Прощай, молодость

С Кэрри так легко! Наверное, она обнимает партнера, когда танцует. Это было бы приятно. И волосы у нее красивые. Вообще, все так хорошо.

— Джейк, — позвал я, — ты спишь?

— Нет.

— Послушай, зачем нам сходить в Бальхольме? Не могли бы мы доплыть до Вадхейма?

— Я выясню, — ответил он, — если хочешь. А зачем это тебе?

— Просто так, — ответил я. — Мне кажется, не мешало бы увидеть эти места, раз уж мы здесь.

В ту ночь я спал плохо. Я был взволнован и возбужден без видимых причин. Хотелось совершить прогулку в десять миль или пройти на веслах в лодке по фиорду. Что-то в самом воздухе этих мест не давало уснуть. Он был чистый и застывший. А еще этот белый свет. Здесь никогда не темнело, и это действовало на нервы. Мне все время хотелось чем-то заняться, и я чувствовал себя окруженным со всех сторон черными высокими горами, казалось, отсюда не вырвешься. Меня раздражал рокот водопадов. Я встал очень рано и вышел на палубу. Гудванген оказался совсем крошечным и пустынным, не то вымер, не то еще спал. Я смотрел вдаль, отделенный от Гудвангена спокойной водной гладью. Из домов никто не выходил. Невозможно было поверить, что там есть живые люди. Серые горы высились вокруг, казалось, они склоняются над кораблем, стоявшим на якоре, и сейчас сомкнутся над ним. Перегнувшись с борта парохода, я смотрел на темную воду. На поверхности не было ни малейшей ряби. Водопады не переставая неслись по камням, издавая звук, похожий на шипение дождя.

Ничего здесь не изменится. Это казалось зловещим, подавляло. Явь походила на беспокойный сон, порожденный дурными мыслями прошедшего дня.

Ни надежды, ни возможности сбежать. Ужасное место.

Я уселся на палубе, обхватив подбородок руками и глядя прямо перед собой; в голове не было ни единой мысли. На сердце было тяжело, я томился и не мог ни назвать, ни объяснить даже самому себе причины этого волнения. Совсем не хотелось быть подавленным — хотелось смеяться, ни о чем не печалиться, быть вместе с людьми, которые для меня ничего не значили бы, повеселиться, сойдя на берег вместе с девушкой. Совсем не хотелось чувствовать себя потерянным и несчастным. Хотелось, чтобы Гудванген был иным, и горы не подступали бы так близко, и солнце светило бы в ясном небе, и синяя вода была бы теплой, и чтобы было совсем мелко.

Я вернулся в каюту и увидел, что Джейк проснулся и сидит на своей койке.

— Я проснулся и не мог понять, куда это ты ушел, — сказал он. — Как раз собирался тебя искать. Было такое чувство, будто что-то не так.

— Джейк, — ответил я, — мне очень плохо.

С минуту он молча на меня смотрел. Потом заговорил:

— Вот что я тебе скажу. Может быть, взять лодку в Гудвангене и отправиться дальше, а потом забраться куда-нибудь повыше, поближе к этим водопадам? Ты мог бы немного размяться. Было бы чудесно снова побродить где-нибудь.

Когда Джейк предложил это, я сначала обрадовался, но потом понял, что не хочу уходить. Из головы не выходила девушка, и я не собирался все менять.

— Не могу, — возразил я. — Вчера вечером я договорился встретиться с одной из девушек.

— Понятно, — сказал Джейк.

— В любом случае, на берегу будет не так уж много времени, — продолжал я, — пароход отходит в Бальхольм в середине дня. Не стоит никуда забираться.

— Да.

Он решит, что я ищу отговорки.

— А я сегодня утром немного побездельничаю, — сказал он. — Мне никуда не хочется.

— Как угодно, — ответил я.

Я стал насвистывать, чтобы казаться естественным, но чувствовалось, что мы что-то скрываем друг от друга. Скрывать было особенно нечего. Я только откровенно сказал, что договорился сопровождать девушку на берег. Вот и все. И зачем нам что-то разыгрывать друг перед другом? Жизнь — странная вещь. Стюард зазвонил в гонг, призывая к завтраку.

— Я пойду наверх, в салон, — сказал я.

— Хорошо, — ответил он.

Теперь, когда повсюду были люди и начался день, моя депрессия совсем исчезла.

Американцы, увидев меня, замахали руками. Я подошел к их столику и поздоровался. На темноволосой Мэри была розовая блузка, которая ей совсем не шла. Ее парень, Мэтти, сидел рядом. Братец в очках, видимо, решил основательно заправиться. Он был ужасным занудой: непременно хотел наметить план действий.

— Вот что я вам скажу, — растолковывал он. — Если мы все вместе соберемся к десяти часам и отправимся на берег в одной шлюпке, то сможем раздобыть экипаж, все посмотреть и вовремя вернуться, чтобы успеть на пароход к двенадцати часам.

Эту мысль встретили без особого восторга. Я счел эту идею отвратительной. Кэрри не было. Билл был в превосходном расположении духа и вел себя как последний идиот, разбрасывая вишневые косточки. Подошел один из стюардов и сделал ему замечание. Вскоре появилась Кэрри. На ней было что-то зеленое без рукавов. Она выглядела потрясающе. На душе стало очень хорошо.

— Всем привет, — сказала она. — Что будем делать? Я не хочу завтракать.

— Отправляемся на берег, — сообщила Мэри. — Ты с нами?

— Я еще не решила, — ответила Кэрри.

Я молчал, не собираясь связывать себя никакими обязательствами.

— Это не к спеху, — вставил Билл. Ну конечно, куда бы она ни направилась, он будет рядом — в этом у меня не было никаких сомнений. Меня это уже раздражало. Я не знал, что делать в такой ситуации.

— Ну, я пойду, — сказал я и удалился.

Я отправился в курительную комнату и засел там. Буду сидеть все утро и читать газеты. Наплевать на то, что происходит вокруг и кто куда с кем отправляется. Лучше бы я поехал с Джейком. Теперь поздно его разыскивать. Вероятно, болтает с кем-нибудь из офицеров на мостике. Около половины одиннадцатого в курительную внезапно вошла Кэрри. Она была в шляпке. Размахивая сумочкой, сказала:

— Да вы просто подлец.

— Почему? В чем дело? — опешил я.

— Вчера вечером вы обещали, что отвезете меня на берег. Что вы о себе воображаете, заставляя меня ждать целых полчаса на этих старых сходнях?

— Я думал, вам не хочется ехать, — оправдывался я. — Так мне показалось недавно, за завтраком.

Она рассмеялась.

— Что-то ты плоховато соображаешь, маленький мальчик! Да я отослала всех остальных давным-давно. Ты совсем ничего не понимаешь в женщинах?

Я удивленно посмотрел на нее с минуту, потом улыбнулся. Значит, все в порядке. Теперь я вернулся к действительности.

— За эти две минуты я научился очень многому, — сказал я.

Мы пошли на палубу посмотреть, не отправляется ли какая-нибудь лодка к берегу, и получили одну из них в свое полное распоряжение. Мы сидели на корме. Я расстелил для нее носовой платок, чтобы она не испачкала платье.

— Я упаду, если ты не будешь меня крепко держать, — сказала она.

Я обнял Кэрри, и она прислонилась к моему плечу. Это было чудесно. Я слышал свой слишком громкий смех.

— Вон твой друг, — сказала она.

Я взглянул наверх и увидел Джейка, наблюдавшего за нами с мостика. Он помахал рукой. Я помахал в ответ, чувствуя себя неловко. Почему ему нужно было оказаться именно там?

— Он очень спокойный? — сказала Кэрри. — Совсем не такой, как ты.

— Да, — согласился я.

Мне не хотелось думать о Джейке. Хотелось, чтобы все было хорошо сегодня утром. Почему-то мне было неприятно, что он наблюдает с мостика, как мы отплываем.

Группа туристов как раз отправилась на экскурсию, когда мы подошли к берегу. Они разобрали все экипажи, запряженные пони, и поехали на какую-то гору. Не осталось ни одного экипажа.

— В любом случае, совсем не обязательно туда ехать, — сказала Кэрри. — Там, наверху, нечего смотреть — одни виды.

— Я боялся, что ты будешь разочарована, — заметил я.

— Мне все равно. Что за место? Жить здесь — все равно что быть заживо похороненным.

— Тебе здесь не нравится? — спросил я.

— Просто мороз по коже. Нет ни одного из этих прелестных магазинов, которые встречались в некоторых деревушках. Я надеялась найти здесь что-нибудь экстравагантное. Сумочку, шарф изумительной расцветки, которые здесь часто продают. Ты бы купил мне что-нибудь, не так ли?