Тринити

Владимир Сергеевич кликнул по селектору начальника управления статистики Ивана Петровича Спасибенко и спросил:

— Как вы можете объяснить вот это, Иван Петрович?

— Что именно? — не понял вопроса подчиненный.

— Вот это, — ткнул губернатор Макаров в строку отчета.

— Объяснить что? — не врубался служащий.

— Как вы думаете, кто такой этот Бурят? — домогался губернатор Макаров.

— Не могу знать, — отвечал и топтался на месте начальник управления статистики. — Данные к нам просто стекаются, они не персонифицированы.

— То есть, нельзя узнать ни адреса, ни имени? — терзал столоначальника Владимир Сергеевич.

— Да, все безличностно, — развел руками Иван Петрович, досадуя, что ничем не может помочь шефу.

— А мне во как хочется познакомиться! — завелся губернатор Макаров и даже провел себя рукой по горлу. — Вы не могли бы, Иван Петрович, сделать доброе дело?

— Какое? — вопросил начальник отдела статистики.

— Попробуйте, пожалуйста, персонифицировать вот эту одну-единственную позицию для меня лично, — попросил губернатор Макаров. — И заодно подтвердите на практике корректность своего статистического отчета.

— Попробовать, конечно, можно, — сказал Иван Петрович и потянул руку к затылку. — Но, говорю вам, нелегкое мы дело затеваем.

— Понимаю, но вы все же во что бы то ни стало отыщите этого Бурята, воодушевился Макарон, — а как только найдется, немедленно доставьте его ко мне в кабинет днем или ночью!

Ничего не поделаешь, приказ губернатора, хотя и выходящий за пределы только что принятого Законодательным собранием нового Устава области, надо было выполнять или искать другое место работы. Но Иван Петрович не первый, а, кажется, двадцатый год сидел в своем кресле и знал, куда грести.

Заручившись письменным документом, Иван Петрович поднял по тревоге все специальные подразделения УВД и построил «в ружье» уголовный розыск. В район предположительного местонахождения Бурята выехало несколько групп наружного наблюдения Федеральной службы безопасности, которую обслуживало два моторизованных взвода правительственной связи и информации.

Тяжело пришлось поисковикам.

В ходе операции было нечаянно вскрыто около десятка убийств годовалой и большей давности, найдено море трупов разной степени расчлененности и разложенности, выявилась тьма нарушений в других сферах гражданского состояния общества. Во время зачистки под руку попались несколько человек, находящихся длительное время в федеральном розыске. В короткое время были прочесаны все места компактного проживания азиатов. Хватали каждого, кто хоть как-то мог походить на Бурята. Поиски вскрыли положение в регионе национальных и других меньшинств. Была сметена с лица земли целая колония цыган, торгующих дрянью. Одну упертую цыганку опера чуть не загадали насмерть. Благо та успела признаться. Далее сыщики напоролись на десяток точек по подпольному производству водки. Зачистка велась по всем направлениям. Неожиданно для самих поисковиков были найдены несколько угнанных автомобилей, а в финале вскрыли бригаду, которая готовила к отправке за границу килограмм редкого металла европия. В результате поиска в СИЗО оказались десятки неорганизованных хулиганов, многоженцев и проституток. Не вынесли предстоящего шороха и явились с повинной толпы вооруженного народа и столько же непрописанных и незарегистрированных граждан. На всякий случай, от греха подальше.

Но найти Бурята оказалось не так-то просто.

Ситуация дошла до смешного — службы стали забывать о первопричине поиска. Но губернатор Макаров помнил и пытался понять, почему.

— А что, если насчет Бурята — это ошибка в отчете? — то и дело спрашивал он Ивана Петровича. — Может, нет никакого Бурята?

— Есть. Как же нет? Надо искать, — отвечал задумчиво Иван Петрович.

— Получается, если мы кинемся шарить по другим позициям отчета, может выясниться, что весь отчет — липа?! — наводил на крамольную мысль губернатор Макаров.

— Ну, что вы?! — возражал Иван Петрович. — Я два десятка лет на посту. Отчет я готовил лично сам.

Тогда Ивану Петровичу Спасибенко пришлось пойти на крайние меры — он по совету губернатора распорядился поместить объявление насчет Бурята в «Лишенце».

Бурят тут же объявился и позвонил по указанному в газете телефону. Но узнав, что касающийся его вопрос не стоит его выеденного оспинами лица, насторожился. В розыске себя он заподозрил неладное и сказал Ивану Петровичу, что в гробу видал ходить незнамо куда и незнамо зачем, тем более, без повестки и без санкции прокурора. И без того в кочегарке дел по горло.

Но Иван Петрович имел обыкновение доделывать задуманное до конца, и, раз уж решил губернатор познакомиться с единственным в области Бурятом, деваться всем троим было некуда.

— А нельзя ли этого Бурята немножко арестовать, как любил говаривать товарищ Сталин, а? Для блезира, — испросил Иван Петрович соответствующего разрешения. — Раз человек просит. Как вы думаете, Владимир Сергеевич?

— Почему бы и нет? — пожал плечами в трубку губернатор Макаров. — Ради высокого смысла все можно.

Ничего не поделаешь, пришлось пойти на превышение служебных полномочий и просить прокуратуру выписать черновик ордера.

Бурята привели к губернатору Макарову под белые руки. Но прежде, чем привести, уточнили, тот ли это самый человек, который значится в отчете, прописан ли он и не является ли незаконным мигрантом. Все сошлось — это был тот самый единственный в области статистический Бурят.

В момент первой же встречи губернатор Макаров попытался объективировать гостя. Он внимательно осмотрел его и решил навязать беседу о межрегиональной миграционной политике. Но Бурят на поводу не пошел. Его сознание согласно верованию принадлежало исключительно ему, и мнение его ни от чьих других мнений не зависело. Этот хорошо сложенный человек средних лет с правильно посаженной головой и медным азиатским ликом, смахивавшим на таз для готовки вишневого варенья, работал истопником в котельной первой городской больницы, которую временно считал своим буддистским храмом.

Тогда губернатор Макаров зашел с другого фланга.

— Вы уж нас извините, пожалуйста, — сказал он Буряту, — работа такая. Мы должны дойти до нужды каждого конкретного человека.

— Но у меня нет никакой нужды, — не шел на контакт Бурят.

— А почему же тогда вы работаете истопником в кочегарке? — пытался зацепить его за живое Владимир Сергеевич.

— Верхнее образование обязывает, — ляпнул Бурят первое, что пришло в голову.

— Насколько понятно из вашего личного дела, — продолжал губернатор Макаров, перекладывая с места на место на столе толстый скоросшиватель с нанесенным на корочку номером, — высшее образование у вас незаконченное.

— Я же сказал, не высшее, а верхнее, — пояснил Бурят, ткнув пальцем в небо.

— Верхнее? — изумился Владимир Сергеевич. — Как прикажете понимать?

— Очень просто прикажу понимать, — спокойно ответил Бурят, наконец-то поняв, что губернатор Макаров вынашивает по отношению к нему добрые планы. Но, тем не менее, раскрываться не спешил.

— И как же? — повторил вопрос губернатор, чтобы сдвинуть с места затишье в беседе.

— Потому что в кочегаре есть что-то шаманье, — помедлив, ответил Бурят. — Мой отец был шаманом. И я — туда же. Вы же знаете, вся совковая интеллигенция прошла через дворников и кочегаров. Берешь движок — и на крышу снег скрести. Или — в котельную. Возьмите того же Цоя — наш человек. Не зря он половину своей недолгой жизни отработал на подтопке. А знаете, почему?

— Нет, не знаю, — открыл рот губернатор Макаров, радуясь, что завязывается интересный разговор.

— А вот почему, — незаметно для себя окрылился Бурят, — когда смотришь в огонь, в это пекло, лет пять или больше подряд, начинаешь все догонять. И уже ни воровать не тянет, ни врать, ни обжираться. Такое высокое понимание жизни приходит от огня, что спрыгнуть оттуда становится невозможным.

— Не воруйте, и не судимы будете, — сказал Макаров совсем не к месту.