Я была Алисой

— Леди не говорят о корсетах, Алиса! — откинувшись назад, прошипела Ина, потом выпрямилась, и на ее лице застыла выжидательная улыбка.

— Алиса? — услышала я низкий и теплый голос мистера Доджсона.

Я кивнула, боясь поднять глаза. Когда я их все же подняла, то была вознаграждена полным любви взглядом. Не знаю, как я поняла, что это любовь. Ее ли я видела в его глазах в тот день в саду, когда он сказал, что я ему снюсь? Возможно, но это было уже очень давно.

Я знала только то, что под таким взглядом чувствовала себя… красивой. Красивой и свободной говорить все, что пожелаю, думать, о чем хочу. Я не могла ошибиться. Не могла ошибиться в его глазах голубого цвета.

— Да, пожалуйста, расскажите нам историю, — попросила я.

И он рассказал.

— Жила-была девочка по имени Алиса… — начал он.

— О! — не удержалась я.

Мистер Доджсон рассказывал нам сотни историй, историй, действующих лиц которых мы узнавали, даже если у них были имена совершенно абсурдные, непохожие на обычные. Однако никогда прежде он не использовал наши имена. Я улыбнулась ему, ожидая продолжения. Ина, кипя от злости, уставилась взглядом в свои колени.

— Алиса начала уставать сидеть с сестрой на берегу реки, — продолжил он, к моему великому восхищению, не называя сестру по имени.

Так он повел рассказ о девочке Алисе, белом кролике (который всем нам напомнил папу вплоть до мелочей, до карманных часов. Даже Ина смеялась!), о падении в кроличью нору, о безумном приключении со странными существами…

— Все страннее и страннее! — воскликнула я, а сюжет истории тем временем кружил, завивался и закручивался узлами.

Мы добирались до Годстоу целый день, но, словно загипнотизированные мистером Доджсоном, никуда не хотели торопиться. Тонкий голос мистера Доджсона, такой тихий, что нам приходилось склоняться к нему, делал рассказ лишь еще более захватывающим. Голос то повышался, то понижался по мере развития действия. Даже мистер Дакворт жадно ловил каждое слово.

— Доджсон, вы сами все это сочиняете? — один раз прервал он рассказ.

— Шш! — вскинулась на него Эдит. — Продолжайте!

Мистер Доджсон повернулся и кивнул:

— Боюсь, что да.

Но, по-моему, мистер Дакворт ему не очень-то поверил.

Как это ни поразительно, его рассказ растянулся на весь день. Когда мистер Доджсон начинал замолкать и у него иссякали слова, один из нас обязательно просил рассказывать дальше, и он продолжал. Мистер Доджсон прерывался лишь при необходимости: когда мы высаживались на берег в Годстоу, где он помогал нам выбраться из лодки, привязывал ее и нес за нами, девочками, корзину, а мы бегали, разминали ноги после долгого путешествия. Мы нашли подходящий стог сена (в Годстоу обычно ставили огромные стога, в которых всегда имелась возможность приютиться, потому что располагались они достаточно далеко от реки и земля была сухой, а жуки не очень страшными). Расстелив одеяло, мы стали пить чай с пирогами из корзины. Мистер Доджсон пил чай галлонами (должно быть, потому, что слишком много говорил и у него пересохло во рту). Он возобновил рассказ с того самого места, на котором остановился, — с гусеницы.

Так мы провели тот золотой день (однажды все-таки ему пришлось основательно прерваться, чтобы мы с Эдит могли полазать по монастырским развалинам. Обвалившиеся камни, темные углы и запах плесени всегда приводили меня в восторг, хотя я так никогда и не видела привидений.) Потом мы собрали вещи и поплыли вниз по течению домой. Когда мы пересекли Том-Куод, [5] усталые и умирающие с голода (с тех пор как были съедены пироги, прошло довольно много времени), все еще жадно ловя каждое слово мистера Доджсона, уже смеркалось. Наконец он подошел к концу, к тому месту, когда сестра разбудила Алису и ее сон закончился.

Мистер Доджсон умолк. Мы стояли посреди двора перед колледжем, возле тихого фонтана, поверхность воды которого сплошь покрывали листья кувшинок, — и молчали. Мы не могли говорить. В голове моей жили персонажи истории. Мне было грустно. История кончилась, как скоро кончится и мое детство. Мне подумалось, что мистер Доджсон за все время знакомства рассказал нам сотни историй. Но сейчас мне не удавалось вспомнить ни единой подробности хотя бы одной из них. А ведь когда-то они тоже наполняли мое сознание картинками, мыслями — словом, мечтами.

Мне не хотелось, чтобы исчезла и эта история. Не хотелось, чтобы закончился этот день. Мне не хотелось взрослеть.

— Запишите ее, — в конце концов попросила я, когда мы собирались попрощаться и войти в наш дом с приветственным, уютным фонарем над входной дверью. — Запишите ее, пожалуйста, прошу вас.

— Что, моя Алиса? — Мистер Доджсон выглядел растерянным. И еще очень, очень усталым. Его прекрасные, вьющиеся каштановые волосы были взлохмачены более, чем когда-либо, а губы потрескались от солнца. Когда он сильно уставал, асимметрия его глаз становились еще более заметна — левый казался сильнее опущенным книзу.

— Историю… мою историю. Она ведь моя?

— Если хотите.

— О, хочу! Хочу! — Я протянула руку и смело взяла ее, эту историю, полная уверенности, что она предназначалась мне, как была уверена в том, что только я могу быть цыганочкой мистера Доджсона. Не важно, насколько Ина старше меня, она никогда не смогла бы держаться с ним так уверенно, как я. И я знала, что сестра ненавидит себя за это.

— Тогда история — ваша, — сказал мистер Доджсон. — И в определенном смысле детство навсегда останется с вами.

— Именно об этом я и говорю! — Мне даже не верилось, что мистер Доджсон так хорошо понял, что у меня на сердце. Лишь позже я сообразила, что для этого ему достаточно было заглянуть мне в глаза. — Если вы ее запишете, я никогда не повзрослею! Не на самом деле, конечно, но в этой истории. В ней я навсегда останусь девочкой. Вы ее запишете?

— Не знаю… Я постараюсь, Алиса. Но не уверен, что смогу вспомнить все, что рассказывал.

— Конечно же, сможете! Я знаю, что сможете… а если не сможете, я вам помогу!

— Алиса, — перебила меня Ина, беря Эдит за руку. — Нам нужно идти, уже поздно. Вам с Эдит пора в постель, хотя я, само собой, еще не лягу какое-то время… достаточно долго!

— Да-да, — кивнул мистер Дакворт, стуча в дверь. — Было очень приятно, леди. День сегодня выдался исключительный. Надеюсь вскоре снова вас увидеть.

Дверь отворила одна из Мэри Энн, и мистер Дакворт с мистером Доджсоном, прощаясь, сняли свои соломенные шляпы, чуть потерявшие форму после долгого пребывания на солнце.

— Не забудьте! — Я обернулась, чтобы в последний раз увидеть мистера Доджсона.

— Не забуду, — пообещал он, вскинув голову и озадаченно глядя на меня, после чего развернулся и последовал за мистером Даквортом.

Я знала, что моя просьба представлялась ему необычной. Я никогда не просила ни о чем подобном и была не вполне уверена, что мистер Доджсон до конца понял причину моей настойчивости.

Дверь за мной затворилась, прежде чем я успела сказать что-нибудь еще. Я ощутила поднимающуюся во мне панику, но попыталась ее подавить. Ведь наша встреча с мистером Доджсоном вскоре состоится снова. Тогда ему можно будет напомнить еще раз.

— Он не будет записывать эту дурацкую историю, — проворчала Ина, когда мы поднимались по лестнице. Мэри Энн, поскольку уже стемнело, вручила каждой из нас по свече. — До чего ж неучтиво с твоей стороны просить об этом. Ему есть чем заняться в свободное время.

— Ты просто злишься оттого, что он рассказал историю не о тебе, — огрызнулась я, уверенная в своей правоте.

— Почему же? Я — это сестра, читающая книгу!

— Возможно. — Мне же казалось, что с Ины срисован и еще один персонаж — страшная королева, хотевшая всем отрубить головы, но сказать об этом Ине я не осмелилась. — И все равно он назвал девочку моим именем, а не твоим. Он запишет историю, я в этом уверена.

— А если нет? Что тогда? Что случится тогда? — Ина повернулась ко мне. Ее лицо, сделавшееся большим и загадочным, застыло против моего. Пламя свечи отбрасывало на него зловещие тени. — Тебе все равно придется повзрослеть. И тогда ты станешь для него слишком старой. — Ее губы задрожали, а глаза заблестели: я поняла, что Ина вот-вот заплачет. Слезы обиды закапали ей на руку, которой она сжимала оловянный подсвечник.