Матисс

не слышал запаха марта, не слышал запах талого ветра.

Королев съел весь хлеб и ушел в Москву.

Через неделю он нашел Вадю на Казанском вокзале. Тот процветал, услуживая по мелочи носильщикам-таджикам, как-то нашел с ними общий язык.

Королев долго смотрел на него исподтишка. Вадя отупело стоял у камеры хранения и что-то шептал толстыми губами. Королев все никак не мог прочесть – и вдруг догадался: он бормотал стихотворение, перемежая строчки паузами интонационного перехвата.

Вадя испугался, когда увидел Королева, хотел бежать.

Король вцепился в его локоть:

– Надя тебя зовет. Ехать надо.

АПРЕЛЬ

CXVI

Вернувшись из Москвы, Вадя не знал, чем себя занять. Заскучав, он нашел в сарае соху и борону. Вытащил на свет, два дня разбирал, перекладывал части – и потом на корточках долго сидел над ними, покуривая в кулак, посматривая то на небо, то на землю.

Борону оправил, прикрутил проволокой для тягла два ржавых запора; настрогал и вбил сучки, нашел стропу, приладил. Стал возиться с сохой. Обчистил колодку, выскоблил оглобли, оттер керосином сошники, палицу, зачистил все напильником, обстучал, ошкурил, натянул подтужины, впряг Надю, научил ее тянуть, попробовал ходить за ней, опасаясь, как бы не сломать оглобли.

Королев один раз увидал, как Надя шла под сохой, временами западая на спину от натуги, когда лемех выталкивал Вадю с борозды. Долго он смотрел, как они тяжело ходят, расцарапывают неглубокую пашню.

Надя старалась безропотно, вся поглощена усилием. Охватив большими своими руками оглобли, управив их усилием в землю, Вадя выглядел на пашне сноровисто, ладно. Ему тяжело было приноровиться к тяге ее хода, он спотыкался от неловкого упора, не в силах предупредить провисание подвоев. Как мог, он помогал ей, наваливаясь сам вперед, но выходило это у него неловко и бесполезно.

Пока Королев впрягается вместе с Надей, Вадя отдыхивается полной грудью.

Теперь соха идет чуть легче. Отваливается с сошников легкий пласт, в нем кудрявятся, свиваясь, обрезки розовых червей. Грачи спохватываются из рощи, слетают на борозду.

Ваде тяжело наседать и править ручки плуга. Он морщится, силясь не подать виду; у него перехватывает от натуги дыханье. Фрачные синие грачи выстраиваются за ним, высоко поднимая лапки.

CXVII

Поле было вспахано и готово к посадке.

Королев придумал, как организовать больных. Он нашел в подвалах мешки с семенной картошкой – вялой и мелкой. Объявил общий сбор. Стал вытаскивать. Рвал на себя мешок, подкладывался и, зажав ему горло, шатаясь по проулку, выносил на поле.

Ставил мешки большим крестом, задумав так захватить равномерностью пространство.

Ноги вязли в раскрытой земле. В три погибели исподлобья небо дыбилось парусным облаком. Роща дугой охватывала поле, дышащее при шаге как грудь.

Установив все мешки, растягивая лицо в улыбке, Королев стал показывать собравшимся больным, как бросаться картофелем. Он сам первым бросил в Надю, легонько. И засмеялся, широко разведя руками – показывая, как