Фотография

Когда Оливер вспоминает о Кэт, он непременно думает о внутреннем свете, что исходил от нее. Вспоминает, как с ее появлением мгновенно поднималось настроение, день обещал стать ярким, ты ощущал прилив адреналина, бодрости и жизненных сил. И вот что определенно странно, думает Оливер. Даже… нездорово, что ли. Кэт, веселая и энергичная, не была ни особенно умна, ни эрудированна, ни остроумна. Если говорить начистоту, она была абсолютно бесполезной для общества. Не занималась никаким трудом, не имела постоянной работы, ни творческой, ни физической. И матерью она так и не стала — если, конечно, считать материнство пользой для общества. Она просто существовала — как птица или цветок. Человек же не должен просто существовать — так ведь?

Ладно, думает Оливер, это уже чересчур. Достаточно того, что она была очень приятным во всех отношениях человеком.

И еще, могла удивить, застать врасплох. Как-то они вдвоем сидели во внутреннем дворике между домом и сараем, в котором располагался его кабинет. Расположившись на скамейке, они ждали — кого или чего, он теперь уже не припомнит. И тут она повернулась к нему и спросила: «Ты счастлив, Оливер?»

Он даже вздрогнул. Хотел было запротестовать: мол, что за дурацкий вопрос, не хочу я на него отвечать. Вместо этого он умоляюще посмотрел на нее — видимо, предполагалось спросить: «А ты, Кэт?»

Она посмотрела на него в ответ, задумчиво, выжидающе, — казалось, ей действительно хотелось услышать ответ, точно он помог бы ей решить какую-то проблему. А он предпочел смолчать, и она улыбнулась своей ослепительной улыбкой — так, что ты волей-неволей улыбался ей в ответ. «Уверена, что да. Ты слишком умен, чтобы быть несчастным».

Когда он понял, что между ней и Ником что-то есть, он пришел в замешательство. Более того, эта новость вызвала в нем недоверие, тревогу, даже обиду. Как такое могло случиться?

Сначала это был просто взгляд. Ник смотрел на Кэт так, как смотрели те, кто видел ее в первый раз, но ведь Ник знал ее уже много лет. Элейн поблизости не оказалось, и Оливер, которому стало не по себе, почувствовал странное облегчение.

Дальше — больше. Ник принялся подслушивать, когда Элейн говорила с Кэт по телефону, притворяясь, что читает газету. Кэт все реже заходила в гости. Элейн как-то заметила: «Что-то Кэт давно не было… чем-то она сейчас занимается?»

Ник посмотрел в сторону и притворился, что его это совсем не заботит.

И наконец, однажды Оливер пришел в уэлборнский паб «Голубой вепрь» пропустить по кружке пива в компании такого же холостяка, знакомца из прежней свободной жизни, и увидел, что за столиком напротив сидят Ник и Кэт. Судя по всему, голубки полностью поглощены друг другом. Оливера аж затрясло. Что делать? Прошествовать к ним, как ни в чем не бывало: «О, привет, какое совпадение! Мы тут с Томом, помните Тома Уиллоуза? Можно к вам?» Но он помедлил, огляделся; тут они оба разом подняли головы, и на их лицах появилось замешательство — стало очевидно, что видеть его они совсем не рады. Оливер помахал им рукой, вяло пробормотал что-то в знак приветствия и тут же нырнул в темный угол паба. «Там разве не твой партнер сидит?» — подивился Том Уиллоуз. «Нет, то есть да. Деловая встреча. Не будем мешать. По пиву?»

Позднее в тот же день Ник заглянул в сарай: «Да, зашел проконсультироваться, какой тираж будет у новой серии; гляди, суперобложку сделали — красота, правда? — Ник в своем репертуаре, одержимый новыми идеями и планами. — Нам придется потрудиться, но новая серия того стоит, согласен? — И, уже повернувшись было, чтобы уйти, он осторожно посмотрел на Оливера — и в его глазах была мольба. — И, Олли, если что, ты меня сегодня утром не видел, хорошо?»

Нет, нет, не хочу, подумал Оливер. Не хочу быть к этому причастным. Меня это не касается.

Теперь касалось.

Никто ничего не должен узнать: это он понимал. Он стал лишь невольным свидетелем, но больше об этом не узнает никто. Прежде всего, Элейн. И Глин. Питерс… Оливер вполне мог представить, что месть этого человека могла быть ужасной.

Больше они с Ником к этой теме не возвращались. Только один раз, да и то… Фотография. Он словно бы предупредил их. Без слов. Лишь намекнул: будьте осторожны, да и вообще пора прекращать. И вскоре все закончилось — он быстро это понял. Как и большинство подобных интрижек, долго их роман не продлился.

М-да, думает Оливер, давно это было. Слава богу, все в прошлом В конце концов, ничего такого не случилось.

— Мне надо идти, — говорит Сандра — В банк сходить хотела. Последишь за нашей лавочкой полчасика, ладно?

И ушла. Оливер делает себе кофе. Зевает. Что-то он сегодня утром размечтался — надо бы тщательнее отредактировать сделанную работу. Некоторое время он пялится в окно, и тут вспоминает о звонке. Набирает номер:

— Э-э… Глин? Говорит Оливер Уотсон, вы мне звонили.

Ник и Элейн

Теперь Ник ходит в спортзал. Главным образом оттого, что его беспокоит появившееся пузцо. И залысины тоже, и хотя он понимает, что от них спортзал вряд ли поможет, но чувствует, что тренировки его взбодрят и как-то повысят жизненный тонус. Нику до сих пор не верится, как это — ему уже пятьдесят восемь. Право, смешно. Время наступает ему на пятки, но он знает, что делать: игнорировать, не обращать внимания. А теперь вот оно вдруг настигло его и одолело. Ему совсем не нравится собственное отражение в зеркале: смотреть на него больно и обидно.

В спортзале Ник занимается на тренажерах — беговой дорожке, велотренажере, силовых. Ныряет с разбегу в голубую с золотыми отражениями ламп воду бассейна и с шумом выныривает. Во время тренировки он отчаянно скучает, от штанги и педалей болит тело, но все искупает сладкое осознание силы собственного духа. Он часто взвешивается — обнаружив, что можно смело вычеркивать килограмм лишнего веса, покупает себе новые джинсы в честь этого знаменательного события. Элейн ясно дает ему понять, что не любит, когда мужчины его возраста ходят в джинсах; это слишком, думает он, что же, теперь отказываться от того, что делал всю жизнь?

Иногда, чтобы занятия в спортивном клубе казались не таким скучными, он украдкой наблюдает за окружающими. Большинство посетителей гораздо моложе его — им лет по двадцать — тридцать. На телах многих девушек красуются татуировки — бабочка на плече, гирлянда листьев на бедре, звездочка на лодыжке. Чтобы убить время, Ник проводит мысленную опись этих татуировок, а это значит, что ему приходится наблюдать за их обладательницами достаточно пристально; разумеется, он очень осторожен, ибо знает, как легко в наше время мужчине быть неправильно понятым. Он насчитал преизрядное количество листочков клевера, гирлянд плюща и маргариток и даже одну розу. А вокруг талии некой посетительницы обвился целый дракон; разумеется, для этого пришлось рассмотреть ее со всех сторон. Сами девушки, конечно, наружности весьма приятной — правда, из этого абсолютно ничего не следует. Он может со всей честностью заявить, что, хоть иногда трепет вожделения и имеет место быть, особого соблазна он не испытывает. Бывает, что он перекидывается парой слов с кем-нибудь из прелестных посетительниц в кафетерии спортзала: «Вы уже дочитали газету, можно я ее возьму? Можно этот стул?» Девушки отвечали вполне вежливо, но ни в коем случае не делали ему, что называется, авансов. Ника иногда посещают грустные мысли: неужели брюшко и залысины настолько его старят?

Но Ник не из тех, кто привык часто предаваться грустным размышлениям.

Всю свою жизнь он просыпался с неизменным приливом интереса к жизни. Когда он вспоминает о прошлом — а по правде говоря, делает он это нечасто, — его охватывает приятное чувство того, что он всегда был занят: новыми проектами, блестящими идеями и заманчивыми перспективами. Следует признать, что большинство проектов так и не были реализованы, да и вообще, он почти забыл суть большинства из них, но ведь самое важное — это ощущение! Ему никогда не было скучно, а если временами и становилось, он быстро отказывался от одной идеи и выдумывал что-нибудь новое.