Женского рода

— Ты знаешь, что ты ведьма?

— Ну да…

— А то, что я тебя люблю?

Ли Лиг хотела так же пренебрежительно кивнуть, но опомнилась и, оторвавшись от созерцания ночного неба, улыбнулась Вадиму.

Едва попав домой, та, которую звали Кот, включила компьютер и, не отрывая глаз от монитора, забралась с ногами на постель. Фекла тут же пристроилась сзади, с ходу пустив в дело руки,

— Вали отсюда! — Кот попыталась спихнуть Феклу с постели.

— Что, Адочку ждешь? Или надеешься, что сама Кирш к тебе заглянет?

— Ой-ой-ой!… Иди, иди, сиди в «6-8-4» или в какой дру­гой службе знакомств! — Кот дала Фекле пинка и потяну­лась за недопитым пивом. — Блин, как же пить надоело…

— Котик, это же все — ну все эти бабы — оттого, что тебя часто рядом нет!

— Да пошла ты!

Закатав рукав, Кот стала, посматривая время от вре­мени на экран, разглядывать татуировку у локтя:

— …Вот объясни мне, Фекла, какой кайф по эсэмэскам знакомиться? Пишет, что клава а-ля Мерилин Монро, а приходит коблина-гренадер, только раскрашенная и та­кая: «Kiss my ease, Феклуша!»

— А ты ревнуешь, да?— с надеждой присела рядом Фекла.

— И не мечтай! Просто понять не могу, что это за трах ради траха: тебе же вообще все равно с кем, лишь бы ежед­невно!

— Ты же меня не целуешь! — обиженно просипела Фек­ла, пытаясь положить голову на колени Кот. Та брезгли­во отодвинулась:

— Еще чего! С чего это мне тебя целовать!

— Ты даже просто в губы не целуешь… Как собаку име­ешь!

— И так бы не было, да сама напрашиваешься!.. И ни­чего себе «просто в губы»! Да ты этими губами мужиков берешь!

— Ну Котик!..

— Ой, да все, отстань!

И, не обращая больше на нее внимания, Кот читала и читала то, что появлялось на экране.

«Ничего не происходит, ничего не изменяется, будто все попытки вынырнуть тщетны: если ты погряз в болоте, есть только болото и твои попытки на оставшиеся секун­ды жизни полюбить мир вокруг него, то есть этот высох­ший бурелом и мрачные заросли камыша и рогоза вокруг. Жалею, что втянулась во все это, в это странное сообще­ство, в этот тесный, душный мир женской нелюбви».

«Мы стояли рядом, я почти смогла признаться ей, что люблю, но мимо проходили два парня, они улыбнулись Лене, и она ответила им тем же. И мне не захотелось боль­ше говорить с ней о наших отношениях: она просто игра­ет в то, чем я живу!»

«Я была не права? Скажите!

Я думала, она играет со мной, издевается, смеется надо мной. У меня на глазах она строила глазки всем прохо­жим и подзуживала: мол, а что ты сможешь мне сделать?! Я схватила ее посреди улицы и прижала к себе. Она стала вырываться, кричать, и меня это завело еще больше: я сде­лала это, прижав ее к стене дома, и почувствовала кайф. Она расплакалась и убежала, больше мы не виделись. Я написала ей: «Прости меня, что-то нашло». Она ответила, что больше не хочет меня видеть».

«Девчонки! Будьте осторожнее, когда встречаетесь с натуралками! Я уж было поверила, что она тоже обратила на меня внимание, а она просто хотела, чтобы со мной раз­влекся ее дружок! Все гетеросексуалы хотят унизить лес­биянок!»

«Фигня: мужики любят лесбиянок, потому что мы от­кровенны и раскрепощены в постели, а их телки выключа­ют свет, перед тем как трахаться!»

«Можно спросить; откуда лесбиянка так хорошо зна­ет, что любят мужики?!»

«Кто знает, когда следующий слет на сорок третьем ки­лометре?»

«В этом году был последний, проснулась!»

«Тоска, девчонки, погода — дрянь! Айда в «Перчатку».

Еще раз оттолкнув Феклу, Кот зевнула и выключила компьютер.

5

Ступив на московскую землю, Алиса почувствовала легкое головокружение; в последние дни в Питере было пасмурно, а от столичного декабрьского солнца захоте­лось зажмуриться. В горле першило — верная примета начинающейся простуды, всегда застающей Алису в пути. Она натянула на лоб берег и, накинув капюшон дубленки, стала наблюдать, как Андрей ловит машину: в первый го­лолед водители не особенно спешили, и автомобили тол­пились на дороге, как новички на катке. Алиса подошла ближе;

— Андрюш, давай лучше на метро: так мы будем до этой Стеллы три часа добираться…

Алиса знала, что Андрею нельзя признаться в дурном самочувствии; в противном случае их маленькое деловое путешествие может превратиться в выездной лазарет с обязательной закупкой лекарств и принесением в жертву не­обходимых встреч. Когда Андрей закончил говорить по телефону и окончательно подтвердил водителю маршрут, Алиса умоляюще прошептала на ухо жениху:

— Правда же, мы не будем с утра до вечера куда-то ходить?

— … обещаю: из трех дней суетливый только сегодняш­ний… Ты не заболела? — Андрей заглянул Алисе в глаза.

Алиса, улыбнувшись, нажала ему на копчик носа ука­зательным пальцем,

— Просто хочется провести больше времени вдвоем,

Андрей удовлетворенно улыбнулся и поцеловал Али­су в ухо, над которым был кокетливо взбит берет.

Пытаясь избежать пробок, таксист пырял в маленькие улочки, и Алиса жадно вглядывалась в разбегающиеся в разные стороны московские переулки, чуждые светской па­радности, суеты больших проспектов и праздности светя­щихся реклам.

Когда-то Алиса и полюбила Москву именно за дерз­кую интимность ее переулков — они являлись на свет сами собой, а не по воле западных архитекторов. Тогда Алиса без всякой цели бродила и бродила в Китайгородских пе­реулках, и переулки эти, подхватив ее, поднимали на при­горки, спускали в запущенные садики, приводили в при­чудливые тупики, где скрывались от времени старые за­думчивые дома, и прятали в уютных двориках, где весе­лым щебетом встречали солнце вернувшиеся птицы. Вхо­дила она тогда в этот лабиринт с тяжелым сердцем греш­ника, принесшего свой грех в храм, вышла с ликующим плачем в душе; «Узнаю тебя, жизнь, принимаю и привет­ствую звоном шита!» Ей хотелось привезти домой только один «сувенир» эту вдохновенную Москву… Питер с его кардиограммой шпилей и неизменными прямыми уг­лами казался Алисе по-мужски сдержанным и сгрогим, спо­собным на анализ, но не на сострадание; Москва явилась Алисе по-человечески избегающей прямоты, увиливающей от резкости и кокетливо сбегающей в полумрак старых тополей.

Сейчас, проезжая по закоулкам, Алиса вспомнила ту вес­ну и, улыбнувшись, положила голову Андрею на плечо.

Однако, не успев оказаться в Москве, молодые петер­буржцы снова выехали за ее пределы: ближайшие сутки им предстояло провести на даче Стеллы в компании ка­ких-то творческих персонажей. Алиса просто мечтала о завтрашнем вечере, когда они уедут с чужой дачи в гостиницу и будут предоставлены себе.

— Ты до завтра потерпишь? Я бабушке не расскажу, а завтра мама приедет, она тебя вытащит, не бойся!

Услышав это, Кирш за рукав одернула Поля и остано­вилась рядом с мальчиком лет шести, присевшим возле от­крытого канализационного люка.

— Ты кого там потерял? Котенок упал?

— Братик, — Мальчик испуганно оглянулся на Кирш.

— Кто?!

Кирш бросилась к люку и заглянула внутрь: он был не глубок, и из полумрака на нее смотрел точно такой же мальчик, как и стоявший рядом, только заплаканный и чумазый.

— Малыш! — Голос у Кирш дрогнул. — Ты там цел?.. Он давно там?— Кирш оглянулась на близнеца.

— Не очень.

— Господи, что ж тут взрослые не проходили все это время?..

Кирш быстро скинула куртку, протянула ее Полю, при­села у колодца и, опершись обеими руками по обе сторо­ны чугунного круга, спрыгнула вниз.

Мальчик наверху с любопытством наклонился, и Поль поспешил отодвинуть его рукой:

— Дружок, сейчас и ты свалишься.

Через минуту переговоров внизу Кирш на руках про­тянула наверх испуганного и перемазанного грязью маль­чишку и, подтянувшись, выбралась наверх сама. По шта­нам и свитеру стекала грязь, и Кирш, поморщившись, от­ряхнула волосы. Поль брезгливо вздохнул,