Придорожная собачонка

О душе отца Юнипера

Обвинитель: Какая разница, что в его семье и его городе все так думали. Тогда много рассуждали о заморских владениях короля и обитающих там дикарях, сокрушаясь, что они обречены на вечные муки, поскольку их не достиг свет веры. Однако дальше разговоров дело не шло, и лишь немногие, как отец Юнипер, принимали это близко к сердцу. Отец Юнипер, худой юноша в францисканской сутане, решил, что станет миссионером, ибо был исключительно набожен и ревностен. Свое решение он осуществил, и вот, после многих лет тягостных странствий, после чудесных избавлений от гибели на море и суше, после постов, — молитв и борений с собою, здесь, на берегу другого океана, лежит его высохший труп, и звонит колокол миссии, и те, кого он обратил в христианскую веру, встревоженно прислушиваясь к заклятиям на непонятном языке, рядами стоят на коленях, как им приказано.

Как же мне ухватить своими, хе-хе, когтями эту набожную и измученную душу? Увы, увы. Принцип ignoratio juris nocet — незнание законов вредит — не позволяет преступнику оправдываться неведением. Но я не юрист. Какой закон он нарушил? Нет закона, который предписывает обладать хоть каплей воображения и допускать возможность, что наши убеждения могут быть ошибочны. На своем родном острове Майорке он иначе представлял себе индейцев. Когда же увидел воочию, с трудом заставил себя признать их обладателями бессмертной души — он обнаружил в них только зверей, живущих согласно с природой. Чтобы спасти, нужно было, как он говорил, заставить их жить вопреки природе. Он сознательно стал искоренять обычаи и обряды, которые были ему совершенно непонятны. Начал с того, что приманивал индейцев красными бусами. Получившие подарок возвращались в свои селения и становились объектами зависти, потому что красные бусины в сравнении с раковинами, которые служили деньгами, были огромным богатством. Индейцы потянулись к отцу Юниперу, и кое-кто из них, видя, как белые волшебники разговаривают со своими богами, позволял окропить себя водой, поскольку эти боги давали силу и посылали в дар множество чудесных вещей. Однако после крещения индейцы уже не имели права вернуться навсегда в свои селения: солдаты губернатора силой приводили их назад. Им приходилось жить в миссии, вставать на рассвете по звону колокола, слушать мессу на латинском языке и целый день работать на полях. За непослушание и за поступки, которые для них были естественными, но которые отец Юнипер почитал греховными, их секли розгами и заковывали в цепи. Многие умирали от неизвестных им прежде болезней; вымирало также множество окрестных независимых селений. Годовой цикл индейских танцев и празднеств: ежегодное возвращение лосося, созревание желудей и появление перелетных водоплавающих птиц — был заменен чередой христианских праздников и дней католических святых. Индейцы постепенно забрасывали охоту и рыболовство, все больше попадая в зависимость от пищи, которую выделяла им миссия.

Внятны ли были Юниперу несчастья и страдания индейцев? Он не мог не видеть их лиц. Они сознавали, что потеряли все и никакая надежда им не светит, хотя не могли облечь в слова то, что с ними случилось. В апатии, не поднимая глаз, они двигались как автоматы. По свидетельствам путешественников, они никогда не улыбались.

Юнипер любил Истину и не позволял себе проявлять сочувствие. Годами он мучился от ненависти к губернатору Филипе де Неве, из-за которого не спал ночами. Этот губернатор полагал, что государство не обязано подставлять Церкви свое отягощенное оружием плечо, и каждый раз, когда нужно было ловить сбежавших индейцев, мешкал с отправкой в погоню солдат.

Усердные молитвы, аскетизм! Разве моя власть над ним не доказывает, что добрыми намерениями вымощен ад? Выслушаем Защитника, но не думаю, чтобы этой черной душонке помогли какие бы то ни было возвышенные аргументы.

К делу отца Юнипера

Трудно ему было отыскать в индейцах человеческие черты. Если одна из таких черт — способность различать добро и зло, то она у них, во всяком случае, отсутствовала. Добром было для них все, что позволяло набить желудок, злом — все, что этому препятствовало. С них глаз нельзя было спускать, так как они крали все, что попадалось под руку. Воровство, казалось, настолько им присуще, что научить их понятиям «мое» и «твое» оказывалось невозможно. Они были лишены стыда: мочились, испражнялись, совокуплялись на глазах у всех. Одно только могло их удержать: страх перед поркой. Отец Юнипер заставлял себя верить, что каждый из них обладает бессмертной душой, которую нужно спасти. Они вставали рано утром по звону колокола и, в белых полотняных одеждах, собирались во дворе миссии, чтобы выслушать таинственный обряд на незнакомом языке, после чего шли работать в поле. Они ненавидели работу и могли бы целыми днями бездельничать, если бы не плеть. Разве может Церковь, задавал себе вопрос Юнипер, спасти душу, давая поблажку невежеству и греху? Он не хотел никому причинить вред и, когда раздавались крики избиваемых кнутом, читал молитву.

Археология

Володя Гугуев с детства мечтал о профессии археолога, стал им и совершил важное открытие, раскапывая курган в пригороде своего родного города Ростова. Это было захоронение сарматской царевны, датируемое вторым веком до рождества Христова: скелетик в золотой короне и ожерелье с бирюзой. Что кроется под городами, по которым мы ходим, например под краковскими напластованиями? Кажется, здесь когда-то было кельтское поселение, но это, можно сказать, вчера. Значительно раньше, до появления индоевропейцев, здесь в течение нескольких тысячелетий развивалась старая Европа, последние памятники которой сохранились на догреческом Крите. Идея прогресса приучила нас считать людей давних времен «первобытными». Если бы не отсутствие воображения, мы бы представили себе совершенно иную очередность: после того как пришел конец давним мифам, легендам, религиям, могли появиться леса, населенные дикарями. Примерно за пять тысяч лет до рождества Христова, то есть семь тысяч лет назад, в бассейне среднего течения Дуная, Дравы, верховьев Вислы и Одры процветала земледельческая цивилизация. Вот только догадки на основании раскопок: цивилизация матриархата, резные человеческие фигурки в масках для каких-то сакральных целей, религия Великой Богини (Матери-Земли?) и других богинь плодородия. Похоже, те люди не связывали плодородие со спермой мужчины. Женщина рожала, как рождает каждую весну земля, и эта ее способность давать жизнь заслуживала поклонения, отсюда — женские божества, покровительницы урожая. Позднее (начиная со второго тысячелетия до рождества Христова?) сюда приходили одни за другими индоевропейские племена — патриархальные, с мужскими божествами. Об этом есть книга, написанная моей коллегой по Калифорнийскому университету, Марией Гимбутас.

А если подумать о них, о тех, над кем мы ходим? Они едины с землей, но ведь они были, и не как неисчислимое множество, а как отдельные создания. Если наша планета действительно существует для того, чтобы заселять душами рай и ад, значит, они роятся в неземном пространстве, неизменно удивляясь обрядам, обычаям и внешнему виду тех, кто был до них и после них, не меньше, чем удивлялись бы мы, доведись нам их встретить.

Миссис Дарвин