

В моих ушах звучал единственный произнесенный им приказ, и отзвук этого приказа притягивал меня к нему. Выйдя из «Тысячи мелочей», мужчина зашел в аптеку. Он протянул бумажку с рецептом и, получив взамен два пакетика с лекарствами, положил их в карман пиджака. Потом направился в канцелярский магазин, находившийся через два дома. Я стояла, опираясь на фонарный столб на тротуаре, и мне прекрасно было видно, что происходит внутри. Похоже, что он хотел вернуть обратно перьевую авторучку и долго обсуждал эту проблему с хозяином магазина. Тот разобрал авторучку, внимательно осматривая каждую ее часть. Хозяин ручки явно был озадачен и что-то все время говорил. Мне хотелось бы услышать его голос, но до меня он не долетал. Наконец продавец неохотно принял ручку.

После этого мужчина побрел по берегу моря на восток. Хотя было жарко, на нем был и пиджак, и плотно затянутый галстук. Прямо держа спину, он решительным шагом двигался вперед. В левой руке у него был пластиковый пакет с мылом. Карман пиджака раздулся от лекарств. Навстречу ему шло много людей, и иногда он задевал прохожих своим пакетом с мылом, но никто не оборачивался. Только я не спускала с него глаз. Почувствовав это, я еще сильнее увлеклась этой игрой.

Перед цветочными часами на площади парень примерно моего возраста играл на аккордеоне. То ли из-за того, что инструмент у него был старый, то ли потому, что играл он мастерски, но мелодия звучала очень печально.

Мужчина остановился и некоторое время слушал музыку. Остальные, бросив мимолетный взгляд, проходили мимо. Встав поодаль, я не аплодировала и ничего не просила мне сыграть. Мужчина был зачарован звуками аккордеона, а паренек продолжал играть. За его спиной двигались стрелки цветочных часов.

Мужчина бросил монетку в чехол от аккордеона. Раздался слабый звук, похожий на звон колокольчика. Юноша поблагодарил и поклонился, но мужчина, не меняя выражения лица, молча развернулся и двинулся дальше. Лицо парнишки чем-то напомнило мне лицо гипсовой статуи в нашем фонтане.

Куда этот человек направляется? Я ведь так и не купила зубную пасту. Я встревожилась. Мать, конечно, придет в ярость и потребует объяснения, куда я запропастилась именно в тот час, когда начинают прибывать гости. Тем не менее я не могла оторвать взгляда от спины мужчины.

Мужчина зашел в зал ожидания для пассажиров прогулочных катеров. «Скоро кораблик придет», – подумала я. Зал ожидания наполнился парочками и родителями с детьми. Суденышко огибало остров Ф., ненадолго там останавливалось и через полчаса возвращалось обратно. До очередного отправления оставалось еще двадцать пять минут.

– Почему вы меня преследуете, барышня? – вдруг услышала я голос за спиной. Вначале я не поняла, что обращаются ко мне. Вокруг было так шумно, а вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я не сразу поняла, что он принадлежит тому самому человеку, который кричал ранее: «Заткнись, шлюха!»

– Что вам от меня нужно? – растерянно спросила я, застигнутая врасплох.

Однако мужчина смутился еще больше. Он нервно моргал и облизывал губы после каждого произнесенного слова. Я не могла представить, что это тот самый человек, который недавно ночью в «Ирисе» произнес такие великолепные слова.