Иди и смотри

— Улыбаюсь? — переспросил Дейвид, но тут же согласился: — Да, улыбаюсь. Просто логика…

— Что — логика?

— Женская логика, — смущенно пожал плечами Дейвид. — Вот мужчина никогда бы не стал так думать. Просто не смог бы. И если бы решил оспаривать эти выводы, то обязательно бы оспорил. А я восхищаюсь. Потому что и я тоже чувствую, что надо через этот проклятый лес идти. Только где-то в глубине души чувствую, очень глубоко. И я не знаю — зачем? У меня нет разумных доводов. И сам бы я не пошел. Ни за что. Но, ведь, я искал доводы, как не пойти , почему не верить тому, что у меня на сердце. А ты почувствовала и искала доводы, почему надо идти . Искала и нашла, и объяснила. Хотя странно, конечно. По-женски…

Лора посмотрела на Дейвида, остановилась и обняла его. Он ответил ей тем же.

— А что, если мы умрем? — шепнула ему на ухо Лора.

— Но ведь Ада же нет… — тихо улыбнулся Дейвид.

— Но и Рая нет…

— А если Рая нет, тогда все, что ты говоришь, правда. И мы не умрем, — Дейвид погладил Лору по голове.

— И тогда будем жить!

— Да, Лора, мы будем жить! По-настоящему.

Лора слегка отстранилась от Дейвида и посмотрела ему в глаза с искренней благодарностью.

— Я тобой тоже восхищаюсь, Дейвид…

— Мной? — удивился он.

—Да.

— Ну а мной-то почему?

— Не знаю, — ответила Лора и улыбнулась. — Не знаю. Просто. За все.

— Хорошо, — Дейвид слегка отвернулся, чтобы Лора не заметила, что у него на глазах появились слезы. — Мы пришли.

Лора и Дейвид стояли перед Атуа-Тангиханга. От него веяло холодом. Сверхъестественные силы смерти…

Когда Лора и Дейвид вошли в лес Атуа-Тангиханга, на секунду им показалось, что наступила ночь, что произошло солнечное затмение и земля погрузилась во мрак.

— Лора, куда нам идти? — шепотом спросил Дейвид.

— Мы пойдем прямо, Дейвид. Только прямо, — ответила Лора.

Они держались за руки, ступая по черной земле. Коряги и опавшие листья создавали под ногами преющее месиво. Казалось, вокруг нет ничего живого. Редкая трава, выросшая без света, походила на белесых, бесцветных червяков. Голые стволы частоколом стоящих деревьев создавали ощущение бесконечного лабиринта.

Через какое-то время смрадный запах гниения внезапно ударил путникам в нос. Лора даже закашлялась. Они с Дейвидом закрыли руками и рот, и нос. Запах был настолько едким, что он жег глаза. Путники осмотрелись по сторонам. И сначала ничего особенного не заметили. Только вот почему-то опавших древесных ветвей стало больше…

— Черепа, Лора! — шепотом воскликнул Дейвид. — Это кости! Человеческие кости!

От ужаса Лора чуть не потеряла сознание.

— Нет, не может быть… Не может быть… — повторяла она, бессильно пятясь назад и машинально хватаясь за сухие ветви деревьев. — Что же это?.. Как же?..

Но Дейвид стоял на месте. Стоял не шевелясь, словно окоченел.

— Легко рассуждать о смерти, — тихо сказал он. — Рассуждать мы умеем. А вот сейчас смотрим ей в лицо — внезапно, открыто. И ужас в душе, да?

— Да, — прошептала Лора.

— И Долли еще сегодня утром ничего не подозревала. И Анитаху — тогда, два дня назад, танцуя возле костра — тоже не знал. А теперь они смотрят. Смотрят ей в глаза, своей смерти. Смерть приходит внезапно, без предупреждения. Она приходит, чтобы заглянуть тебе в душу. И что делать с тобой, она узнает, увидев ответ в твоем сердце. Маори, нарушивший табу, умирает. Но не потому, что так действует на него злое проклятье, а потому, что он не может выдержать этого взгляда — взгляда своей смерти, глаза в глаза. И если он верит, что умрет, хоть чуть-чуть, самую малость, — то обязательно умирает. А если не верит в смерть, то не умрет никогда. И вот я всегда думал — как это будет? Выдержу ли я, если так случится — повидаться с ней, с моей смертью…

— И что?.. — еле слышно спросила Лора.

— Я смотрю…

— Смотришь?

— Да.

— И что, Дейвид? Что?

— Я понимаю, что просто не могу умереть. Просто не могу. Не могу тебя здесь оставить. Не могу Долли бросить в беде. Не могу… Я буду жить, Лора. Я должен. Я хочу.

Лора смотрела Дейвиду в спину. Смотрела, и в ней боролись два чувства. Она завидовала его решимости, как он совсем недавно завидовал ее готовности идти на верную смерть. Впрочем, нет, он не завидовал. Он восхищался. И это было сейчас вторым ее чувством: Лора восхищалась им — Дейвидом.

Но тут же она вспомнила Анитаху. Увидела его, словно он сейчас стоял перед нею. Она увидела его там — истекающим кровью на дороге от Потуа к Атуа-Тангиханга. Глаза закрыты. Дыхания не слышно. Он бессильно повис на веревках. А вокруг эти люди, эти ужасные, жестокие, бессердечные, глупые люди.

Анитаху — ее Анитаху — тоже смотрит сейчас в глаза своей смерти. И Лора шагнула вперед. Она шагнула вперед, бросая вызов себе, своему страху. Она — Лора — не может умереть. Это неправда. Просто не может. И в ней нет ни тени сомнения. Она не умрет. Нет. Не умрет, И это не убеждение, не мысль. Это уверенность. Она знает.

Поравнявшись с Дейвидом, Лора заметила впереди какое-то движение. Черные как смоль глаза смотрели на нее из мрака. Словно дикий зверь — огромный, безжалостный, злой — буравил ее бесчувственным, голодным взглядом. Зверь плавно передвигался из стороны в сторону, словно подыскивая лучшую позицию для прыжка.

— Пойдем, Дейвид, — сказала Лора. — Нам нужно идти. Нас ждут.

Лора взяла Дейвида за руку и шагнула вперед. Зверь ни шелохнулся. Он замер. Жертва сама идет к нему в руки. Он замер, он ждет.

— Дейвид, — Лора повернулась к нему и посмотрела в его бледное, едва различимое в темноте лицо. — Я знаю, почему я тобой восхищаюсь. Ты самый лучший друг. Самый лучший. Настоящий. Я еще никогда таких не видела. Пойдем. Мы сможем.

И Дейвид, улыбнувшись Лоре уголками губ, шагнул за ней следом. Шагнул навстречу своему чудовищу.

То, что происходило дальше, Лора не смогла бы описать словами. Нужно представить себе безумный, шквалистый ветер, сбивающий тебя с ног. Торнадо. Но только это не ветер, не воздух, а пространство. Лора чувствовала, что она словно бы идет в противоход пространству. За пределы пространства. А оно сопротивляется, не пускает ее, держит и с неимоверной силой тащит обратно.

В ушах стоял невыразимый, чудовищный, ужасный свист или даже скрежет. Лора одновременно и двигалась, и стояла на месте. Но вдруг все ее тело, под действием силы надвигающегося на нее пространства, начало отделяться от Лоры, слущиваться, сходить, как змеиная кожа, омертвляться, превращаться в прах, в пепел. Прямо на глазах у Лоры! Она горела заживо! И продолжала идти…

— Анитаху! Анитаху! — кричала Лора. — Не умирай, Анитаху! Я иду! Я иду к тебе, Анитаху! Я иду! Только не умирай!

Хлопок, словно выстрел. Вспышка света. И тишина.

Лора лежала на чем-то мягком и слушала пение птиц. Удивительное, проникновенное пение птиц. Они пели весело — эти райские птицы. Лора открыла глаза и увидела над собой бездонное небо — чистое, без единого облачка. И в этом небе, высоко-высоко, прямо над Лорой, парили прекрасные птицы. Красивые — с размашистыми крыльями, чудесным хвостом и диковинным хохолком на голове.

— Это — Птица-Моа, — услышала Лора и посмотрела чуть в сторону.

Рядом с ней на небольшом пригорке сидел старый седой индеец. Все его широкое морщинистое лицо покрывала татуировка маори. На щеках лежали распахнутые крылья птицы. Лоб украшал ее чудесный хвост. А голова и диковинный хохолок уместились у него на губах и подбородке. Длинные волосы индейца были убраны на затылок, а из копны седых прядей выглядывали два ярких пера.

Лора узнала его и заплакала. Это был отец Анитаху.

— Где я? Он жив? — спросила она.

— Я назвал его Анитаху, что значит — возлюбленный, — ответил старик. — И пока ты его любишь, Лора, он не умрет.

— Не умрет, — еле слышно повторила Лора, глотая слезы счастья, и от необыкновенной усталости» внезапно обрушившейся на нее, закрыла глаза. — Это Рай? — спросила она через минуту.