Русская красавица. Напоследок

– А зачем же тогда стопом ехать, если деньги на гостиницу есть? – спрашивает она, найдя подходящую формулировку. Она не издевается, просто действительно не может понять.

– Так то ж – на гостиницу, – авторитетно заявляет Алишер. А потом, как по писанному, серьезно так поясняет: – Автостопщиками люди делаются не из-за нищеты, а по склонности характера к экстремальным условиям. Так ведь? – парнишка заискивающе ловит мой взгляд.

– Не знаю, – у меня окончательно портится настроение. Ну что тут кому объяснять? Пожимаю плечами, стараясь отвечать не слишком снисходительно. Ищу нужную формулировку. – Люди – нелюди… Становятся – не становятся. Тут не о чем говорить. Просто, когда очень нужно – берешь и едешь… Когда очень нужно – судьба сама ведет…

Безнадежно бормочу и вдруг осекаюсь. «Мальчик с глазами» все понял. Все прочувствовал и пришел на выручку. «Иду в поход,/Два ангела вперед/ Один душу спасает,/Другой тело бережет…» – начинает наигрывать тихонечко и, как бы сам себе, мотивчик напевает мягонько. И подействовало! На всех подействовало, всех проняло и убило напрочь всякие попытки Медланьи осуждать и иронизировать. И на меня тут же нашло давнее рассказническое вдохновение. Искренне захотелось говорить.

– Да, эти ангелы, о которых ты сейчас пел, бывает, из таких полных задниц вытаскивают, что как-то даже не верится, – передаю чашку за кипятком – да, да, ребята уже и чай соорудили,– усаживаюсь поудобнее, вещаю, стало быть… – Про задницы, это я не в буквальном смысле, разумеется, – дожидаюсь сдавленных смешков, – Надеюсь, все поняли.Рассказывать буду о событиях давно минувших. Была я тогда еще совсем молодая и безголовая… В общем, сложилось так однажды, что я нечаянно оказалась на трассе в совершенно не пригодное для этого время. Да и в месте, скажем, прямо, далеко не располагающем к нормальному стопу. Девять вечера, темень, я посередке между каким-то неизвестными населенными пунктишками под Запорожьем. Иду, вперед, совершенно не представляя, что буду делать дальше…

Тут мальчику с глазами захотелось уточнить, как можно «нечаянно» оказаться в такой ситуации.

– Тебя там что, бросили? – поинтересовался он, заранее нехорошо щурясь и явно собираясь призвать виновных (и меня в том числе, потому как «зачем полезла?») к ответу. Несмотря на то, что описываемое случилось семь лет назад, он воспринимал рассказываемое очень остро. Впрочем, в тот момент, все, связанное со мной, переживалось этим человеком очень горячо.

– Нет, что ты, – я никогда не любила заставлять кого-то нервничать. – Никто меня не бросал. Просто очередная попутка перестала быть такой после поворота. Мужику нужно было сворачивать с трассы, а мне – идти по ней дальше. Садилась я к нему в машину еще в светлое время, а выходила – уже затемно. Вот так не повезло…

На самом деле, я немного врала. То есть действительно, никто меня там не бросал. Это я сама бросила. И не там, а в Москве. Бросила очередную прошлую жизнь, всех тогдашних кавалеров и почитателей. Психанув, надорванная только что состоявшимися разговором и полным непониманием со стороны кого-то очередного, кого за миг до этого разговора звала судьбою, а, прояснив некоторые моменты, ощутила приступ тоски и стала величать бессмыслицей… В общем, в порыве острого желания послать все к чертям и заменить эту жизнь на новую, я выскочила на трассу, и пролетела обычный свой Белгород, совсем не подумав, что скоро стемнеет. Теперь, кстати, одно из основных моих правил: отправляясь «штопать вереницей стоптанных дорог ранения души», не забывай взять с собой голову.

Опять сбиваюсь с хронологии. Усмирив с помощью «ангелов» мальчика Меланьины

нападки, по очередной просьбе Алишерки, вступаю в рассказ.

И память тут же уносит в далекое прошлое. И сердце сжимается, потому что всегда жаль, что нечто вот было, а потом ушло. Впрочем, может это у меня просто больное сердце. А рассказывала я примерно так:

Темнота – враг автостопа. Не потому, что страшно, – предвижу глупые вопросы и сразу все их обслуживаю, – Вернее, как раз именно потому что страшно. Но не нам, а им – водителям. Ночью останавливаются неохотно. Раньше я об этом знала лишь понаслышке. И вот, тогда, на трассе под Запорожьем, пришлось убедиться на собственном опыте. Мало того, что машин почти нет, так те, что есть, мчаться с сумасшедшей скоростью и совершенно не обращают внимание на бредущее по обочине измученное собственным сумасшествием – на кой черт меня сюда занесло? – приведение. А если обращают, то, как и положено, шарахаются от него и матерят тихонечко потом еще пару километров, мол: «Хорошо еще, под колеса не свалилась!» Они, кстати, во многом правы. И от понимания этого как-то очень неловко делается Идешь, значится, порядочным людям своей непредсказуемсотью нервы портишь… Ведешь себя, как последняя стерва… Вдобавок того единственного, кто остановился-таки, тут же пришлось посылать. В машину к тем, кто слащаво облизываясь, строит глазки и несет нечто вроде: «Куда поедем, красавица?» – не сажусь принципиально. Особенно если в машине их трое и лица у всех нерусские.

– Нет, с вам я ехать боюсь! – заявляю, едва заглянув в кабину. – Ссори за беспокойство.

И на всякий случай на солидное расстояние от дверцы шарахаюсь.

«Нерусские лица» недоуменно переглядываются, и, явно возмущаясь загадочной русской душой, громко между собой перелаиваются (для иностранных ушей, наша речь, вероятно, тоже каким-то неестественным лаем кажется). Они уезжают, а я выдаю в пространство истеричную порцию нервно хохота. Нет, ну что за человек я такой? Мало того, что ночью на трассе одна, так еще и останавливающиеся машины посылаю куда подальше…

– Подвезти? – пролетевший было мимо навороченный мерс, сдает назад, и из опустившегося стекла высовывается круглощекая бритоголовая голова с блестящими черными глазами-пуговками и хитрой улыбкою. Сидящий при этом на переднем сидении пассажир, вжимается в кресло и глядит прямо перед собой, явно не одобряя действия напарника.

– Не стоит, – выражаю полную солидарность с пассажиром.

– А чего ж голосуешь? – в голосе водителя слышится искренняя обида.

– По инерции. Пытаюсь остановить тихого безопасного жигуленка с одним человеком в салоне, желательно престарелым и не слишком физически развитым…

Водитель смеется. А парень с пассажирского места удивлено поворачивается. Интеллигентное усталое лицо, глубокие темные глаза… Ощущаю, что кандидатура подходящая.

– Мадам знает толк в извращениях! – присвистывает водитель. – Ты с ним ехать собираешься, или что? – и тут же обиженно кривляется. – Я так хорошо шел, ты меня сбила, затормозила, а теперь еще и выделываешься!

– Очень извиняюсь, – нельзя не признать его правоту. – Я не специально, просто ехать очень нужно, и в неприятности влезть не хочется.

– Судя по всему, ты уже в них влезла, – серьезно произносит темноглазый. – Садись, не бойся. Раз нужно – поедешь.

И мне хватает его гарантий. Я видел его глаза, и этого достаточно. На всякий случай тут же дублирую вслух эту информацию. И о том, что с предыдущими ребятами не поехала, и о том, что не рассчитала, и никак не предполагала, что стемнеет так неожиданно. Пусть знают, что я им не от безысходности доверилась, а потому как поняла по лицам – передо мной люди порядочные.

– Да какие ж порядочные люди ночью на дороге голосующую девчонку подбирать станут? Сразу ведь ясно – мадам работает! Тут таких полная трасса… – водитель представился Тимофеем и тут же оказался типом беспредельно веселым и до крайности разговорчивым. Несмотря на навороченность машины и массивную золотую цепь на шее держался он довольно просто и открыто. Если б еще не беспрерывные эти его намеки и подколочки:

– Да не может быть! Ну что ты зачитываешь? От Москвы? Потому что надо? Работа ждет? Да какая работа?!

– Не такая, – в сотый раз объясняю я. – Вполне даже цивилизованная. – и снова переключаюсь на всякие смешные рассказки из жизни московских кофеен. – Одна моя знакомая недавно на футболке себе надпись сделала: «Я хиппи, а не блядь!» Думала, ей эта надпись жизнь упростит.