Франсуаза, или Путь к леднику

- Почему же у других его нет, эффекта этого?

- А зачем нам другие? Давайте о вас. Не хочу вам льстить, Андрей Андреевич, но по результатам тестирования получается, что вы человек очень непростой душевной организации. Да это и так видно, без всяких тестов. Полагаю, нам надо чуть-чуть подкорректировать план наших занятий с учетом особенностей вашей индивидуальности... Есть и другой фактор. Соматически у нас что?... а вот что: проблематизирован позвоночник, как я вижу из наших записей, не так ли? С желудком нормально, печень - вполне. А вот межпозвоночная грыжа, да ведь еще и шейных позвонков, я ведь правильно говорю?., присутствует.

- А какое отношение межпозвоночная грыжа имеет к сеансам против курения?

- Не столько межпозвоночная грыжа имеет отношение к сеансам против курения, сколько ваше отношение к межпозвоночной грыже имеет к ним отношение. Непонятно выразился?

- Не совсем.

- Если бы у вас язва была, мы бы о ней говорили. А у вас межпозвоночная грыжа. Я не остеопат, я, как вы знаете, психотерапевт, грыжу я вам не исправлю, а вот ваш опыт сосуществования с межпозвоночной грыжей меня очень интересует. Будьте со мной откровенны, и мы справимся с никотинизмом как минимум.

- С чем?

- Как минимум с табакокурением, говорю. Поведайте, как вам она? Какие у вас отношения с ней?..

- Да ведь это очень личное!

- Андрей Андреевич, голубчик. Вы со стороны посмотрите. Вот вы к доктору пришли, он спрашивает вас: на что жалуетесь? А вы ему: это очень личное, говорите...

- Я ни на что не жалуюсь. Кто сказал, что я жалуюсь?

- Это я сказал: «на что жалуетесь?» А вы мне «это очень личное» в ответ сказали.

- Да нет же, это вы сказали, что я вам в ответ сказал, а я вам просто сказал, без всяких ответов, что это очень личное, а про то, что жалуюсь, я вообще не говорил...

- Разве? Хотите коньячку? - Он открыл дверцу шкафа. - Видите? Исцеленные дарят. А не взять - человека обидеть. «Хеннесси» или «Мартель»?

- Честно говоря, очень неожиданное предложение.

- Ну а что тут такого? Мы ж не общество анонимных алкоголиков, туг с никотинизмом у нас разборочки, а не с пьянством... если касаться конкретного нашего случая... Тем более - в нерабочее время... Предлагаю «Мартель»... Да вы не стесняйтесь, мне по медицинским показаниям после работы шестьдесят граммов надо, а не с кем. Извините, что не бокалы...

Он поставил на стол две стопки, впрочем, вполне презентабельные. Открыл бутылку, налил.

- За здоровье! - провозгласил психотерапевт Крачун.

- Как все неожиданно, - повторил Адмиралов, вдыхая аромат элитного коньяка.

Пригубили. Подержали во рту. Психотерапевт Крачун изобразил на лице удовлетворение с легким вопросительным опенком, а в ответ ему Адмиралов изобразил удовлетворение с легким утвердительным опенком.

- Конфетку? - поинтересовался Крачун.

Конфетка была «Красная шапочка», как бы из их незабвенного детства, - трудно сказать, до какой степени вкус новодела отвечал оригинальному вкусу, но фантик был тот же.

- Да я и на... и на... никотинизм не жалуюсь. Ну курю и курю. Конечно, хотелось бы бросить... А туг жена... по знакомству, говорит... Место в группе... В качестве бонуса...

- Стесняться знакомств сегодня не надо. Я ж коньяк тоже не с каждым пью. И знакомству с вами искренне рад. Я ж сразу обратил внимание, как вы держитесь. Наблюдал за вами - у вас болит плечо и рука. И спина? И шея?

- Вот кстати, я давно заметил: когда выпьешь, становится лучше.

- Этому есть объяснение. Но, поверьте, лучше вам этого не знать.

- Сейчас ноет, скорее, чем болит... вот здесь... в плече... И шея... когда вот так поворачиваю... О!

- Не надо, не надо, не поворачивайте... Подождите, у меня еще яблоко есть.

Как-то у него это все по-домашнему получилось - яблоко он расчетвертинил большим, с деревянной рукоятью ножом - безупречно кухонным, на медицинский инструмент ничем не похожим. Адмиралов вяло заключил о ноже: «Туповат», - когда заметил усилие, с каким психотерапевт надавливал на яблоко лезвием, дабы преодолеть сопротивление кожуры. Крачун спрятал нож обратно в ящик стола, а дольки яблока на блюдце лежали. Константин Юрьевич взял одну.

- Первое обострение было года три назад, - сказал Адмиралов, следуя примеру психотерапевта (яблоко оказалось с кислинкой). - Ну, мне боль снимают на несколько месяцев, потом - опять заново. Я терплю.

- О да, я вижу, вы очень терпеливый.

- На самом деле она у меня застарелая, хотя мне это слово и не нравится... но это только три года как меня прихватило, а так она у меня уже с юных лет есть, только не проявляла себя...

- Да я вижу, она у вас необычная, особенная.

Адмиралов насторожился:

- Как это вы видите, разрешите спросить?

- Ну если б она у вас обычная была и если б вы знали, что она обычная, то и реакции у вас были бы соответствующими. А вы знаете, что она необычная, и реакции у вас, как бы вам объяснить... В общем, для этого, для того чтобы понять, о чем я сказал, надо быть самому психотерапевтом... как минимум.

Оба приподняли стопарики, и, посчитав, что аромат уже распробован и уяснен, оба, не сговариваясь, опрокинули махом.

- Она у меня действительно необычная, - сказал Адмиралов.

Он стал рассказывать, чем необычна и какие у нее особенности. Говорил без обиды на нее, без раздражения, даже с нежностью заметной, - избегая грубое определение «межпозвоночная грыжа», он ее все местоимением «она» обозначал, и никак не иначе. Крачун слушал внимательно, сочувственно, участливо, чутко, он все ждал, что Адмиралов назовет, наконец, заветное имя, сам должен был произнести - без подсказки, но этого не случилось пока. Пока он не настолько раскрылся. Но говорил увлеченно.

- Когда я впервые пришел к вертеброневрологу, - увлеченно говорил Адмиралов, - и показал ему томограмму, знаете что он мне сказал? Он воскликнул: да вы что в детстве на голове стояли?

- Почему в детстве?

- Да потому что он сразу определил, что она у меня совершеннолетняя, погашаете? А я действительно... ну не в детстве, в отрочестве... на голове много стоял. Очень много.

- Йогством увлекались?

- Типа того.

Крачун наполнил.

- Не знаю, зачем это я вам говорю, - опомнился Адмиралов.

- Говорите, говорите, - подбадривал Крачун. - Мне нравится, как вы уважительно отзываетесь о своем недуге. Болезнь надо уважать, относиться к ней по-человечески, с достоинством...

- Вы тоже говорите уважительно, я заметил. А то часто, пустяк, говорят, раз-два и вылечим. А вы - без пренебрежения.

- Спасибо. Видите, как много общего у нас. То, что вы сказали, для меня ценно, поверьте. Мои коллеги, к сожалению, к болезням относятся действительно без должного уважения, часто пренебрежительно... в лучшем случае амбивалентно... А болезнь следует уважать, и врачу в первую очередь. Но чтобы это понимал пациент... с таким я впервые сталкиваюсь. Это для меня особенно ценно. И в человеческом плане, и познавательном тоже... Впрочем, вы не мой пациент. С пациентом бы я не стал коньяк пить. Это нарушение профессиональной этики - пить коньяк с пациентом да еще у себя в кабинете...

- Курить захотелось.

На это Константин Юрьевич ответил:

- «Мартель» предполагает сигару. Терпите! Вы терпеливый! Вы можете! - Он приподнял стопарик. - Ну? За нее. В том смысле, чтобы свой характер она показывала исключительно с лучшей для вас стороны. Ведь есть же у нее лучшая сторона?

- А вы знаете, - горячо отозвался Адмиралов. - Есть!

Но, выпив, замкнулся, не стал продолжать.

Психотерапевт Крачун решил подступиться с другой стороны - рассказать о себе:

- Помню, когда в студенческие годы у меня зуб прихватило, я эту боль воспринимал как нечто предметное, как одушевленное почти... Я с ней разговаривал, как с живым человеком. Случилось это по дороге на юг, и вот, помню, вышел на перрон, это где-то на станции не помню как называется, люди туда-сюда, туда-сюда, а я ей говорю: боль-боль, покинь меня, уйди к тому с бакенбардами... И вы знаете, помогло.