Знаки во времени. Марокканские истории

Рабби Шимон Сакали оцепенел. В каждой фразе заключено бесчисленное множество значений, сказал он.

Полемика продолжилась, и Фра Андреа страшно захотелось их смутить, ткнуть носом в их же противоречия. Он много лет упражнялся в искусстве богословских диспутов и хорошо натренировал память. Он мог вспомнить дословно все, что говорил каждый собеседник, и повторял аргументы, глядя на того, кто их впервые привел.

Даже рабби Харун бен Хаму удивился - не внезапно проявившейся эрудиции своего друга, а, скорее, его мастерскому владению логикой. Фра Андреа напугал рабби Шимона и рабби Иуду: едва он ушел, они сказали об этом хозяину. Никогда еще так их не унижали и так над ними не глумились, заявили они.

Рабби Харун, слегка ревновавший своего иноземного друга, попытался их урезонить. Христианин не хотел вас обидеть, сказал он. Он ведь не из наших.

Они промолчали, а он добавил: блестящий ум. Да уж, сверхъестественный, сказал рабби Иуда. В тот вечер Фра Андреа побрел домой очень довольный впечатлением, произведенным на слушателей. Как ни странно, рабби Харун бен Хаму и впредь приглашал двух раввинов с монахом, и все четверо встречались за его столом. После той первой бестактности Фра Андреа старался не высказывать личных суждений о Талмуде. Дискуссии ограничивались христианской теологией. Своим дьявольским умом и острым языком Фра Андреа неизменно затыкал собеседников. Рабби Харуну бен Хаму очень льстило, что эти пламенные речи звучат в его собственном доме. Мало-помалу он стал принимать многие суждения монаха. Два других раввина с опасением заметили его растущую склонность соглашаться с христианином в мелочах. Оба встревожились и обсудили это с глазу на глаз.

Как-то вечером они сидели за столом рабби Харуна бен Хаму, и Фра Андреа вскользь назвал Таргумим приблизительной и непростительно вульгарной экзегезой. Рабби Иуда стукнул кулаком по столу, но этот предупредительный жест ускользнул от внимания Фра Андреа.

Взять, например, Таргум и Мегиллот, продолжал он, это же несусветная чепуха. Как можно верить в подобные нелепости?

Затем он со смаком разбил в пух и прах второй Таргум Эсфири, не замечая восковой бледности на лицах рабби Иуды и рабби Шимона.

Вдруг рабби Иуда опустил ладонь на руку рабби Шимона. Оба, как по команде, встали и вышли из дома. Фра Андреа осекся и повернулся к рабби Харуну за объяснением. Но хозяин смотрел прямо перед собой, и на его лице сомнение сменилось ужасом.

Фра Андреа обождал. Рабби Харун медленно поднял голову и, словно с мольбой, указал на дверь. Извольте, сказал он.

Он не встал из-за стола, когда гость вышел. Раввин понял: двое других пришли к выводу, что монах - в сговоре с Сатаной. И хотя рабби Харун бен Хаму был довольно ученым человеком, такая возможность не казалась ему совсем уж невероятной. Он решил, что никогда в жизни не увидится больше с христианином.

Мусульмане, обрадовавшись, что появился предлог избавить город от незваного христианина, согласились на его арест.

Фра Андреа не дали возможности оправдаться, и сразу же бросили его в темницу, где пытали несколько часов кряду. В конце кто-то проткнул его копьем.

III

Армада лежала под водой, а земля Испании была сверху - верблюжье-шафрановая.

Шубилия, Гарнатта, Кортоба, Магерит, павшие под бременем лет, поминались в сумерках фесскими изгнанниками.

Затем Ахмед IV, император Марокко, сообщил Карлу I о своей (иллюзорной) победе над пиратами Сла и намекнул на необходимость британской помощи в борьбе с алжирскими и тунисскими.

Мориски Андалусии шли на любые уступки, смирялись с любыми оскорблениями - даже крестились, прилюдно ели репу и носили распятия, лишь бы избежать высылки.

Однако инквизиция сочла их обращение неискренним и продолжила депортацию в Сла и Рабат, где им приходилось худо из-за незнания арабского.

Солнце здесь палило сильнее, а волны поднимались выше, нежели в родной Альмерии или Мотриле.

Хотя клев был хороший.

Ежесекундно десять звезд закатывались за черные воды на западе.

Выйдя в море на нескольких лодках, мы завели речь о мести. Что если покажется испанский корабль, а мы его догоним и возьмем на абордаж? Чем мы себя порадуем?

Однажды такой корабль появился: он шел прямо к нам в руки.

Когда испанцы нас заметили, поворачивать было уже поздно, и мы легко их настигли, изо всех сил налегая на весла.

С криками аллах акбаршагнули на палубу. Мы потеряли всего троих. Прикончили всех испанцев, перетащили, что смогли, в лодки и вернулись в порт. После того как мы увидели их кровь, нам полегчало. Корабль вынесло на берег чуть южнее. Вскоре нам снова повезло, но теперь судно было британским. Мы решили не убивать больше, чем нужно.

Не перерезали экипаж и пассажиров, а связали их и привезли в Сла. Вырученные деньги были даром Аллаха.

Помалу-помалу мы перестали рыбачить, а взамен строили скороходные лодки.

Султан пишет европейским королям: он сожалеет о работорговле, но Марракеш находится в отдалении от Сла, и султан не в силах справиться с тамошним беззаконием, хотя и прилагает огромные усилия для искоренения пиратства.

Он не признается, что получает один гиршс каждых десяти, добытых этим ремеслом.

Султан пишет британцам:

«Слава Всевышнему, ибо Он един! И да благословит Аллах тех, кто верен Его пророку!

Что же до людей, кои, по словам твоим, захвачены были в море, я не ведаю и ничего не слышал о них.

Шторм и сильный восточный ветер.

На рассвете в бухту вошел английский капер. Мы отправили четверых, чтобы привести корабль в гавань. Потом мы все быстро вышли на берег у подножия скал и стали ждать.

Едва судно напоролось носом на риф, мы поплыли и взяли на абордаж. Несколько пассажиров нырнули в воду.

Капитан и команда были на палубе. В этот раз нам приказали убивать поменьше. Мы взяли всех живьем, не считая одной англичанки, которая прыгнула за борт и утонула.

Цепи у нас были наготове. Мы прогнали пленников через весь Танжер.

Ночью тоже было ветрено и дождливо, и мы разбили шатры на песке, на берегу Уэд-Тахадарц.

Членов экипажа заводили по трое, и они сидели, закованные, в наших палатках.

Абдеслам бен Ларби обратился к ним на их языке. Примите истинную веру, и не будете рабами.

Пара человек выкрикнула проклятья, но остальные согласились.

Бедные юноши, которых вряд ли выкупят.

Когда рассвело, мы отправились в путь с пленными. На всякий случай сняли с них тяжелую обувь. Они шли, как и мы, босиком и громко жаловались, что очень больно идти.

В тот же день к нам на борт поднялся молодой человек из местных. Он сбежал от отца, на свою беду убив старшего брата, в котором отец не чаял души.

Во дворе. У фонтана. Времени было в обрез. Я услышал отца у дверей. Не успел даже вынуть нож. Лишь спрятался, а потом выскочил из дома. Аллах! Аллах!

А султан писал британцам:

«Сообщаем, что мы получили чрез ваших слуг от вашего повелителя трех упряжных лошадей, но, коль скоро для повозки требуется четыре, вы непременно должны прислать нам еще одну хорошую лошадь той же породы и роста, дабы можно было запрячь ее в четырехконную. Не премините сделать нам сие одолжение. Прощайте! С упованием, седьмого дня священного месяца Ду-Эль-Када, в год одна тысяча девяносто третий».

IV

На ветру, продувающем улицы Эсауиры насквозь, море шумит точно так же, как и двести лет назад, когда Эндрю Лэйтон владел небольшой экспортной фирмой на паях с двумя французами - мсье Секаром и мсье Барром. Все вместе они часто выезжали верхом за город, в сопровождении борзых Лэйтона. В городе было очень мало европейцев, и эти прогулки стали их любимым развлечением.

Однажды все трое выехали с конторским служащим. Спасаясь от ветра, они не стали огибать дюны на юге а поскакали вглубь страны. Дорога вела мимо шлёхских деревушек. Собаки разбежались по зарослям. Путники проехали селение, где в поле трудились женщины, а неподалеку паслись коровы. Борзые ринулись и всей сворой напали на скот. Упал теленок, крестьянин вскинул ружье и пристрелил одного пса. Остальные бросились врассыпную.