Ледяной город

Наутро, среди послевыборной эйфории, она распечатала только что пришедшее на ее сайт письмо и повесила его в «Зал стыда», то есть на холодильник.

«Я всегда был Вашим поклонником, но сейчас прочел то, что Вы написали для „Хаффингтон пост“, с грубыми выпадами против президента Буша. Итак, Вы на стороне моральных банкротов, которые занимаются оральным сексом в Овальном кабинете, насилуют женщин, изменяют своим женам, лгут под присягой и игнорируют угрозы нашей безопасности — такие, как первая атака на Всемирный торговый центр. [26]

Мне жаль, что Вы ведете себя как состарившаяся хиппи, с этой Вашей ненавистью к Бушу. Я знаю, что мое мнение для Вас — ничто. Либералы никогда не меняются. Но все равно, спасибо, что показали свое истинное лицо. Я больше не буду читать Ваших книг. Думаю, Максвелл шокирован всем этим не меньше меня». Подпись — «Бывший поклонник».

— И кто сказал, что великое искусство писать письма мертво? — спросила Аддисон. Она была в хорошем настроении. — Вот увидишь: еда будет вкуснее, шутки смешнее, и даже телевидение, даже оно исправится. А все потому, что теперь демократы могут заставить Буша дать показания!

Если бы отец Римы дожил до этого!

(Если бы Оливер дожил до YouTube.Если бы Римина мать дожила до… Но она умерла очень давно, и Риме сложно было представить, что же та не упустила, умерев преждевременно.)

В доме праздновали победу. Аддисон потащила Риму в центр — короткий заход в честь торжества в книжный магазин (которому в этом месяце исполнялось сорок лет, и Аддисон неизменно вспоминала про его день рождения. Магазин оказался разрушен землетрясением в Лома-Приета, и Аддисон в числе четырехсот добровольцев выносила книги из-под завалов, но то была история для другого раза, а может, и не была, ведь нет ничего скучнее истории о землетрясениях, хотя именно сегодня Аддисон, как и в тот день, чувствовала, что все вокруг восстает из пепла). Затем ланч в суши-баре. Тильда сказала, что у нее дела и она не может пойти. Рима испытала облегчение: тяжело поглощать сырую рыбу вместе с тем, кто считает тебя совратительницей впечатлительных молодых людей.

На улицах царило веселье.

Мимо проехал человек на лежачем велосипеде, который выкрикивал, точно городской глашатай: «Фродо выполнил свою миссию! Он уничтожил Кольцо!»

Аддисон заметила человека, который за доллар спорил с вами по любому вопросу, отстаивая любую точку зрения. Одет он был довольно пестро — морской бушлат в пятнах, охотничья шляпа, лыжные перчатки, зеркальные очки. Нос его был сизым, вены на щеках вздулись. Спорить он отказался.

— Сегодня мы все заодно, — твердил он. — Только один день. Сегодня я не работаю. Завтра мы поговорим о том, что победа демократов еще не означает конца войны в Ираке.

Аддисон сказала, что это неслыханный случай: человек еще ни разу не отказывался спорить.

У цветочного ларька группа людей исполняла хором, без музыки, патриотические песни.

— В Санта-Крус есть республиканцы? — поинтересовалась Рима.

— Конечно. Они разве что пишут возмущенные письма. И на местных выборах демократы выступили заметно хуже. Но это слабое утешение. Сегодня республиканцев можно узнать по выражению лица.

Здесь она ошибалась. Мимо них прошествовал розовый клоун в шали с искрой и с зонтиком, усеянным мелкими утятами. Он улыбался с видом блаженным и встревоженным одновременно, но вряд ли это имело отношение к выборам. Точно так же он улыбался в пятницу вечером. Он спокойно мог быть республиканцем.

И опять Риме показалось, что только она замечает его. Может, это была ее галлюцинация. Видение. Ее собственный, персональный клоун.

К ним направилась какая-то женщина с жесткими рыжими волосами и с сеткой, в которой лежали покупки — морковки без упаковки, банки с супом, булочки. На мгновение Риме показалось, что это та самая женщина с пляжа: прямой нос, подведенные красным глаза. Но больше всего вызывало подозрение то, как она смотрела на Аддисон. Рима уже была готова что-то сказать, но тут увидела другую женщину, тоже напоминавшую ту, с пляжа. У этой волосы были черными и воинственно торчали вверх. Похоже, Рима могла уверенно сказать про женщину с пляжа лишь то, что она была белой.

И при этом на Аддисон глазели многие. Рима забыла о ее всемирной известности и только теперь вспомнила. Если известный писатель посещает книжный магазин в родном городе, на него непременно будут глазеть. Люди появлялись из-за полок и прилавков, чтобы поприветствовать Аддисон. Короткий заход растянулся на полчаса, потом на сорок минут, поскольку нашлись нераспроданные книги, которые были подписаны и немедленно куплены, так что пришлось подписывать новые экземпляры, но теперь уже адресуясь к каждому лично. Все поздравили друг друга с победой, обсудили результаты в Калифорнии (и сошлись на том, что это просто сумасшествие), Аддисон показали новые поступления, дали рекомендации, что купить в первую очередь. Потом Аддисон представила всем Риму: «Моя крестница из Кливленда». Ну конечно, Огайо недотянул до напророченного торжества демократов, но тем не менее — штат с наибольшим приростом голосов. Кто старое помянет, тому глаз вон. Народ в книжном собрался великодушный.

Наконец Аддисон направилась к кассе — с тремя романами и сборником писем Марты Геллхорн. Сверху этой стопки лежала еще маленькая книжка, вроде памфлета. Продавщица — девушка с двумя короткими косицами, торчавшими на макушке, как уши плюшевого медведя, — взяла ее, чтобы провести сканером по штрихкоду, но Аддисон остановила ее.

— У меня уже есть такая, — объяснила она Риме, и девушка отложила книгу в сторону.

Рима посмотрела на обложку. «Холи-Сити: райкеровская придорожная достопримечательность в горах Санта-Крус. Ностальгическое повествование». Автор — некая Бетти Льюис. Как странно! До недавних пор Рима и не знала о существовании Холи-Сити. А ведь она послала туда письмо, не подозревая, что Холи-Сити — это достопримечательность. Она и сейчас не имеет представления, какого эта достопримечательность рода. Рима представила себе витрину, пинбол, дверь с надписью: «Ужасы всего за пятьдесят центов». Она взяла книжку и бегло ее пролистала. Ужасы оказались расистским культом.

Суши-бар располагался в нескольких кварталах от магазина. И здесь, похоже, Аддисон знали все. Не дожидаясь заказа, принесли мартини. Рима добавила еще один пункт к списку того, о чем ее не предупредили приятели: к суши подавали дробленые орехи. Удивительно, но выходило довольно вкусно.

— Ну и что вы думаете о выборах? — спросил шеф-повар, больше похожий на серфингиста.

На стойке бара стояла керамическая белая кошка с оранжевыми и черными полосами, с приветственно поднятой — на счастье — лапой. Манэкинэко — талисман, обещающий посетителям удачу. Эта, правда, была американизированной, так как повернула к посетителям тыльную сторону лапы — не переднюю, как полагалось по традиции, если Рима ничего не путала.

— Если хочешь, я могу рассказать тебе про Холи-Сити, — предложила Аддисон, беззаботно потягивая мартини через соломинку, так, будто ничего не знала о Римином письме.

Но тогда к чему это предложение? Должно быть, ей наболтал обо всем Кенни Салливан, привыкший оказывать услуги богатым и влиятельным.

Рима открыла было рот для объяснения, почему она отправила письмо женщине, которой, возможно, уже нет в живых, и подписала его именем книжного персонажа. Ей было страшно интересно, что она такого выдаст. Но Аддисон продолжила:

— Что твой отец рассказывал тебе?

Риме, конечно, хотелось поговорить с Аддисон об отце, но только в другом месте и в другое время, внутренне к этому подготовившись. Сейчас же вопрос застал ее врасплох.

— Я никогда не слышала о Холи-Сити, до того как стала разбирать те письма из коробки, — призналась она с дрожью в голосе, которую, однако, быстро уняла. Надо было сменить тему беседы как можно быстрее. — Письма Констанс Веллингтон.