Воспоминания о давно позабытом

Разговор происходил на кухне лабораторного строения на берегу моря Галилейского, за чашкой кофе, после пяти часов плавания, в жаркий понедельник 1984 года, в августе или сентябре, где-то пополудни, когда уже дул сильный западный ветер.

Муса Хатаб сам себя считает неверующим. Грузный и загорелый, лет пятидесяти шести, он не гнушается даже дикой свинины.

— Знаешь, — говорил он, — я курю по субботам, я и в Судный день не пощусь, но на свете существуют необъяснимые вещи. Например, мой племянник раньше был простым тивериадским рыбаком.

Муса и сам раньше был простым тивериадским рыбаком. Рыбаком был также его отец, вся их семья когда-то рыбачила. Но рыбный промысел тут занятие вовсе не идиллическое. У тивериадских рыбаков дурная репутация. Я помню, дама из Риги, всплескивая руками, говорила о другой особе помоложе:

— Она совершенно опустилась, курит какую-то дрянь, связалась с подонками общества, с этими тивериадскими рыбаками…

Говорят, наши рыбаки не брезгуют контрабандными благовониями, а иные льют яды в воду, чтобы погнать рыбу себе в сети. А много ли поймает честный рыбак? Два-три ящика за ночь. И на это он должен содержать семью… Но честные люди встречаются и среди тивериадских рыбаков. Таким был Муса, таков был его отец, вся семья, все они были достойные люди, в том числе и племянник.

— Года полтора тому назад, — говорил Муса Хатаб, — мой племянник вернулся к вере. И вот, он теперь рассказывает о своем учителе, этом знаменитом рабби. Тот говорит ему в Бней Браке: «Поедем к тебе, наловим рыбы». Племянник — он ведь рыбак — отвечает: «Конечно поедем». Приехали. Взяли его лодку, плывут вдоль северного берега. Проходят Капернаум. Учитель отвернулся, чтобы не смотреть на греческие кресты, там их церковь, белая, ты знаешь, — потом вдруг говорит: «Бросай!» — «Рабби, тут сроду не было рыбы! Рыба дальше, туда, ближе к Иордану». — «Говорят тебе — бросай!» И что же? Бросил и тут же вынул полную сеть. Через двадцать минут. Что ты на это скажешь?

В другой раз рабби говорит моему племяннику: «Набери полный ящик пустых бутылок, мне надо воды из источника Мирьям». Ты знаешь, где источник Мирьям. Так он ему велел набрать пластмассовых бутылок из-под кока-колы два ящика. Считается, что там хорошая вода.

По древней легенде источник Мирьям был создан еще до сотворения мира вместе с другими необыкновенными вещами, как то: Огненный куст, Жезл Ааронов и Червь Шамир. Когда сыны Израиля проходили пустыней Син, источник шествовал перед ними вслед за Облачным Столбом, по вечерам они поили из него верблюдов. По окончании странствий источник Мирьям скрылся близ западного берега моря Галилейского или озера Киннерет, севернее Ваал-Хамата, в самом озере, напротив холма, где теперь руины дворца царя Агриппы и Береники, сестры его.

Муса продолжал:

— Ученик нагрузил в лодку пустых бутылок, и они отправились. «Здесь», — сказал рабби. Мой племянник взял одну из бутылок и сунул в глубину.

— Подожди, я должен помолиться.

И представляешь себе, по мере того как он молился, источник начал подниматься к поверхности, затем встал над водой небольшим фонтаном, и ученику оставалось только подставлять горлышки под чистую струю. «Скорее, скорее, — торопил рабби, — я задержал дождь!» И действительно, сильнейший ливень разразился, едва они пристали к берегу. А источник Мирьям тем временем опустился понемногу и ушел на дно.

— Сам не знаю, нужно ли верить всему этому, но племянник мой честный малый, с чего бы ему вдруг врать, — так окончил свой рассказ Муса Хатаб.

Сам я могу добавить к этим рассказам только сообщение о том, как объяснили сотрудники все той же лаборатории факт неожиданно крупных уловов рыбы, которые принято считать чудесными. Оказывается, летом, то есть с мая по октябрь, вода в нашем озере расслаивается. Та, что вверху, тепла и богата кислородом, нижняя — напротив, холодна и вместо кислорода содержит сероводород с дурным запахом. Когда дует ветер с запада, а это бывает почти каждый день, он сгоняет верхнюю воду на юго-восток. Чтобы скомпенсировать это явление, нижняя вода должна подняться на северо-западе почти к самой поверхности. Но рыба такой воды не выносит, она не может в ней жить и потому собирается в большие плотные стаи на малых участках, там, где кислорода еще достаточно. Это и может привести к чудесным уловам.

Однажды начальница нашей лаборатории — Колетта Сарруйа, женщина блестящая — ораторствовала на данную тему перед группой иностранных посетителей.

— Мы, — говорила она, — объяснили многие евангельские чудеса, вот эти самые уловы. Единственное, чего мы пока не объяснили, это факт хождения по водам. Мы пробовали заняться изменением удельного веса воды, но ничего пока не добились.

Она, конечно, так шутила.

— Колетта, — сказал я, когда иностранцы удалились, — для этого нужно бы поменять свой удельный вес.

Но она меня не поняла.

Раз уж речь зашла о Колетте, передам разговор, который состоялся у нее с одной из коллег из Южной Африки. То была особа умная, почтенная, в летах, с чуть тяжеловатой осадкой, Колетта же — легкая, тощая, длинная. И вот они разговаривают. Колетта сообщает о случаях холеры, с которыми ей приходилось сталкиваться. Дама из ЮАР выслушивает, кивает и отвечает:

— Знаете, холеры у нас не бывает. У нас довольно часто случается чума.

А между прочим, крабы, те тоже не любят сероводорода и, спасаясь от глубинной воды, забираются по стволам пальм у нашего берега на высоту метров пятнадцать.

Видение павлина

Ехал я как-то в такси из Тивериады на запад. Водитель был вульгарно болтлив, все время молол непристойности.

— А ты откуда? — вдруг спрашивает он меня.

— Из России, — отвечаю. — А ты откуда?

И тут же пожалел, что не промолчал.

— Угадай, — говорит шофер.

Пришлось мне гадать. Называю подряд несколько областей и государств Восточной Европы. Все неверно. Наконец приходит в голову:

— Из Турции…

— Будь я из Турции, ты бы сзади у меня не сидел, — ответствует мне этот остроумец.

Так я впервые услыхал молву об особой репутации турок.

Мне пришлось вспомнить об этой беседе значительно позже и совсем при других обстоятельствах. Но прежде нужно сказать немного о язидах.

Говорят, они поклоняются дьяволу. Пушкин (мы часто возвращаемся к этому поэтическому имени), когда путешествовал в Арзрум, беседовал с ними. Он хотел разузнать правду об их вере. Глава местной общины язидов, уродливый (так по словам поэта) человек в красном плаще, отвечал, что веруют они во единого Бога, но ругать дьявола считают неприличным, ведь тот уже пострадал и будет прощен. Пушкина такой ответ удовлетворил.

В другом месте мне удалось прочитать о язидах подробнее. Оказывается, дьявол, по их мнению, уже прощен и восстановлен в достоинстве главы ангелов. Он покаялся. В рай же дьявол проник в одеяньи павлина. Поэтому его зовут Малак Таус или Мелик Тавас, то есть Царь Павлин или Ангел Павлин. Одетый в перья, он соблазнил наших прародителей, а теперь является главой ангельской иерархии о шести ступенях, сам представляя высшую, седьмую, и правит вселенной, а Богу до созданного им мира никакого дела нет. Нет, по их мнению ни греха, ни ада. Проступки человека искупаются в последовательных перерождениях.

Всего язидов примерно сто тысяч. Считают, что среди них много курдов. Но курдов семь миллионов, в семьдесят раз больше, чем язидов, так что не эта странная вера есть причина неприязни к курдам и их неполных прав в Иране, Ираке и в Турции.

Курды жили всегда в этих местах. О них рассказывает Ксенофонт, излагая историю десяти тысяч эллинских воинов, отступивших на север к истокам Тигра после победоносной битвы с персами. Там кардухи, то есть курды, катили на них с высоких гор огромные камни. Позднее курдом был знаменитый Саладин.

Надо, однако, вернуться к павлину. Эта птица на Ближнем Востоке не редкость. Изображение павлина можно найти среди мозаик Гептапегона, на месте кормления пяти тысяч верующих. Бронзовые павлины во множестве стоят в саду веры бахай близ храма в Хайфе. Его золоченый купол на склоне немало содействует украшению города. Но в надписях у входа в сад говорится лишь о красоте павлина, а не о том, что он Царь или Ангел. Само слово «таус» греческое. Оно почти так же звучит и на арабском, и на арамейском, и на древнееврейском. На латыни павлин называется «паво». Как же будет он по-турецки?