Эйфория (СИ)

Вот же грёбаный ублюдок.

Это по-прежнему заставляло Джейдена желать разгромить ситуацию: абсолютно жестокую, чрезвычайно несправедливую.

Ни один ребёнок не заслуживает этого.

А после того, как таблоиды потеряли свой интерес и упаковали чемоданы, он всё ещё продолжал думать, стоило ли того что-то из этого? Имело ли значение, что жизнь Шона Марса теперь вне опасности, когда она навечно будет омрачена убийством его отца? Как будто в конце концов Норман не мог сохранить жизни им обоим.

Гора грёбаных ошибок.

Молодой человек пытался убедить себя, что сделал всё возможное, но его полные мольбы слова не были никем услышаны. Это была его вина. Всё всегда было его виной.

Каким был ответ? Что послужило причиной его падения с небес? Норман запутался. Были подсказки: всегда были подсказки. Но он не желал их замечать.

Части головоломки лежат перед тобой. Почему бы тебе не собрать их в одно целое? Нет. Бритва Оккамы не всегда права. Жизнь, чёрт побери, куда более сложнее этого.

Он вечно по спирали опускался вниз. Не имело значения, как быстро или медленно он шёл, двигался ли он со скоростью света или же был заморожен на месте, потому что он добрался бы до туда в один день и знал, что пункт его назначения никогда не изменится. Так что он принимал больше триптокаина, когда тот взывал к нему, и был иронично равнодушен касательно использования УРС, вопреки всему постоянно хватаясь за ветки, пытаясь удержаться, или за выступы, чтобы прервать своё грешное падение.

Мой мир разлетелся на осколки, когда я открыл запретную коробку и взял очки с тубой. Меня тащат в мою могилу и к моему року, а я не увижу этого, не остановлю этого: я уже так глубоко, что забыл о свете солнца — знаю лишь тени, что так крепко вцепились когтями в мою кожу, что стирают мой разум.

Не осознав как, агент обнаружил себя около единственной спальни в квартире. Она была скромной и тесной, едва достаточно большой для того, чтобы передвигаться в ней. УРС не откопало ничего, даже отдалённо равного находкам в гостиной и кухне.

Единственная кровать была расположена параллельно окну. Перед ним трепетали (в результате какого-то иного, необнаруженного сквозняка) тонкие, полупрозрачные занавески: их мирные колыхания были единственным движением во всей покинутой квартире. Каким-то тривиальным образом волнение обеспокоило Нормана. Он испустил другой магнетический импульс из своей перчатки, охотясь за информацией — информацией о том, кем Эббот был обманом вовлечён в помощь в доках, либо куда он теперь сбежал. Подошло бы что угодно: записка, штраф за парковку, квитанция. Но ничего не было.

Господи Иисусе… ничего, ничего! Почему эта квартира такая чертовски чистая?

Он импульсивно ринулся мимо кровати к шкафу и рывком распахнув его принялся перерывать рубашки и брюки, висящие внутри, пока они не были свалены в кучу на полу, но обнаружил лишь слабые следы ДНК в виде пота на нейлоновых воротниках.

Его работой было развеивать тень, находить застаревшую грязь, которая непременно скапливалась под ногтями пальцев всех, неважно как усердно их драили, но здесь икать было нечего. В прикроватных ящиках — ничего, за исключением старой ручки. В ванной комнате — лишь бритва и зубная щётка. Ещё отпечатки пальцев. Не было и следа счетов, свидетельств о рождении или чего либо ещё, что нормальный человек может где-нибудь хранить. Норман никогда прежде не видел дом нарушителя закона таким скрупулёзно опрятным. И всё же ему удалось заставить его двигаться дальше, потому что было что-то в грязи под водой с мылом, в стенах, покрытых никотиновыми пятнами – притаившаяся подсказка о сигаретном дыме – и в обыденной, смутно отдающей плесенью мебели. Квартира напоминала гостиничный номер: наскоро вычищенный, с насильно приданным видом стерильности, но, если копнуть глубже, неспособный поколебать извечное ощущение грязноты. Где бы ни были секреты этого мужчины — они были не здесь. С агента было достаточно.

Я обыскал всю проклятую квартиру. Свою часть я выполнил.

Таковым был вывод: Эббот окончательно исчез, и всё, что он теперь мог сделать, — ждать и молиться о возвращении беглеца на Массачусетс Авеню. И вновь их расследование иссякло, словно река, иссушенная полуденным зноем.

— Что поделать, — произнёс Норман утомлённо, когда потащился обратно ко входной двери. Он был в слишком плохом расположении духа, чтобы возвращаться сегодня в офис. Может быть, в какой-то момент за время прошедших нескольких дней он упустил некие улики, которые казались вероятными, принимая во внимание его неподконтрольное состояние разума, или же дело нуждалось в пересмотре под другим углом, что вплоть до настоящего момента не приходило ему в голову: как бы там ни было, сейчас пора было отправляться домой. Молодой человек неохотно признал, что больше ничего не мог сделать, для начала не выспавшись хорошенько и не попытавшись проветрить свои мозги. Уходя, он закрыл дверь квартиры.

Джейден покинул здание и направился к машине, несмотря на то, что его ноги казались ему бетонными. Было четыре часа, но покрытые грозовыми тучами небеса душили город, вынуждая садистский мрак быть таким абсолютным, что Норман почти верил в то, что пока он был внутри дома, ночь по ошибке опустилась на землю. Фонари уличного освещения уже зажглись: они создавали правильной сферической формы лужи из бронзы в тусклом окружении, подобно бледным репликам настоящего солнца.

Он поехал домой, пытаясь не признавать наличия в кармане своей куртки клокочущего пузырька с наркотиком. Молодой человек оставил машину на парковке снаружи жилого здания и направился внутрь, шоркая ногами и уставившись глазами в пол. Он хотел лишь улечься и пить до тех пор, пока не заснёт, но было похоже, что судьба припасла для него кое-что другое. В то время, как он приближался к двери своей студии, его взгляд сфокусировался на квадратном листе, расположенном почти под дверью.

Норман прочистил горло. Огляделся. Он присел на корточки, чтобы взять предмет, и удерживая его в согнутой руке, пока отыскивал ключи, понял, что это пакет, завёрнутый в дешёвую коричневую упаковочную бумагу. Войдя в тёмное убежище, коим был его дом, он закрыл дверь и включил слепящее освещение.

С небольшой тревогой, ключи были брошены и загремели от столкновения со стеклянной поверхностью. Джейден был занят тем, что глазами и руками исследовал прочную упаковку.

Его имя было напечатано на одной стороне, судя по буквам, на пишущей машинке, но помимо этого он не мог различить других опознавательных знаков. Обратного адреса не было. Это был маленький предмет с размерами, возможно соответствующими толстой, слегка деформированной книге. Норман знал достаточно о подозрительных посылках, чтобы быть настороже.

Должен ли я её открывать?

Вот когда он увидел это: единственное слово «Рейни», расположенное в самом нижнем углу.

Молодой человек испытал испуг столь великий, что это было сродни жизни, вышибленной из него, сам страх от чего проявился в виде конвульсии в его брюшной полости.

Хватит, хватит!

Больше суток он жил как недочеловек, увядая под бременем пропаганды, на которую он повёлся, а теперь источник его тревоги, его болезненного чувства неполноценности нашёл для себя второй выход. Это было словно предзнаменование мерзкого и презренного божества, никогда не просящего о поклонении.

Гибкие, длинные пальцы стали разрывать коричневую упаковку ещё до того, как он осознанно принял решение открыть пакет. Бумага соскользнула со своего содержимого и упала на пол.

Нет… это должно быть ложью. Это не может происходить.

Извлечённое было компактной, легковесной, с матовой поверхностью чёрной коробкой, которую Норман верно классифицировал как низкобюджетный портативный DVD-плеер модели, которая могла быть куплена за пятьдесят долларов или меньше. На электронном гаджете скотчем была закреплена заметка, также напечатанная особым шрифтом, характерным для пишущих машинок.

Норман,

Я обещал связаться с тобой во второй раз, и теперь ты увидишь то, что я обещал предоставить. Прости меня за то, что я так навязчив и оставляю это устройство коммуникации у твоего дома, однако, так как сейчас выходные, полагаю, что более благоразумно транспортировать моё послание непосредственно к твоей квартире.