Наследники Ост-Индской компании (СИ)

А игумену Аристарху приходилось преодолевать все новые препятствия. Когда Григорий Александрович после первой встречи с ним пришел к лорду Джону, собиравшемуся уже уезжать из «замка Лузервиль», тот просто рассмеялся ему в лицо:

— Я сейчас смотрел видеозапись вашей беседы. Это такой детский лепет ваш разговор с игуменом! То, что вы рассказывали ему, мог бы вполне сделать и этот психиатр–проктолог, который есть в наличии. Меня же интересует совсем другое: почему, например, мы не можем его запугать, а тогда, когда, кажется, что все уже возможно, не можем это сделать? Почему на него почти не действуют нейролептики? Что позволяет ему держаться все лучше, когда условия жизни становятся все хуже? Почему именно вас мы привлекли к этой работе?

— Почему именно вас мы привлекли к этой работе? – повторил свой вопрос Эктон.

— Ну, последний вопрос явно не ко мне, а к вам с Зоей.

— Ответ хороший, — кивнул лорд. – Надеюсь, остальные будут не хуже.

— В отношении того, что вы не можете причинить ему тот объем вреда, который вам бы хотелось. Мне кажется, что в мире есть силы, которые очень многому злому не дают стать реальностью, иначе этот мир давно бы погиб. Я плохо понимаю в том, как действуют эти силы, но мне почему‑то кажется, что вы должны разбираться в этом лучше…

— Ответ принят, — кивнул сэр Джон.

— Почему его не валит с ног аминазин, и он не начинает от галоперидола стремиться куда‑то в тревоге бежать? Вы знаете, что некоторые переносят даже лоботомию, в зависимости от того, какие именно лобные доли головного мозга у них перерезали. Все здесь очень индивидуально, особенно, когда вмешиваются силы, о которых мы мало, что знаем, а это, по–моему, именно тот случай…

— Хорошо, вы неглупый человек, — кивнул лорд.

— А в отношении того, почему он крепнет от испытаний – возможно, они его закаляют, а в благополучии он наоборот расслабился бы…

— А вот это вообще интересная мысль, — сказал Эктон. – Сами бы мы до этого не додумались. Можно сказать, что вы выполнили свою миссию, Григорий Александрович: вы подсказали направление, в котором нужно работать.

— То есть я могу уехать? – спросил профессор. — Признаться, мне эта работа нравится все меньше…

— Ну, зачем же так? Работа только начинается. Впереди много всего интересного, в том числе связанного и с вами лично. Конкретики пока не вижу, но скучно не будет, это я могу обещать!

… Григорий Александрович вышел во двор. Но тут его внимание привлекла забавная сцена. Один из занятых на строительстве рабочих напился до того, что заснул на высоте трех метров с поднятым в руке молотком, и только чудом не упал.

Главный прораб обычно снисходительно относился к подобным вещам, но сегодня у него было плохое настроение, и поэтому он решил сдать провинившегося в вытрезвитель. Когда машина с милицией приехала забирать строителя, он был еще очень пьян, но добродушен. Ему почему‑то хотелось ехать в вытрезвитель:

— Эй, мужики, без меня не уезжайте, я сейчас только отолью и бегом к вам! – крикнул он милиционерам.

— Не убежит? – спросили они главного прораба.

— Да нет, — усмехнулся тот.

В машине уже сидел какой‑то пьяница, все порывавшийся убежать.

— Ну‑ка подвинься, не тебе одному нужно ехать! – ткнул его строитель.

Все рабочие так и расхохотались, даже милиционерам стало смешно. Но самое интересное было, когда Ивану Владимировичу через час позвонили из вытрезвителя и сказали, что рабочего они выгоняют, потому что у него вши.

— Какие вши! Сами вы все вшивые! – слышался в трубке возмущенный голос.

Через некоторое время рабочий вернулся, и главный прораб с усмешкой сказал ему:

— Иди уж домой, проспись, пьяный вшивик!

Все это очень развлекло Григория Александровича. А тут еще к нему подошла Элизабет и сказала, что они сейчас уезжают, но ей хочется продолжить знакомство. Она дала ему телефон и сказала, что сэр Джон велел через нее передавать всю информацию, связанную с Аристархом. У Григория сразу появился стимул, чтобы этой информации было больше, и он уже не думал, что его общение с игуменом несет что‑то плохое. А через несколько дней, когда положение того поменялось, он совершенно искренне стал считать себя благодетелем священника.

По распоряжению сэра Джона отца Аристарха перевели в отдельную палату со всеми удобствами. Ему разрешили отрастить волосы и бороду. Ему сшили новую рясу и подрясник, купили священнический крест с украшениями. Игумену дали свободу ходить в храм, готовили все, что он только не пожелал бы, принесли церковные книги. Ему разрешили служить и исповедовать. Настоятель храма подошел к нему и доверительно шепнул, что по его ходатайству на эту Пасху архиерей возведет отца Аристарха в сан архимандрита.

В храме появилось десятка два новых людей, которые всем рассказывали, какой святой старец игумен, увидев его, бросались целовать ему руки и край рясы, иногда даже пол, по которому он только что прошел. Он совсем не имел времени побыть один: множество людей подбегало к нему, падало на колени с воплями: «Святой отец! Исцели меня!» Людмила Владимировна сказала, что скоро его переведут жить в отдельный флигель, и у него там будет прислуга. И отец Аристарх с грустью подумал, что недавно он жил совсем еще не плохо…

Неожиданный поворот

Через несколько месяцев многое в Лузервиле изменилось. Тот эксперимент, который сэр Джон решил проделать с предоставлением игумену Аристарху испытанием славой, принес совершенно неожиданные плоды.

Скотникова наивно думала, что раз у священника есть толстая история психической болезни, то никто не поверит, если он начнет говорить какую‑то правду об интернате. И раз игумен не имеет жилья, то он пожизненно привязан к ее учреждению, и полностью находится в ее власти. Тем более, что Григорий Александрович почти полгода ежедневно вел с ним подробные разговоры, документируя их в истории болезни, интерпретируя в рамках существующих российских и зарубежных классификаций психических расстройств.

По мнению сэра Джона, те люди, которых наняли изображать кликуш, должны были в самом отце Аристархе заронить зерно тщеславия, а в глазах окружающих превратить его в посмешище. Но получилось совсем наоборот.

Эти люди привлекли к игумену внимание большого количества людей далеко за пределами Лузервиля. И через некоторое время он сумел им воспользоваться.

Священник сумел отделить то хорошее, что несло ему новое положение, от того, что оно должно было принести по замыслу тех, кто его устроил. Среди приехавших на встречу с ним людей был инкогнито один высокопоставленный чиновник из администрации Президента России, которому старец смог сказать слова, перевернувшие взгляды того на жизнь. И когда этот человек спросил отца Аристарха, что он может сделать для того, чтобы изменить положение в стране, тот предложил ему начать с этого городка. Как зло может расти подобно снежному кому, так и добро: нужно только начать его делать.

Чиновник сомневался, стоит ли связываться с международным тайным обществом, за которым стоят темные силы зла. Но чудо, которое он увидел, переубедило его.

Игумен Аристарх пользовался все большей свободой, он привел его в палату, в которой лежал Валерий Петрович, и на глазах ранее знавшего Валерия и его положение, изумленного сотрудника администрации Президента возложил на него руки, прочитал молитву, после чего тот встал, начал ходить и говорить. А священник, к которому исцеленный бросился со словами благодарности, лишь скромно сказал: «Я здесь не при чем. Это все Господь!», и тихо вышел из палаты, на прощание сказав: «Но нужно жить по новому, чтобы не вернулась старая болезнь!»

Власти Скотниковой в Лузервиле пришел конец. Приехала следственная бригада из генеральной прокуратуры. Людмила Владимировна и многие из работавших на нее бандитов были арестованы. Свидетелями обвинения выступили Валерий Петрович и Валентина. Совместное участие в опасном деле сблизило их. Бывший заместитель начальника областной соцзащиты пересмотрел свое отношение к браку, а Валя подумала, что нашла, наконец, своего принца, пусть и старше ее почти на двадцать лет и с непростым прошлым. Через некоторое время они поженились. Валерию предлагали вернуться на прежнюю работу, но он ответил, что, пожив в том положении, в каком находятся пациенты интерната, он не может более быть спокоен. Нина Петровна назначила его новым директором интерната вместо Скотниковой, и положение его пациентов начало разительно меняться. Самым трудным для Валерия Петровича было привыкать жить на одну зарплату, да еще с молодой женой, но он мужественно пытался находить радость в такой жизни.