Зимние девочки (ЛП)

Я достаю аптечный пакет.

Две мамаши (няньки?) говорят друг с другом, в то время как трое копаются в своих телефонах. Дети подпрыгивают вверх-вниз в своих креслах. Над ними монстры-роботы разрушают деревню. Герои с большими глазами превращаются в людей-лис, пускает огонь с их лисьих лап.

Я вынимаю пачку лезвий из пакета.

Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная

Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная

Фиолетовый монстр бросает грузовик в мальчика-лиса. Динамики вибрируют от грома, издаваемого падающим грузовиком, когда тот приземляется на землю. Дети уже даже не смотрят. Они борятся за попкорн и леденцы, и начинают ныть, просясь пойти в туалет.

Коробочка открывается, и лезвия высыпаются на мою руку, их шепот сладок.

Они будут использованы для того, чтоб мое тело стало моим холстом – горячие лезвия оближут мои ребра, лезвия поднимутся по моим рукам, затем перережут белесый жир, окутывающий мои бедра, проникший в них. Когда я переехала в Дженниферлэнд, папа поставил одно условие. Дочка, которая забыла, как есть, что было плохо, но это было всего лишь фразой, которая мне осточертела, хотя была достаточно справедливой. Дочка, которая пряталась в своем коконе, раковине, надеясь, что та однажды упадет, и однажды она сможет танцевать. Все это было слишком больным для меня. Ты не режешь себя Лия Мэриган Овербрук. Не под папочкиной крышей. Это условие нельзя нарушать, иначе сделка будет расторгнута.

Герои-лисы на экране пускают свет из глаз. Они скрипят зубами, когда монстры перебрасывают их через горы, они обозлены, но они всегда возвращаются, завязывая свои красные повязки снова и смеясь над противниками. Все мерзкое кипит под моей кожей, пузырьки клеток взрываются, пытаясь дышать. Я расстегиваю свои джинсы, застежку за застежкой, спускаясь молнией вниз. Я поворачиваюсь направо, оттягивая эластичную резинку трусиков. Мое левое бедро вспыхивает голубым в свете экрана.

Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная

Я делаю три пореза (тише, тише, тише!) на моей коже. Призраки просачиваются наружу. Реактивные лисы усаживаются в реактивные самолеты и следуют за монстрами, расположившимися на астероиде. Мама (нянька?) тащит ребенка, просящегося в туалет, в сторону вестибюля. Я возвращаю лезвие в коробку, коробку кладу в аптечный пакет и сжимаю влажные края порезов рукой, пока кровь не перестает вытекать наружу, исчерпав себя. До того, как включают свет, я успеваю облизать пальцы, убирая кровь. По вкусу я напоминаю себе грязные окорока.

018.00

После дня кошмаров и потерянного состояния машина везет меня домой, подальше от кинотеатра, аптеки, и мотеля, в котором девочек разбирают на маленькие по кусочкам. Мы возвращаемся на шоссе, к дому МакСэйн, расположенному в Королевских Соснах, к дому моего отца, возведенном в облаках.

Трое сидят в столовой, пламя свечей извивается в такт клавесинной музыке, доносящейся с динамиков. В воздухе витает запах обеда остаток индейки, вонючая брюссельская капуста, роллы, салат, и картофельная запеканка, которую так любит Эмма. Семейные обеды напоминают нам, что мы семья. Мы не похожи на семьи из реалити шоу (пока), но мы не похожи на незнакомцев, разделяющий дом и оплачивающих счета. Мы не мотель.

С одной стороны от Эммы за столом находится пустое место – тарелка, бумажная салфетка, вилка из нержавеющей стали, нож. Мама забрала серебряные столовые приборы, когда мои родители развелись.

Нона Мэриган всегда говорила, что из-за дешевых столовых приборов еда имеет металлический привкус. Она была права.

Папа смотрит на меня, кусочек индюшатины свисает с его вилки.

«Ты опоздала, детка. Присядь»

«Я оставалась после занятий, чтоб поработать над проектом. Можно мне поесть наверху? У меня полно домашки»

Эмма качается на стуле.

«Лиа, я сделала картошку. Сама» Дженнифер кивает.

«Пожалуйста, Лиа. Мы так долго не обедали вместе»

Мой желудок напрягается. Для этого у меня внутри попросту нет места.

«Я резала ее двумя ножами» Эмма громко смеется, стеклянные кристаллы, свисающие с люстры, начинают едва заметно дрожать.

«Мама помогла порезать»

«Вау, круто» я отодвигаю стул и усаживаюсь, «если ты приготовила картошку, она точно вкусная»

Папа глотает и подмигивает мне.

«Можно салат?» спрашиваю я.

Он передает мне блюдо, заполненное соусом и остатками индейки. Я должна взять его двумя руками, чтобы держать потому, что это весит больше чем все на столе плюс сам

стол, плюс люстра и шкаф, который Дженнифер заказала для своих стеклянных статуэток.

Я ставлю блюдо возле своей тарелки. Треугольник ПапаЭммаДженнифер смыкается вокруг моей руки, тянущейся за вилкой. Я беру себе кусочек переполненного жиром, зажаренного в крови мяса (250) и позволяю ему занять место на своей тарелке. Шмяк.

Я передаю тарелку Дженнифер.

«Как насчет еще одного кусочка?»

Она сидит в центре стола, разговаривая с Эммой о ее проблемах. Папа даже не пытается скрыть того, что смотрит в мою тарелку.

Я беру ролл из корзинки (96), два кусочка брюссельской капусты (35), даже если ненавижу их. В Дженниферлэнде я, например, должна взять по два кусочка всего. Я кладу ролл на край тарелки. Брюссельскую капусту я кладу так, чтобы она лежала на отметке в два и четыре часа, на моей тарелке. Я встаю для того, чтоб насыпать дрянную картошку мерзкой оранжевой ложкой (70) рядом с идейкой.

Даже если я положила это на тарелку, это не значит, что я должна проглотить это. Я достаточно сильная, чтоб не делать этого, хотя картошка пахнет слишком хорошо, оставайся пустой,пустота,пустота,запахкартошки,сильная/пустота внутри/дыши/притворяйся/держись.

Я заполняю оставшуюся пустоту на тарелке салатом, дополнительно беру немного грибов и оставляю оливки на тарелке. Пять грибочков = 20. Съешь пять магических грибов, запив их водой из высокого стакана, и она расцветут в твоем животе, как туманно-серые губки.

Сила/пустота/сила.

Дженнифер спрашивает Эмму, сколько будет сорок восемь разделить на восемь. Эмма откусывает кусочек от ролла. Папа кивает на мою полную тарелку и говорит Эмме, что спросит ее после десерта. «Даже профессор истории должен знать, как делить и умножать, Эммс»

Я кладу салфетку себе на колени, затем разрезаю свой кусочек мяса на две части, затем на четыре, затем на восемь, и в итоге, на шестнадцать белых кусочков. Брюссельская капуста

разделена на четыре части. Я убираю сыр с картошки – это не убьет меня, картошка редко становится причиной смерти, - положить ее в рот, и жевать, жевать, жевать, улыбаться через акры скатерти. Папа и Дженнифер смотрят на мою тарелку, но они не говорят об этом. Когда я впервые столкнулась с этим, мой диагноз звучал, как «расстройство поведения», и Дженнифер кричала так громко, а папа крутил свое обручальное кольцо вокруг пальца. Сейчас это подходит под категорию «игра не стоит свеч потому, что в конце-концов, она сидит за столом с нами, ест, и ее вес точно не приведет ее в Страну Опасности».