Из чего созданы сны

— Господин Конкон мне вообще ничего не обещал! — закричала Индиго. Теперь она встретилась с моим взглядом.

Я снова улыбнулся. Она негодующе посмотрела на меня.

Берти приложил ладонь ко лбу.

— Вспомнил! Теперь я знаю, кто вы такой, — сказал он с улыбкой. — Я никогда не забываю лица. Вас судили. В 1956 году. Нет, в пятьдесят седьмом. Я там был. Мы давали репортаж. В «Блице».

— У вас в голове сумбур, — засмеялся Конкон, но весьма неуверенно.

— Суд в Гамбурге, — повернулся ко мне Берти. — Был только фоторепортаж.

— И что он натворил? — спросил я. — Кто это?

— Свинья, — ответил, сияя, Берти. — Самая настоящая свинья. Педик. Хотя я ничего не имею против педиков.

— Я тоже, — сказал я. — Бог свидетель! У меня полно друзей педиков. Надежные ребята, лучше не придумаешь.

— Да-да, — кивнул Берти. — Только вот эта свинья не из их числа. Этот педераст шантажировал других педерастов. Среди них был один высокопоставленный немецкий офицер. Потому его и судили.

— Шантажировал на деньги? — спросил пастор.

— Нет. На разглашение военных секретов.

— Меня оправдали! — злобно выкрикнул Конкон и снова потрогал пальцами шишки на голове.

— За недостаточностью улик, — улыбнулся Берти.

— Разглашение военных секретов? Шантаж? — заволновалась фройляйн.

— Именно, — подтвердил Берти. — Шантаж. Разглашение военных секретов. Господин Карл Конкон. За это время вы еще немного потолстели, господин Конкон. Выпиши себе все данные, Вальтер, и номер паспорта, и дату выдачи. Раз уж нас сюда прислали, давай тут хорошенько покопаемся.

— Мне эти данные тоже нужны, — заявила фройляйн Луиза.

Пастор удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Фройляйн взяла лист бумаги и карандаш и подошла к полицейскому. Раздался щелчок, кончилась кассета. Я быстро заменил ее на новую, потом встал рядом с фройляйн Луизой и выписал все данные из паспорта толстяка.

Берти прав — это того стоило, чтобы направить сюда лучшего фотографа и лучшего журналиста. А в общем-то, это была работа наших репортеров по сбору материала. У нас было с дюжину таких дьявольски ловких ребят. Они выезжали с собственной камерой или с фотографом туда, где намечалась сенсация, и собирали материал, по которому потом я (или другой) писал. Все данные и факты. Это и было их делом — добыть как можно больше сведений, как можно точнее и подробнее. В этот раз все пошло по-другому. Я списал паспортные данные. Господин Карл Конкон родился в 1927 году, тринадцатого мая. То есть ему сорок один.

Фройляйн Луиза обратилась к злосчастному охраннику:

— Посадите его под замок и сообщите по телефону полиции в Цевен. Пусть приедут и заберут его.

— Слушаюсь, фройляйн Луиза.

— Права не имеете меня арестовать! — заверещал Конкон и вздрогнул. Шишки на голове у него, похоже, здорово болели.

— Ище как имеем. Давай топай с господином, и без глупостей. — Кушке потер свои огромные руки: — Я тя провожу. Чтоб чё не надумал. А мы ище посмотрим «Германия — Албания», пока за тобой не приедут. С полчаса так придется ждать. По этой дерьмовой дороге.

— А я говорю, вы не имеете права меня арестовывать, свиньи! — визжал Конкон.

— Мы сообщим о ваших правонарушениях, — сказала фройляйн Луиза.

— Не смешите меня! И каких же?

— Вход на территорию лагеря без разрешения, — объявила фройляйн Луиза. — Нарушение неприкосновенности жилища. Попытка похищения несовершеннолетней.

— Я ничего не…

— Ага, не. Нам все этт приснилось!

— …И заявление господина Энгельгардта мы также попросим перепроверить, — сказала в завершение фройляйн Луиза.

— А ты, кусок дерьма, — Конкон злобно поглядел на Берти.

Тот улыбнулся ему в ответ.

Индиго попросила умоляющим тоном:

— Позвольте хотя бы позвонить моему жениху, фройляйн Луиза.

— Исключено.

— Дайте девушке позвонить, — вмешался я.

— Я уже столько раз просила! — воскликнула Индиго. — И опять, и опять! И всегда один ответ — нет.

— Потому что не разрешается, — отвечала фройляйн Луиза. — В принципе, невозможно. Постоянно все хотят позвонить. Так дело не пойдет! На каждую из вас мы получаем всего две с половиной марки в день!

— Я оплачу разговор, — вмешался я.

— Вы?

— Да. Мне тоже нужно позвонить в редакцию.

Фройляйн все еще колебалась.

— Пожалуйста, — сказал я. — Очень вас прошу…

Зазвонил телефон. Фройляйн Луиза подняла трубку.

— Готтшальк!.. Да, господин доктор… Ах, вот как!.. Хорошо, мы придем к вам… — Она положила трубку и объявила: — У Панагиотопулоса родилась девочка.

С этими словами она подошла к двери своей жилой комнаты и открыла ее. Кушке и я пошли за ней следом. Шофер проговорил:

— Ну, как я рад! А то она все боялась, что будет мальчик и ему придется стать солдатом в будущей войне.

Мы заглянули в соседнюю комнату. Карел, очень бледный, маленький и со спутанными волосами, сидел на кровати фройляйн Луизы. Его труба все еще лежала на полу.

— Ах ты, Господи, вот же, — растроганно сказал Кушке, — вот ж бедная козявка. Ну чё за проклятый мир! Хоть бы детям-то не приходилось бежать.

Фройляйн Луиза подошла к Карелу.

— Нам надо к доктору. Он всегда очень занят. Как думаешь, сможешь идти? — спросила она по-немецки, но потом сообразила, что Карел плохо понимает немецкий язык, и повторила вопрос по-чешски.

Воспитанный мальчик серьезно кивнул. Он встал и слегка покачнулся. Фройляйн Луиза подхватила его. Берти подвинул меня в сторону и сделал два снимка. Фройляйн Луиза повела мальчика через кабинет. Обращаясь к Индиго, она сказала:

— Ну, раз господин Роланд оплатит, можете позвонить. Но больше не пытайтесь сбежать!

— Нет-нет, госпожа воспитательница! — сразу просияла Индиго. — Только разрешите позвонить моему жениху…

— Вы закончили? — спросила фройляйн Луиза лагерного полицейского.

— Так точно! — охранник поднялся, спрятал в карман свою записную книжку и пистолет Конкона. — Ну, идем, — сказал он толстяку, стараясь выглядеть бравым, бедный старый человек. — И не валяйте дурака. Я вас немедленно ударю!

— Да и я-тт пока что тоже здесь, — хмыкнул Кушке.

— Я с ними, — сказал мне Берти.

— О’кей, — кивнул я. — Когда приедет полиция из Цевена, позови меня.

— Будет сделано.

Фройляйн Луиза уже была на пороге кабинета, как Карел, не говоря ни слова, высвободился, пошел обратно в комнату и тут же вернулся. Он захватил свою трубу, которая осталась там, на полу, и теперь крепко сжимал своей маленькой ручкой большой, сверкающий золотом инструмент. Он не произнес ни единого слова и двигался как слепой, осторожно и медленно.

— Вперед! — скомандовал полицейский Конкону.

— Ну, пшёл и смотри мне! — пригрозил Кушке. — Али больно шагать?

— Я еще поговорю со своим знакомым старшим советником в городском руководстве! — заорал уже в дверях Конкон. — Вы все отсюда вылетите! Мы за это налоги платим!

Было слышно, как он шумел дальше в коридоре барака. Берти поковылял вслед за группой. Карел подошел к фройляйн Луизе. Он посмотрел на нас и учтиво поклонился.

— До встречи, Карел, — сказал я.

— Я тоже пойду с вами, — предложил пастор Демель.

Тут фройляйн Луизе кое-что пришло в голову:

— Я попрошу вас, господин пастор!..

— Да?

— С мальчиком я справлюсь сама. Но моя плитка опять сломалась. Спираль. Вы ведь такой умелый, вы ее уже пару раз чинили. Не могли бы вы ее еще разок посмотреть?

— Конечно, — дружески кивнул ей пастор.

— Спасибо, — сказала фройляйн. Дверь за ней и за Карелом закрылась.

Пастор осмотрел плитку, достал из кармана брюк большой перочинный нож со множеством приспособлений и приступил к работе.

Ирина Индиго посмотрела на меня. У нее были очень большие и темные глаза, теперь опять очень грустные. Я тоже посмотрел на нее. Мы стояли метрах в двух друг от друга и не отводили взглядов.

С гулом приближалась еще одна эскадрилья «старфайтеров». Грохот их реактивных двигателей становился все громче и громче. Опять задребезжали стекла. Рев достиг своего апогея. Я боялся, что снова впаду в тревогу и раздражительность. Нет, ничего подобного не произошло. Я оставался совершенно спокоен, впервые. Я прислушался, не появился ли мой «шакал». Его не было. Вообще. Грохот стал тише и смолк.