Лето

Первое письмо Сильвии я читал и перечитывал десятки раз, я даже и сегодня смог бы рассказать его наизусть. Я ощупывал каждое слово, как камешек, в поисках любовного самородка, на сердце у меня было светло. Это же письмо было страшным. Оно пугало своей искренностью. Может, ее постоянно преследовал страх, и потому она говорила совсем не то, что чувствовала? Что значили для нее слова «дружба», «эгоизм», «искренность», «страсть», «жестокость»? Ничего. Страдание и еще раз страдание. Все, к чему прикасалась эта женщина, превращалось в страдание. Прекрасная машина, производящая страдание.

Каждое ее слово, каждая ее улыбка были ядовиты. Письмо, которое я держал сейчас в руках, она написала своей рукой, и ее рука была так же холодна, как кожа змеи. Я вышвырнул его, как вышвыривают чудовищ из ночных кошмаров.

На следующий день я пошел к первому попавшемуся врачу и сказал ему: «Я измучен. Я перестал спать. Я не могу проглотить ни куска. Я бросил работу. Я в таком отчаянии, что плачу по пустякам».

Он задал мне несколько вопросов. Я не стал рассказывать ему о существовании Сильвии.

— Переутомление, — сказал он. — Вы на пределе. Вам нужны отдых и сон. Я пропишу вам лексомил. Как только вы почувствуете тревогу, выпейте целую таблетку или половинку, это лекарство очень помогает. Оно действует и как снотворное, и как транквилизатор. Главное, принимайте сразу, как только вам станет не по себе. Но не горстями, конечно, будьте осторожны, это все-таки лекарство, два-три раза в день, не больше.

Я выпил две таблетки, как только вышел из аптеки, и проспал семь или восемь часов, не шелохнувшись. Такого со мной не было уже несколько месяцев.

То, что происходило в течение следующих дней, я объяснить не в состоянии, в такой прострации я был. Одурманенный лексомилом, а иногда и алкоголем, я только видел повсюду неотвязную тень Сильвии, ее дикое желание подчинить меня себе.

Стоило мне включить телефон, он звонил безостановочно. Письма дождем посыпались в мой почтовый ящик.

Я не читал их, даже не вскрывал. Как только я видел ее почерк, я закидывал их как можно дальше. Я обрезал провода от дверного звонка. А ведь раньше я неделями сидел у телефона, готовый в любую минуту схватить трубку ради того, чтобы на несколько секунд услышать ее голос…

Как-то утром я пошел выпить кофе в бар напротив. Не успел я переступить порог, как ко мне сразу бросился хозяин.

— К нам десять раз на дню приходит какая-то психопатка и все интересуется тобой. Это твоя подружка? Она сумасшедшая! Вчера она заказала салат, устроила скандал из-за того, что ей его долго не несли, еще через пятнадцать минут набросилась на тех, кто сидел за соседним столом, потом осыпала ругательствами всех, кто был в зале, и ушла, не заплатив по счету! Я видел ее пару раз с тобой, она поразила меня своей красотой, но вчера… Чокнутая, совсем чокнутая! Ты хорошо ее знаешь?

— Думал, что знаю ее хорошо.

— Если увидишь ее, передай, чтоб ноги ее здесь больше не было! Ты представляешь, я и вправду испугался, что она выцарапает глаза всем нашим клиентам! Она настоящая фурия! Невероятно, но это женщина, которая казалась такой шикарной. Такой изящной. Вот уже тридцать лет я работаю барменом и все-таки не перестаю удивляться. Она разогнала нам последних туристов.

Когда я все же отваживался включить телефон, мне приходилось тут же жалеть об этом. Как-то вечером раздался звонок. В трубке был мужской голос:

— Вас беспокоят из комиссариата полиции города Ниццы. Вам известна некая Сильвия Белуччи?.. Она назвала ваше имя и дала ваш номер телефона. Она не может найти свою машину. Не знает, что ей делать. Толком ничего объяснить не может. Вы хорошо ее знаете? Вы не могли бы за ней приехать?

Не надо мне было подходить к телефону. Она ни перед чем не остановится. Полиция… Она способна привезти их прямо сюда. К колодцу.

— Я знаю Сильвию Белуччи. Но я не могу приехать за ней, я на работе. Вы не могли бы купить ей билет на поезд?

— Она совершенно растеряна. Хорошо, посмотрим, что можно сделать, спасибо.

После этого я окончательно выключил телефон. Она решила устроить на меня настоящую облаву, не дать мне покоя ни днем, ни ночью, со всей изощренностью своего безумия.

Теперь я постоянно чувствовал горький привкус во рту. Из-за лексомила или из-за Сильвии?

Она придумала полицию… Заманить меня в комиссариат… Она как граната, которая катится по улицам и никто не знает, где и когда она взорвется.

Теперь я выходил из дома только по ночам. Крадучись, я пробирался в ближайший магазин. Однажды вечером меня заметил хозяин бара, он перебежал через площадь, изо всех сил махая мне.

— Она вернулась, эта психопатка! Уже два дня подряд она торчит у меня вместе с каким-то бродягой. Еще десять минут назад они были здесь. В таком виде! Обзывали друг друга последними словами! Я хотел их выставить! Еще начнет вопить, опять разгонит всех клиентов. Она все приставала ко мне, где ты. До чего же жалкий вид у них обоих… Я даже представить себе не мог, что человек может так быстро опуститься! Одета непонятно во что, неряшливо, грязно. А от того, другого, просто воняет! Скажи, ты никак не можешь избавить меня от них? Она приходит из-за тебя. Она не сводит глаз с твоей двери. Не удивлюсь, если она где-нибудь СПИД подхватит. Как подумаю, какой она была красивой…

— Скажи ей, что я уехал. Мне нужно бежать, а то магазин закроется.

Я накупил продуктов на много дней вперед. Даже красться вдоль стен было опасно. Фурия… Ведьма… Во что превратилась за три недели самая сумасшедшая любовь в моей жизни…

Я закрылся на два оборота и проглотил лексомил. Спать… спать… спать… Человек на дне колодца. Дьявол, кружащий по улицам. Сплошные призраки.

Я спал весь октябрь. Только спал и смотрел сквозь окно на осень, пришедшую в город.

Иногда я просыпался в полдень. Солнце нежным золотым светом согревало крыши домов, лишь изредка по ним скользила тень пролетающих мимо голубей. Иногда я просыпался только вечером, в уже синеватой от сумерек комнате. С улицы доносились звонкие, радостные крики детей. Где же мое детство?.. Те прекрасные летние вечера?..

За несколько месяцев я пережил мгновенья самого настоящего, самого дерзкого счастья, следом за ним были ожидание, сомнения, кошмарные муки ревности, чудовищное злодеяние и теперь ужас… И все это за одно лето…

Я просыпался один, в полной тишине, в полном одиночестве. За стеной никто не двигал стулья, не мыл посуду, ни единого звука, который мог бы напомнить беспечность семейной жизни. Ни единого звука, несущего покой. Я мечтал произнести одно только слово: «Мама…» Как в шесть лет после приснившегося кошмара. «Мама!» — и ночь сразу же принесла бы успокоение.

Я ходил по квартире. С моря поднимался туман. Из кухни я смотрел, как пламенеют холмы, возвышавшиеся за построенными в геометрическом порядке белыми пригородными домами. В тени под деревьями становилось все прохладнее, прохожих становилось все меньше. Каждый день я видел улетающих на юг птиц.

Как-то днем перед моими окнами разыгралась странная сцена. Какой-то человек ловил рыбу в фонтане. Оттуда, где я был, я мог видеть только черную шапку, резиновые ботинки и удочку. Изумленные дети смотрели, как человек насаживает на крючок приманку, затем закидывает ее в воду. Потом они все вместе не сводили глаз с поплавка. В этом фонтане никогда не было ни одной рыбки, ни серебристой, ни красной, осенью в нем плавают лишь облетевшие листья, похожие на огромные золотые кисти. Наверное, какой-нибудь подросток решил развлечь детей.

И вдруг рыбак поднял голову и посмотрел в мою сторону. Я узнал ее глаза, такие темные, такие разные. Я отскочил назад. Сильвия!

Заметила ли она меня? Что она делала в этом наряде? Она смеялась надо мной, дразнила меня. Она давала мне понять, что знает тайну колодца, что настала пора выловить труп. Трясущимися руками я достал лексомил. Дьявол плясал прямо перед моей дверью.