Сестра Ноя (СИ)

Наконец, прошел последний школьный год, и мы покинули страну детства. Какое‑то время наше невосполнимое сиротство утешали потехи юности, но эта пора пронеслась, уже гораздо быстрей – и вот закончилось студенчество, и мы влились в… море безработных. Государство, которое совсем недавно устраивало молодых специалистов на работу, бросило своих детей на произвол судьбы, в стремнину дикого рынка.

Еще недавно примерно одинаково нищее общество от сотрясения идеей всеобщего обогащения стало расслаиваться: одни по лестнице стяжания успешно карабкались вверх, другие – срывались и падали вниз. Большинство людей, воспитанных на презрении к богатству и торжестве идеи всеобщего коммунистического счастья, растерялись. Идея вместе с советским обществом треснула и рассыпалась в пыль. Что предлагало новое государство своему народу? Обогащайтесь, берите свободы сколько сможете! Народ стал учиться продавать гуманитарную помощь, присваивать государственные ресурсы, мошенничать и воровать. Лихо заработанные деньги сразу привлекали преступников. В стране, как волки в рассеянной овечьей отаре, стали плодиться бандиты. Каждый уважающий себя предприниматель обзаводился криминальной «крышей» – организованными преступниками, которые в свою очередь ненавидели своих нанимателей и не упускали возможность убить их, завладев хозяйским добром.

В воздухе носились упругие шальные ветры свободы, голова кружилась и разум терял способность к трезвой логике, затуманиваясь наркотическими поветриями безнаказанности. Меня с детства увлекало изучение реальной жизни, человеческих отношений во всех проявлениях, особенно кризисных. Словом, я сломя голову ринулся в гущу страстей. Мои школьные и дворовые друзья открывали свои фирмы, они звали меня к себе. За какие‑то три года я успел поработать в шести фирмах.

Первый мой наниматель с обнадеживающим именем Виктор открыл лавку, потом магазин, потом купил целый универмаг. Пришел я к нему, имея в бюджете сто долларов, а в душе – самые розовые мечты. Именно у него в офисе я впервые в жизни подержал в руках миллион долларов – целый чемодан пудового веса. Я заключал договора на поставку товаров, сопровождал автопоезда с пистолетом подмышкой, стоял на разгрузке на складе и пересчитывал каждый ящик, зорко следя за тем, чтобы хронически пьяные грузчики чего не повредили или не украли. Мне приходилось лично встречаться с бригадиром бандитов по прозвищу Хан и выслушивать его философские поучения о необходимости пополнения воровского «общака» и помощи браткам, попавшим в тюрьму.

Мой босс, заплатив хороший гонорар за мой договор, на время остановил выплату зарплаты. Прежние деньги таяли, а новых я выпросить у него так и не смог. Сначала он принялся безудержно пить–гулять, загоняя страх в глубину смятенной души, а потом… Виктора убили в собственном загородном доме. Магазины его перешли в собственность Хану, с которым я работать отказался. После увольнения проверил своё финансовое состояние – мой бюджет составляли все те же сто долларов, с которыми я пришел к Виктору.

Примерно, таким же образом и по тому же сценарию проходило мое сотрудничество с остальными бизнесменами. Я успел поторговать куриными окорочками у гастронома, листовым железом на строительном рынке, автомобильными запчастями в лавке и даже участками земли. Мне довелось помахать топором и мешать раствор в строительной бригаде. Я отказывался участвовать в продаже гербалайфа, мест на кладбище и оружия, зато ездил на шестисотом «мерседесе» в дорогом костюме заключать договора на поставку миллионов тонн нефти и трижды ездил на бандитские разборки, рискуя оттуда не вернуться. И каждый раз по окончании очередного предприятия в связи с разорением фирмы я обнаруживал в домашнем сейфе все ту же купюру в сто долларов, с которой мне саркастически улыбался полустертым глазом все тот же заокеанский президент.

Отец мой вышел на пенсию, сразу постарел и подолгу бывал дома. Поначалу он как‑то искоса наблюдал за моими предпринимательскими экспериментами, но потом привел в дом Юру и сказал:

— Сынок, выслушай, пожалуйста, старшего брата.

— Дорогой мой и любимый брат Арсений, – начал тот торжественно, теребя мозолистыми пальцами края старенького пиджака. – Мы с отцом дали тебе возможность испытать себя на ниве частного предпринимательства. Каков результат твоих честных трудов? Ты наверняка уже понял, что это не твое дело. Господь не дает и, по всей видимости, не даст тебе богатств материальных. Уверен, брат, что это делается для твоего же блага. Ты согласен со мной, Арсюш?

— Увы, да! – вскрикнул я неожиданно громко. – Простите… Вырвалось. Ты, Юра, сказал вслух то, что я давно уже понял, но в чем не мог признаться.

— Ничего тут постыдного нет, – мягко сказал Юра, легонько хлопнув меня по плечу. – Как сказал кто‑то из великих: «Каждому – его». Кому‑то миллионами ворочать, кому‑то властью упиваться, а таким, как мы с тобой, одна дорога – честный труд на благо народа с вольной нищетой плоти при неуклонном росте богатства души. Согласен?

Горло будто сдавила невидимая рука – это проснулась жалость к себе. Во мне боролись противоречия: с одной стороны, высокое самомнение и желание соответствующего признания в миллионах условных единиц – с другой, растущее отвращение к миру наживы, жестокому, лживому и бездушному, как сама смерть.

Я сел в кресло и в полной тишине принялся разглядывать исцарапанные мыски ботинок. Вспомнилась вдруг коррида, которая шокировала меня в детстве. И вдруг меня осенило! Да это же я, как матадор, движимый тщеславием и жаждой денег, вступил в бой – не с быком – а с золотым тельцом. Это ему поклонялись богоотступники в то время, когда Моисей на Синайской горе получал от Бога скрижали Завета. Что сделал Моисей с идолопоклонниками? Приказал Аарону убить три тысячи человек, чтобы умолить Бога не убивать весь народ. Когда Моисей обратно поднялся на гору, Бог предложил ему уничтожить всех прокаженных сребролюбием, и от Моисея произвести новый род, который не запятнал себя страстью к золотому тельцу. И если бы Моисей не упросил Бога помиловать этих несчастных, любители золота погибли бы навечно.

Так завершилась моя коррида с золотым тельцом, и я обратился в того поверженного матадора, которого унесли с песчаной окровавленной арены. Не знаю, как раненный матадор, а я выжил и почувствовал, как с болью и страхом выгорели в душе остатки самомнения, жадности, безумия…

— Согласен, – наконец, ответил я на вопрос брата. – Ты прав, Юра. И тебе, отец, спасибо. Наверное, у меня было временное помрачение ума.

В следующую секунду хлопнула входная дверь, раздался рокот камнепада и шорох струящегося песка – это Борис громогласно приветствовал маму и просил дозволения поучаствовать в семейном совете, а та полушепотом извинялась и приглашала войти. И вот в дверях отцовского кабинета появился он – весь в белом и с неизменной сверкающей улыбкой на загорелом лице!

— Что, господа родственники, уговариваете младшего брата свернуть с кривой дорожки НЭПа на прямой проспект имени Российской державности! Правильно! Да здравствует, великая Россия в отдельной постсоветской семье!

— Ну, ладно, я пойду, отдохну, – сказал поникший отец, грузно вставая с кресла, – а вы тут сами, по–братски…

— Было у отца четверо сыновей: двое умных, один печальный и один – веселый дурак! – Размашисто жестикулировал Борис.

— Знаешь, Борька, – сказал Юра с улыбкой, – а ведь дурак в сказке всегда лучшим оказывался. Может, ты и нас еще удивишь?

— Непременно! – Взмахнул он руками и повернулся ко мне. – Ну что, Арс, устроили твое будущее? А то у меня предложение к тебе имеется. Я свою консалтинговую фирму открыл.

— Позволь узнать, на какую тему ты станешь консультировать клиентов? Как ставки в рулетке делать или в покере блефовать?

— Ну, почему сразу в покере, – смешался Борис. – У меня полна голова идей. Насчет инвестиций, например… – Покрутил он рукой неопределенно.

— Нет, Боря, спасибо, – сказали мы вместе с Юрой. А я добавил: – С диким капитализмом я покончил. Становлюсь «государев человек».