Мускат

Габриэль Анхелико, напротив, иногда рассказывал Кларе Йоргенсен о своей семье. Ведь они, в отличие от ее родственников, были гораздо ближе, а порой перед ней мелькало в окне чье-то лицо, когда она слегка откидывала голову назад.

— Моя тетушка грезит Парижем, — сказал профессор, устремив взгляд в пространство. — Она мечтает о том, как пила бы кофе из маленьких чашечек на левом берегу Сены.

— Да, это прекрасно, — сказала Клара.

— Нет, я не понимаю! — сказал профессор.

— Почему же?

— Как может меняться вкус кофе в зависимости от места, где его пьешь.

— Но это именно так и есть.

— Пускай! Но я этого не испытал.

Клара Йоргенсен взглянула на него сочувственно.

— Дело не в том, что пьешь кофе, — сказала она. — Главное — это настроение.

— Ты пьешь настроения?

— Да. Путешествия — это чувственные ощущения.

— Но ведь все так легко забывается!

— Да, это верно.

Она немного помолчала.

— Но это не значит, что они пропадают. Все впечатления откладываются где-то глубоко в памяти и всплывают на поверхность от малейшего повода.

— Например?

Она подумала.

— Ну, вот хотя бы от жареных бананов. Здесь у вас принято жарить бананы. Я их не ем. Но люблю этот запах.

Клара Йоргенсен шумно вдохнула воздух, словно запахи из кухни сеньоры Иоланды донеслись до самой реки, над которой они сидели.

Йоланда Аркетти появилась на свет в Рождество тысяча девятьсот пятьдесят пятого года под пение детских голосов, раздававшееся на улице за окном материнской спальни. Йоланда была очаровательная девочка, и к пятнадцати годам уже переменила восьмерых обожателей, которые поочередно караулили за ее дверью с подношениями из стеклянных шариков и шоколадных конфет. Юная Йоланда не захотела продолжать образование в университете, она мечтала только о том, чтобы как можно скорей уехать из Италии. Единственной причиной, почему она сравнительно надолго задержалась в этом маленьком итальянском городишке, была любовь к трем кошкам, которые следовали за ней по пятам, куда бы она ни пошла. Когда Йоланде Аркетти исполнился двадцать один год, на ее пути нежданно-негаданно попался Дед Мороз, который оказался заезжим военным моряком из Северной Африки. Три года она прожила с ним в Зимбабве, затем со шведским ботаником переселилась на греческие острова, затем жила в Истбурне на южном побережье Англии с шотландским социологом, а затем в Лиссабоне с бывшим русским шпионом, писавшим мудренейшие конспирологические детективы.

Годам к тридцати она работала на должности портье в туристическом отеле на испанском острове Тенерифе. Тут ей повстречался полноватый ливанец, зарабатывавший на жизнь продажей текилы и коктейлей собственного изобретения, которым он дал названия в честь своих двенадцати братьев и сестер. Ливанца звали Салманом Йети, и его общий трудовой стаж на этом острове составлял уже двенадцать лет. Начинал он простым рабочим на — нефтяных промыслах в Саудовской Аравии, где провел несколько лет, но потом ему надоели нефтяные скважины. Ему очень понравилась итальянка, которая с годами вошла в тело и теперь могла похвастаться, можно сказать, роскошными формами. Но Салман Йети очень слабо знал испанский, а итальянский и того меньше, и сомневался, что эта умопомрачительная женщина может владеть ливанским. В конце концов он попросил уборщицу написать за него записку, в которой просто говорилось: «Вы мне понравились. Не согласились бы Вы пойти со мной куда-нибудь вечером?» Это предложение очень удивило Йоланду Аркетти, на которую бармен не произвел ровно никакого впечатления. Но тем не менее она ответила согласием, поскольку у нее тоже были физические потребности, которые нужно было как-то удовлетворить. Так случилось, что у Салмана Йети и Йоланды Аркетти вечером на пляже произошло первое свидание, во время которого они объяснялись на языке жестов и посредством чрезвычайно любезного официанта, которого сообщения, передаваемые друг другу этой парочкой, скоро начали вгонять в краску.

Никто не мог бы с уверенностью сказать, что заставило Йоланду Аркетти в возрасте тридцати двух лет выйти замуж за малопривлекательного ливанца. Определенно дело было не в ее биологических часах, которые, похоже, разладились еще в шестидесятые годы. Но как бы то ни было, она ответила согласием, и они были объявлены мужем и женой на скромной церемонии, происходившей где-то на юге Испании, прежде чем отправились вместе на север латиноамериканского континента, где Салман Йети получил хорошо оплачиваемую должность инспектора на венесуэльских нефтеочистительных предприятиях. Они поселились в маленьком городке среди Анд, на красивой вилле, где Йоланда Аркетти от скуки завела небольшой ресторан. Салман Йети редко бывал дома, но благодушную женщину это, казалось, не слишком огорчало. В редкие побывки мужа их соседи запасались вязанием и чаем со льдом и устраивались поближе к забору, занимаясь своими делами под разговоры супругов. Эти разговоры велись на смеси испанского и английского с вкраплениями непонятных возгласов на каких-то незнакомых языках, время от времени перемежавшихся громкими взрывами смеха. Никто не понимал языка, выработанного этой парой для общения друг с другом, что делало, однако, их беседы еще более занимательными для слушателей. Не говоря уж о тех звуках, что поздно вечером доносились из их спальни, находившейся на нижнем этаже дома.

Как-то утром Клара Йоргенсен сидела на лестнице, ведущей к ее комнате, глядя, как в саду со всех сторон собираются к своим мискам кошки. Хотя кошек было целых тридцать три, она уже научилась их различать, так как у каждой были свои особые приметы. Одна, когда ее подобрали, была вся синяя, другая была слепой. Большой серый кот всегда спал с высунутым языком. Сейчас они все поджидали сеньору Йоланду, которая, нагнувшись к земле, наполняла их миски. Подняв голову, она обернулась к Кларе Йоргенсен; кошки сплошной лентой вертелись у нее под ногами, оглаживая ее бархатистыми шкурками.

— Кого ты там высматриваешь, сеньорита Клара? — спросила хозяйка.

Клара Йоргенсен мгновение подумала, затем встала и спустилась к ней в сад.

— Сеньора Йоланда, а у вас было много поклонников?

Хозяйка отряхнула с пальцев кошачий корм и засмеялась.

— Да уж, у меня, моя дорогая, в жизни столько всего было, что даже и слишком!

— А почему тогда вы выбрали сеньора Йети?

Хозяйка с улыбкой покачала головой:

— Вот уж на этот вопрос я и сама не знаю, что ответить.

— Он был хорош собой?

— Что ты! Иногда как повернется неудачно, так можно было подумать, что он горбатый.

— Он был остроумный?

— Может, и был, только на чужом языке, которого я не знала.

На лбу Клары Йоргенсен пролегла глубокая морщина.

— Ну, так почему же?

Сеньора Йоланда негромко засмеялась и уселась на колченогое садовое кресло.

— А он добрый. Заботится обо мне. А с тех пор, как сбрил бороду, перестал быть похожим на герильеро.

— И вы счастливы?

— Ну конечно! У меня есть этот замечательный дом, есть мои кошки и такая вот славная девушка, как ты, для компании. Что еще нужно для счастья?

Клара Йоргенсен сходила в дом за лимонадом из холодильника, и обе женщины уселись в саду, зажмурившись и подставив лица солнцу.

— Ведь тебя что-то мучает, сеньорита Клара, не так ли?

— Во мне точно поселилось какое-то беспокойство.

Сеньора Йоланда расхохоталась:

— Тоже мне, удивила! Ты же вообще носишься по всему свету, для тебя это все равно, что для другого проехать остановку на автобусе!

— Но тут я живу уже давно.

— Четыре месяца.

— Это уже очень много.

— Ужасно много! А вот я здесь уже одиннадцать долгих лет.

— И вы ни разу никуда не съездили?

— Нет.

— И неужели вам не хочется?

— Нет! Мне и тут хорошо.

Клара Йоргенсен снова вздохнула:

— Я вот думаю, интересно, когда я почувствую то же самое. Когда у меня пройдет желание куда-нибудь уехать.