Наследники Ост-Индской компании (СИ)

— Я живу ужасно разрушительно! – усмехнулся архимандрит Петр.

— У вас совсем другой путь в Церкви, — сказал ему отец Аристарх. – В вас очень много доброго. Митрополит Антоний пишет для таких, как я…

Поняв, что это сказано искренне, настоятель поинтересовался:

— А правда, что священников у него для рукоположения выбирал народ?

— Правда, — подтвердил гость и зачитал: — «Мы здесь завели за правило никогда не рукополагать человека иначе как по народному выбору. Мне кажется очень несчастным явлением, хотя большей частью неизбежным, когда человека готовят в семинарии или академии и потом посылают на приход, о котором он не имеет понятия, к людям, которые его не просили и не выбирали. Я не ставлю никого на приход, где его не хотят, не выбрали и не готовы принять». «У нас в течение столетий получился сдвиг. Епископ и священник заняли высокое положение в иерархии, тогда как на самом деле, как отец Софроний мне раз сказал, Церковь – это пирамида вверх дном. То есть тот, кто является епископом или священником, должен быть на самом низу, на нем как бы строится Церковь. И мы потеряли это сознание народа Божия, то есть мирян не как людей не священного сана, а как тела Христова».

— А что он писал о духовничестве? – поинтересовался архимандрит Аристарх.

— Об этом он вообще замечательно писал. Например: «Меня волнует, что так часто молодые священники (да и священники среднего возраста, которых жизнь, может быть, не ломала внутренне) считают, будто они могут всякого наставить и привести ко спасению. Я думаю, что это очень страшное искушение для священника. Знаете, когда люди берут проводника в горы, они выбирают человека, который там бывал, знает дорогу, уже проходил ею. А молодой священник, который говорит: «Я получил богословское образование, я могу взять человека за руку и привести в Царство Божие», — неправ, потому что он там никогда не бывал». И еще: «Я думаю, и миряне должны играть свою роль. Не надо ставить священника, особенно молодого, на такой пьедестал, чтобы он думал, будто он духовный гений. И надо его поддерживать, чтобы ему не было страшно быть обыкновенным, «полубездарным» священником», если он таков. От священника вы имеете право ожидать, чтобы он благоговейно совершал службы, чтобы он молился за вас и с вами, но рукоположение само по себе не дает священнику ни богословского знания, ни «различения духов», ни понимания того, что другой человек переживает, ни способности проповедовать. Это все иное, это может иметь любой человек. Но священнику дана власть совершать таинства; от него можно их принимать. В остальном, мне кажется, надо больше развивать сотрудничество между мирянами и священниками, чтобы священник не имел тенденции и желания властвовать над уделом Божиим».

— Интересно: предвидел он те нестроения, которые принесла его кончина? – задумчиво спросил архимандрит Петр.

— Он очень просто на это смотрел. У него есть такие слова: «Наше дело — сеять. Как земля воспримет семя, как Бог взрастит его – не наша ответственность. Есть такое слово, которое мне очень дорого, латинская поговорка Fructuat dat pereat: пусть он приносит плоды, с тем, чтобы в свое время самому исчезнуть… Я не знаю, что будет с нашей епархией. Я думаю, что в какой‑то момент она послужит семенем будущего Православия здесь, что тогда все здешние православные сольются в одно, и будет, возможно, не Сурожская епархия, и не греческая Фиатирская епархия, и не Сербская епархия, а нечто новое, может быть – Православная Церковь Великобритании и Ирландии».

— Но не возникла же? – недоверчиво сказал хозяин.

— Мы не знаем будущего. И все‑то доброе рождается из скорбей и искушений, — ответил отец Василий.

Архимандрит Аристарх был очень благодарен за то, что познакомился с опытом архипастыря, создавшего епархию в такой непростой стране, как Англия. Единственное, что его занимало – это то, как один из близких к митрополиту Антонию людей – епископ Василий (Осборн) мог совершить столько необъяснимых поступков.

— Не было ли среди его друзей лорда сэра Джона Эктона? – задал он мучавший его вопрос.

— Не знаю даже, — растерялся отец Василий. – А что?

— Это его кошмар! – серьезно сказал архимандрит Петр. – А, может быть, оба они кошмар друг друга! Но ведь пора и успокоиться: все ведь в прошлом, не так ли?

Но архимандрит Аристарх знал, что встреча с сэром Джоном ему еще предстоит.

Мысли сэра Джона

Сэр Джон в это время сидел на веранде с Григорием Александровичем и вместе с ним пил коньяк, к которому в последнее время пристрастился. Утром они должны были вылетать в Россию. Как ни странно, выпив, он становился добрее, если это слово было еще к нему применимо и, во всяком случае, более разговорчивым.

— Ты знаешь, Гриша, очень много интересного сейчас происходит в мире. Наши силы крепнут. Скоро мы подойдем к созданию единого всемирного государства. Но что‑то нам все время пока мешает…

— Что? – равнодушно спросил Григорий Александрович, залпом опрокинув целый стакан рома.

— Ты забавно пьешь, — заметил сэр Джон. – Помнишь, у Стивенсона: «Пей, и дьявол тебя доведет до конца… и бутылка рома».

— В вас что: опять проснулся проповедник? — недовольно спросил Григорий, которому лорд во время их долгих пьяных разговоров кое‑что рассказал о своей жизни.

— Нет, конечно. Мне просто очень интересно наблюдать в развитии за некоторыми вещами… Скажи: ты уже видишь тех сущностей, которые обступают сейчас тебя?

— Нет, что я шизик что ли?

— А ты мне при первой встрече рассказал, что видел меня во время алкогольного психоза?

— Я не хочу об этом вспоминать, — резко ответил Григорий Александрович.

— Значит, ты уже видел, но это лишь очень маленькая толика, — удовлетворенно заметил Эктон. – Они записывают каждый твой шаг, а потом предъявят счет…

— А вам? – защищаясь, спросил Григорий.

— И мне… Всем… В последнее время я об этом много думаю: срок моей жизни подходит к концу.

— Плохо вы меня вербуете, — заметил Григорий Александрович.

— А я тебя не вербую. Ты единственный человек, с которым я говорю об этом. Но мне кажется, что ты уже не вырвешься, независимо от того – будешь ты участвовать в наших ритуалах или нет. Ты и так весь состоишь из страстей – пьянка и девущка–фэйри Лиз…

— Разве Элизабет не человек?

— Уже не совсем, как и я. Когда нарушаются естественные законы жизни человеческого организма, человек становится ближе к тем силам, которым он служит…

— Так вы хотели бы вернуть все назад?

— Это невозможно. Хотя иногда кажется, что возможно… Скорее всего, придется пройти этот путь до конца…

— Почему вам так не дает покоя этот Аристарх?

— Потому что у него есть то, чего нет у меня. И не только у меня – у многих христиан. Он пытается менять себя, а не других. Другие сами меняются вместе с ним. А, изменившись, они отодвигают наши планы нового мироустройства на неопределенный срок. Поэтому мы и должны еще раз встретиться с ним – нужно устранить его.

— Он имеет такие силы, потому что христианин?

— Христианином мало называться. В современном мире (да и во все время истории последних двух тысячелетий) кто только не называл себя христианами! Вот сейчас – профессор догматики в Оксфорде выпустил книгу «Миф о Воплощении», он просто не верит, что Бог воплотился во Христе. Студентов, которые говорят, что верят в Воскресение Христа, такие профессора преследуют. Скоро в Англии запрещено будет носить нательные кресты огромным социальным группам – в разные годы мы делали это и в Советском Союзе и во Франции, да много где… И такие доктора богословия найдут догматические обоснования того, что так и должно быть. Мешают ли нам такие христиане? Конечно, нет: они создают самую благоприятную почву для прихода единоличного властелина мира. И в нем‑то они не будут сомневаться: ведь там никакой свойственной Христу терпимости и всепрощения не будет…