Моя легендарная девушка

Я поднес трубку к уху.

— И что, уже действительно поздно?

Она не придумала, что мне ответить, — мы уже столько раз повторили эту фразу.

— Э… — начала она неуверенно, — да, уже поздно.

— Подожди, задержка — это сколько? — рявкнул я. — Дольше, чем задержался я, когда заезжал за тобой в субботу? Дольше, чем задерживаются британские поезда? — У меня начиналась истерика. — То есть мне уже можно начинать присматривать школу для нашего ребенка?

— Месячные, — я вздрогнул — такая реакция на это слово выработалась во мне с раннего детства, — должны были начаться в понедельник. У меня в жизни не было задержки больше, чем на один день.

Я постучал по дереву в надежде, что это всего лишь каприз природы, которому место в книге рекордов Гиннеса, а не естественное следствие успешного оплодотворения.

— Это не честно. Это не честно, не честно, не честно, не честно, не честно, не честно, не честно… — Моя мантра затянулась бы минут на пять, если бы не вмешалась Мартина.

— Вилл, с тобой все в порядке? — заботливо спросила она. — Ты только не беспокойся, пожалуйста. Все будет хорошо. Не беспокойся. Пожалуйста.

Я попытался придумать что-нибудь разумное, но в голове у меня был полный кавардак. При всех своих недостатках, Мартина вела себя невероятно спокойно, с достоинством, почти величественно. Я безвозвратно впал в детство, а она была похожа на Королеву Мать. Непоколебимая как скала. Вот, подумал я, один из тех переломных моментов, которые отделяют мальчика от мужа. Я определенно остался в компании подростков.

— Успокойся, Вилл, — повторила Мартина. — Успокойся.

Мысленно я опять вернулся к Событию. Но на этот раз меня интересовали не собственные сексуальные подвиги. Нет, теперь я чувствовал себя экспертом, который исследует место авиакатастрофы, собирая по крупицам свидетельства случившегося и выясняя истинную причину аварии.

Мы, конечно, использовали презерватив, но, должен признаться, я был немного беспечен. Меня несло, я позволил возбуждению взять над собой верх — к конце концов, случайные связи были для меня терра инкогнита. По какой-то причине сама мысль, что мы занимаемся этим на диване, в то время как на втором этаже спят ее родители, возбудила меня настолько, что мне казалось, я потеряю сознание. То есть гипотетически все-таки была вероятность, что я неосторожно порвал проверенный электроникой латекс, но когда, уже после, я заворачивал презерватив в салфетку, чтобы утопить в унитазе, я не заметил в нем ничего настораживающего. Я, конечно, не исследовал столь же тщательно, как это делают на фабрике, но он определенно был цел. По крайней мере, мне так показалось…

Какая-то часть меня (та, что скорее даст отрубить себе голову, чем примет ответственность за собственный провал) думала, уж не врет ли она. В конце концов, любимая книжка Мартины — «Джуд Незаметный» Харди. И пусть она сколько угодно представляет себя этакой возвышенной Сью Брайдшед, при случае она вполне может оказаться Арабеллой Донн, которая ловит ничего не подозревающего героя на несуществующую беременность. Сама по себе теория была неплохая, но у нее имелись серьезные недостатки. Прежде всего подобное поведение было не в характере Мартины. Она не стала бы врать даже ради спасения души. Так что это правда. У нее ребенок. Я — отец. И очень, очень вероятно — виноват в этом сам.

— Ты уверена? — спросил я. — Я хочу сказать, ты это точно знаешь?

— Нет, не уверена.

— Так значит, еще есть надежда?

— Может быть.

— Так ты еще не сделала тест на беременность?

— Нет.

Я ушам своим не поверил.

— Но почему? Что с тобой, Мартина? Женщина, ты что, с ума сошла? С ума сошла, да?

Она поборола слезы, но голос у нее был такой, будто она вот-вот заплачет.

— Я не знаю, Вилл. Я боюсь. Я боюсь результатов. Если я беременна, я никогда не найду работу. Я застряну здесь, с отцом и матерью, среди пеленок, и до конца жизни буду смотреть программы по садоводству. Я тебе всю неделю звонила, все пыталась сказать. — Ее голос дрогнул. — Я не могу пройти через это одна.

Я лежал на кровати с телефонной трубкой в руке и смотрел в потолок. Дух Джеймса Бонда во мне уже выветрился. Лицензия на убийство аннулирована. Так приятно было вновь погрузиться в привычную атмосферу Раскаяния и Чувства Вины, усесться на любимое пепелище в рубище самого фасонистого покроя. Мартина жила с этим целую неделю, а я был так занят собственными переживаниями, что ничего не почувствовал. Хуже не придумаешь. Просто невозможно ощутить себя большим ничтожеством.

Я приложил все усилия, чтобы ее утешить, но в глубине души знал, что не искренен. Я тщательно выбирал слова, отказываясь принимать на себя какие бы то ни было обязательства, потому что в скором времени меня вполне могли призвать к ответу. Так что я не сказал ничего опрометчивого, вроде «Не бойся, я с тобой», или «Посмотрим, как сложатся дальше наши отношения», или «Что бы ты ни решила, я поддержу тебя». Я ни словом не обмолвился о будущем, вместо этого выложив перед ней всю свою коллекцию ни к чему не обязывающих бессмысленных банальностей, — этого не избежать, если хочешь говорить отстраненно. Похоже, мне удалось ее успокоить. В конце концов, я не был с ней так мил с того момента, как поцеловал ее на прощание в дверях в тот роковой вечер и пообещал позвонить завтра.

Мы еще некоторое время поговорили о вещах, никак не связанных с нашей насущной проблемой: что сейчас идет по телевизору, что она делала с утра, почему в учителя идут такие маньяки, и, наконец, собрались прощаться. Мартина сказала, что утром первым делом сходит в аптеку и купит тест, а я сказал, чтобы она сразу же мне позвонила. А в завершение, уже совсем придя в себя, она сказала:

— Что бы ни случилось, это не изменит моих чувств к тебе.

А я сказал:

— Да, и моих, — и положил трубку.

2:19

Странно, но мои сперматозоиды, эти маленькие зверюшки, одновременно и разочаровали, и воодушевили меня тем, что натворили. И хотя я не признался бы в этом даже самому себе, мне все-таки становилось тепло на душе от того, что один из этих малышей сумел выполнить свою миссию. Я испытывал что-то похожее на гордость. Они представились мне этакими микроскопическими копиями меня — такие же располневшие, неуклюжие увальни. Я чуть не расхохотался от представшей моему мысленному взору картины: вот они столпились внутри Мартины и рассуждают, не пора ли устроить перекур. Все за, и только один особо сознательный упирается:

— Не, парни, я с прошлой недели еще завязал. Курево, там, выпивка — с этим покончено. Я здоров как бык, так что вы как знаете, а я, пожалуй, пойду дальше.

Это было забавно. Но не слишком. Этот несчастный трудяга своим рвением довел меня до того, что на моей жизни уже можно ставить крест, и я ничего уже не могу исправить. Именно в такие минуты кажется — все бы отдал, лишь бы повернуть время вспять. Но случись так, что мое желание исполнится, уверен — в тот момент, когда я расстегивал платье Мартины, даже духи Прошлого, Настоящего и Будущего Рождества все втроем не смогли бы меня остановить. Страсть угнетает. В каком-то французском фильме один персонаж сказал: «Я противостою искушениям, чтобы почувствовать себя свободным». И хотя эти слова были сказаны героем французского фильма — то есть их по определению не стоит воспринимать всерьез, — в них была доля истины. Иногда противиться какому-нибудь желанию можно с такой же страстью, с какой желаешь.

Где-то неподалеку хлопнула дверь, и мысли мои прервались. Я встал и подошел к окну. Соседская собака — черный лабрадор — тут же на меня залаяла. Я повернулся спиной к окну, почесал живот и попытался понять, чего же мне хочется. Желания у меня были довольно смутные. Я посмотрел на будильник. Довольно поздно. Я не чувствовал особой усталости, зато ужасно хотел есть. И хотя в данный момент я еще не был готов съесть ту самую лошадь, о которой говорится в пословице, но часа через два под кетчуп и с хлебом я не отказался бы закусить любым из победителей прошлогодних скачек в Дерби. Внезапно мой желудок высказал вполне конкретное пожелание — он хотел мороженого. Я подумал даже, что как некоторые мужья ощущают родовые схватки жен, так у меня наступил симпатический голод и мне, как беременной женщине, ни с того ни с сего хотелось съесть чего-нибудь этакого. Как бы там ни было, мне действительно хотелось мороженого, причем прямо сейчас.