Любовь к велосипеду

Часто бывая в городской библиотеке, он не обращал внимания на дверь с табличкой «Заведующая», как и на другие, выходившие в коридор. Но на этот раз дверь была распахнута, и, проходя мимо, он машинально заглянул. За столом в небольшом уютном кабинете, уставленном книжными шкафами, сидела Галина мама, Ия Львовна, и что–то писала, склонив голову к влечу. Она как–то искоса, краем глаза глянула на Володю и подняла голову.

-​ Здрасте, — сказал Володя растерянно и хотел пройти дальше, но она так внимательно смотрела на него, что он невольно он невольно приостановился.

-​ Я Володя… — неуверенно сказал он, чувствуя, что она его не узнает. Надо было видеть, как она в ответ улыбнулась ему. Не просто вежливой улыбкой, а задушевной и какой–то ужасно располагающей.

— Как вам не стыдно, Володя! Неужели вы думаете, что я вас не помню? — сказала она с мягким упреком, хотя еще миг назад он мог бы поклясться, что она точно не узнала его. — Проходите же, Володя, садитесь!.. — Она порывисто встала и подвинула ему стул. Сама села в низкое кресло напротив, отставив сомкнутые ноги в сторону. Ноги у нее были молодые, стройные, да и выглядела она моложе своих сорока.

Володя молчал, не зная, о чем говорить. Он помнил, как Галя сказала: «Ты моей маме понравился». Это было приятно, хотя он и недоумевал в душе, чем мог так сразу произвести на нее впечатление. Но поскольку втайне, как и все, считал себя привлекательным, решил, что, значит, есть в нем нечто, а к Ие Львовне проникся ответной симпатией.

— Мне Галя много о вас говорила, — сказала Ия Львовна каким–то доверительно- интимным тоном. — Вы, кажется, играете в футбол?..

Володя открыл рот, чтобы возразить, но она так ласково разговаривала с ним, что смутить ее было неловко, и он лишь неопределенно пожал плечами.

Высоко на стене кабинета висели выцветшие портреты Маркса и Энгельса, а пониже между шкафами — заграничные календари с роскошными видами и яркая глянцевая обложка какого–то журнала с томно улыбающейся Мэрилин Монро.

— Можно взглянуть, что вы читаете? — потянулась Ия Львовна к его книгам. — Так, велосипедный спорт… Бунин, Стендаль… У вас хороший вкус. А это что? Ромен Роллан, «Жизнь Бетховена»… Прекрасно! Вы учились музыке? Играете на каком–нибудь инструменте?..

— Нет, просто люблю музыку.

— Это прекрасно! Знаете, Володя, я очень рада, что Галя дружит с вами. Вы умный, серьезный парень, вы хорошо на нее влияете, — сказала она таким теплым, интимным тоном, что Володя размяк и смутился. Она ласково смотрела на него и продолжала улыбаться, не отпуская. И снова, как в первый раз, Володя заметил, что глаза у нее точно такие же, как у Гали, с тем же ищущим и нежным движением зрачков.

— Галя меня беспокоит, — доверительно сказала Ия Львовна. — В десятом она стала хуже учиться, и выпускные экзамены сдала не очень хорошо. А ведь через месяц вступительные в институт. Она способная, но такая безалаберная. Ей надо помочь, ей нужно чье–то серьезное влияние…

Володя вежливо слушал и молчал. Он не умел, он стеснялся разговаривать с такими вот ухоженными и уверенными в себе женщинами, так непохожими на его собственную мать. А Ия Львовна достала из ящика плитку шоколада «Люкс», развернула шелестящую обертку и, отломив кусочек, протянула ему. Он хотел отказаться, но подумал, что будет невежливо, и взял. Но есть не стал, так и держал в руке.

— Давайте же поболтаем, Володя, — сказала она, надкусывая красивыми ровными зубами шоколадку. — Мне очень интересно поближе с вами познакомиться… Вы, кажется, любите театр? Вы ведь с Галей ходили на «Вишневый сад»? Ну как, поправился вам спектакль?..

Она так ясно и приветливо смотрела на него, что он не смог в ответ ей соврать. В каком–то замешательстве отвернулся и вдруг неожиданно для себя сказал:

— Мы не ходили с Галей в театр…

-​ Постойте, — мягко прервала она. — А где же вы тогда были?

-​ Нигде. Мы вообще не были вместе в тот вечер. А она… — Володя поколебался, сказать или нет, правильно ли его поймут. — Она была в ресторане с футболистами. Наши выиграли тогда и решили устроить сабантуйчик по этому поводу. Ну вот и ее позвали с собой…

Ия Львовна перестала улыбаться. Она отложила надкушенную шоколадку, потом поднялась и пошла к окну, но по дороге задела и уронила стопку книг со стола. Присела, стала собирать книги.

— Это Галя сама вам рассказывала?

— Да. Она боялась, что вы узнаете про ресторан, не хотела вам говорить… — тут он запнулся, не зная, как все объяснить. — Она в плохой компании, — заторопился он. — Там футболисты всякие… Ну, Заикин, Сева такой… Нет, я ничего против них не имею, но у них там какой–то пошлый тон во всем… А она считает их чуть ли не героями, какими–то исключительными людьми.

Ия Львовна собрала книги и достала из ящика стола пачку сигарет. Она закурила и села за стол. Теперь между ними была вся комната и этот стол.

— Я не хотел говорить, — снова ринулся объяснять Володя. — Но вы спросили, и я подумал, что все–таки надо…

Он замолчал, чувствуя острую тоску и желание смыться. А Ия Львовна стряхивала пепел в стоявшую перед ней хрустальную пепельницу и слушала его внимательно, но отчужденно, как докучливого посетителя. Ему даже показалось, что презрительно.

— Игорь Заикин — неплохой парень, — сказала она, подняв брови. — Он, кажется, заочно учится в институте…

— Я совсем не к этому… Я хотел сказать… — и он стал сбивчиво объяснять, что в принципе не против Заикина, но вот эти выпивки и компания их…

Он сбился, запутался, но его выручил телефонный звонок.

— Слушаю вас, — подняла трубку Ия Львовна. И тут же расцвела, сменила холодный тон на тот самый, интимный. — Натулечка, — заворковала она. — Здравствуй, солнышко!..

Володя думал, что она с ребенком говорит таким сладким голосом, но оказалось, что звонит ее подруга, работающая в каком–то магазине. Разговор шел о дубленке, обещанной Ие Львовне, и она так упрашивала, так ластилась к подруге и ворковала, словно захлебывалась от избытка чувств. При этом она не забывала делать легкие затяжки и аккуратным движением стряхивать пепел в хрустальную пепельницу.

Положив трубку, Ия Львовна машинально отломила кусочек шоколада, но не донесла ко рту, отложила в сторону.

— Так вы говорите, что Галя была в ресторане. Вы, наверное, и в школе это говорили? — холодно осведомилась она. — И учителя знают?..

— Да что вы! — вскочил Володя как ужаленный. — Я… Вы же сами… Я просто… — Он хотел сказать, что поверил ей, поддался ее улыбочкам, и, что напрасно поверил, но вспомнил, что такого, людям прямо в глаза не говорят, и замолчал, глядя в пол.

— Да вы не обижайтесь, Володенька! — заметно обрадовалась Ия Львовна, и голос ее опять потеплел. — Тут просто какое–то недоразумение. Ведь Галя мне говорила про этот ресторан. Да, да, припоминаю… — прижала она палец к виску. — Галя сказала, что собирается в театр, а потом вечером объявила, что театр по какой–то причине отпал и они с компанией что–то такое отмечали в ресторане.

Володя быстро взглянул на нее и поразился, с каким ясным, безмятежным лицом она лжет. Она смотрела на него прямо, и он не выдержав этого ее ясного и теплого взгляда, опять опустил глаза в пол.

— Я, конечно, отругала ее — нужно было спроситься у меня. Но я не вижу в этом ничего особенно ужасного Они там выпили одну бутылку шампанского одну на всех и просто перекусили…

Володя взял свои книжки и приготовился уйти. Ему очень хотелось уйти, но он не знал, как это вежливо сделать. А Ия Львовна опять заговорила с ним мягко и задушевно.

— Скажите, Володя, — сочувственно проговорила она. — У вас, наверное, нет близких друзей?

— Почему же?.. — запнувшись, пробормотал он. — То есть очень близких… А так есть…

— Я это к тому, — и в задушевности ее тона проскользнула какая–то мстительная нотка, — что вы немного резкий и нетерпимый по характеру мальчик. А надо быть мягче, снисходительней к друзьям… Ну, что ж, приятно было с вами поговорить, — сказала она, заметив его явное движение встать. И встав первой сама, протянула на прощание руку.