Неполная и окончательная история классической музыки

Да, и вот еще живительная мысль. Хоть мы и миновали только что Пёрселла с его «Когда я лягу в землю», позвольте сказать вам следующее: Баху уже исполнилось четыре года — и Генделю тоже. Впрочем, при всей их гениальности мы их музыки долго еще не услышим. Люлли к этому времени свое отплясал — и в буквальном смысле тоже, очень жаль. Однако какой у нас нынче «век»? «Век» чего?

Ладно, как вы насчет «Века Рена»? Кристофер Рен все еще с нами и все еще строит. Не забывайте, со времени Великого пожара прошло немногим больше двадцати лет, и хоть власти предержащие не одобрили его план полной перестройки города, Рен тем не менее пережил своего рода строительный бум. Все его, так сказать, наследие было возведено в последующие тридцать с чем-то лет — Сент-Майклз, Корнхилл, Сент-Брайдз, Флит-стрит, театр Шелдона, Музей Ашмола и, разумеется, самая большая постройка, до завершения которой остается, впрочем, всего лишь… двадцать один год: сам собор Святого Павла. В стране правят сейчас Вильгельм и Мария, а полный список их подданных содержит около 5 миллионов имен — сравните с нынешними примерно 58 миллионами.

Ладно, если хотите, можно взглянуть и иначе. Это еще и век человека по имени Иоганн Пахельбель. Несмотря на то что фамилия его смахивает на название сыра, который кладут в коробки для завтрака, этот самый Пахельбель был нюрнбергским композитором. Ему случалось занимать несколько незначительных мест… ну, там, органиста в венском соборе Св. Стефана, придворного композитора герцогства Жиганского ☺, в этом примерно роде. Однако место в исторических трудах он получил по трем причинам. Во-первых, он нравился Баху. Ну, то есть, если совсем честно, мог нравиться, ведь так? Сейчас-то Баху всего четыре года, и наверняка он, глядя на Пахельбеля, только и способен, что улыбаться да слюни пускать. Однако дайте Баху время — и он испытает значительное влияние мистера Пахельбеля.

Во-вторых, Пахельбель первым начал использовать в музыке кое-какие штуки, которые мы теперь воспринимаем как данность. Символизм, к примеру. Именно Пахельбель его и придумал. Правильнее сказать — он просто раньше прочих учуял, куда ветер дует, и у него минорная тональность начала означать нечто печальное. (Если вам нужен пример чего-нибудь, написанного в минорной тональности, вспомните хоть главную тему из «Списка Шиндлера».) И в таком случае получается, что музыка, написанная в мажорной тональности (попробуйте, скажем, тему Пети из «Пети и волка»), знаменует собой радость. Кажется более-менее очевидным, но ведь тут дела обстоят примерно как с Эверестом — кто-то же должен был забраться на него первым. Мало того, Пахельбель проложил путь для Винсента Прайса [*], постановив, что уменьшенный септаккорд (нет, вы только подумайте, Винсент Прайс, это ж надо) изображает зло. Так что когда станете в следующий раз смотреть классическую «Маску красной смерти», попробуйте прихлопнуть ступней по пульту, по кнопке отключения звука, и любовно прошептать вашей возлюбленной на ухо: «Ну конечно, арпеджио по уменьшенному септаккорду, впервые введенное в тевтонскую музыку семнадцатого столетия великим Иоганном Пахельбелем. Передай мне кукурузные хлопья, милая, ладно?»

Однако я сказал, что в исторические труды он попал по трем причинам, и вот теперь дошел черед и до третьей. Бог весть почему, несмотря на несомненные сотни написанных им хоралов, фуг и мотетов, Пахельбель, как это ни грустно, оказался автором лишь одного безусловного хита. Нюрнбергским Джо Дольче [*] с его «Да что с тобой, ЭЙ!» или занесенным в семнадцатый век хором школы Св. Уинфрида. И хит этот принял обличье канона ре мажор. После многолетних исследований ученым удалось доказать также, что именно по этой причине Пахельбель и назвал его «Каноном ре мажор». Любимый всеми и поныне, канон этот нередко обретает второе рождение в той или иной телевизионной рекламе, так что его создание вполне можно считать важнейшим событием, случившимся в Нюрнберге за многие годы, — собственно, до 1938 года, когда в собравшейся на митинг толпе кто-то крикнул: «Валяй, высказывайся!» А теперь я, с вашего дозволения, немного покатаюсь. ТАКСИ!

Конечно, о том, чтобы поймать машину, в те времена нечего было и думать, но, если честно, портшезов уже хватало. На Южный берег они вас все равно не повезли бы, зато делали вас немного более мобильными, да и стоили не так дорого. Собственно, я бы от портшеза и сейчас не отказался, прокатился бы на нем до… до С18. Так, погодите… где у меня на карте это самое С18? Ага. Вот. С18… восемнадцатое столетие, это сразу за Фулемом.

Что еще пользуется популярностью в новехоньком, с иголочки, «забывшем старую любовь», похрустывающем и поблескивающем восемнадцатом столетии? Что ж, горько об этом говорить, однако война из моды так и не вышла. Думаю, и никогда не выйдет. Сейчас у нас тут идет Война за испанское наследство. Полагаю, вопрос о том, кто унаследует Испанию, действительно считался важным, поскольку привел к боям очень серьезных тяжеловесов. В синем углу находились Британия, Австрия, Нидерланды и Дания. В красном — Франция, Бавария и, тут удивляться нечему, Испания. А начал все Людовик XIV, которому потребовался рождественский подарок для внука. Надо думать, оловянных солдатиков уже распродали, вот Людовик и решил подарить внуку Испанию. Честно говоря, может, тут не один лишь Людовик виноват, может, ее выставили у кассы на слишком уж видном месте, вот его и заело — вынь ему да положь Испанию. Никто же не знает. Так или иначе, шуму было немало, можете мне поверить, — сначала они там обзывались по-всякому, потом начали руками махать, в общем передрались. Под конец всеобщей свалки — это когда же было-то? В 1714-м, вот когда — Британия получила порядочный куш в виде Гибралтара, Менорки и Новой Шотландии, а Австрии достались Бельгия, Милан и Неаполь. Уж и не знаю — стоило ли оно такой возни? Я бы на их месте просто кинул на пальцах или в считалку все разыграл. Знаете, как это… «Раз-два-три-четыре-пять-вышел-зайчик-погулять. Готово… Испания моя!»

Что еще интересного у них там случилось? Ну вот, капитана Кидда повесили за пиратство, это в 1701-м было. Что еще? Ах да, НАЛОГИ! Налоги, да. Если вы думаете, что это нас донимают налогами, советую вам заглянуть в те времена. Налоги были тогда последним писком моды. Таким популярным, что можно было подумать, будто тому, кто введет самый глупый и ему сойдет это с рук, особую премию выдавали. В Англии, понятное дело, существовал соляной налог, равно как и по-оконный — его бы я ввел снова, но лишь для «современных» архитекторов. В Берлине додумались до налога на незамужних женщин. Мило! Однако победительницей следовало назвать моего личного фаворита, Россию, которая в 1689 году ввела налог на бороду. Вот это мысль! Никогда не любил и близко-то подходить к бородатому человеку. Разве что борода у него длинная, белая, а сам он такой весь из себя краснокожий, в черных сапогах до колен и в руках держит какой-нибудь «Геймбой» или «Экшн Мэн». Впрочем, здесь не место распространяться о моих любимых игровых приставках.

О других новостях. Мария — та, что «Вильгельм и Мария», — уже скончалась, так что у нас остался один лишь Вильгельм, переживший, вне всяких сомнений, не только период скорби, но и период, в который ему приходилось зачеркивать на визитных карточках «и Мария» — пока из типографии не принесли новые. Воцарилась и почила королева Анна, та, у которой были столь неудачные ноги, так что теперь нами распоряжается Георг I. У недавно основанного Английского банка дела, похоже, идут хорошо, как и у герцога Мальборо, или… «Мясника», так его все называют. Симпатичное, должен сказать, прозвище. Однако давайте все же займемся кое-кем из музыкантов этого времени, — собственно говоря, двумя самыми крупными, теми, что по-настоящему царствовали в том веке. Бахом и Генделем.