Голые циники

— Ну я же не полное говно?! Скажи, а?!

— Держись брат, все мы одинокие. Не только ты воешь по ночам. Перезвони!

— Я перезвоню. Спасибо тебе, Фон Дорф.

* * *

— Мам, тебя вызывают в школу, — Оська не стал оттягивать и подготавливать — вывалил все с порога.

— Сначала обедать, — спокойно, как ни в чем не бывало, Еремея посмотрела на сына, на новый синяк под глазом, на разорванный пиджак и бабочку, свисавшую из кармана брюк.

— Я быстро, умоюсь только, — Оська прошел в ванную для гостей.

Еремея ударила полотенцем по столу.

— О, борщ! — Оська уселся за стол и наигранно радостно потер руки.

— Без подхалимства. Ты же не хочешь, чтобы я тебя перестала уважать?

— Нет, конечно, мамочка…

— Параллельно рассказывай.

— Рот будет набит…

— Через час придет отец — хочешь ему первому рассказать? — жестче, но так же спокойно сказала мать.

— Сначала тебе… И посоветуешь мне?

— Посмотрим… Начинай…

— Я подрался с Дмитрием… — выдохнул Оська и проглотил ложку борща.

— Он же лучший твой друг?! Из-за чего?

— Из-за сочинения. Из-за того, что я написал сочинение про него и про нашу дружбу, — Оська посмотрел на маму, — мам, вкусный суп.

Еремея наклонилась к сыну и поманила пальцем. Оська подставил ухо. Еремея, словно змея, прошипела:

— Я очень люблю тебя, сын, но если хоть еще один раз попытаешься меня нагнуть своим подхалимажем — разобью тебе нос. Понял?

Оська впервые услышал такие слова от мамы, но прекрасно сообразил, что она имеет в виду.

— Извини, мам, я не…

— Понял или нет? — Еремея сказала так, что у Оськи покатились мурашки.

— Понял… Понял, мам…

Еремея улыбнулась.

— Давай подробнее. Итак, сочинение.

— Тема сочинения была «Мой Друг и Дружба». Я начал писать про то, как мы с Димой дружим, как переживаем друг за друга, как выручаем друг друга, как не обманываем…

— И почему же он с тобой подрался?

— После всего хорошего из наших историй я написал про один случай с ним, нехороший… Хоть он не был виноват… Точнее — он не специально был виноват…

— Осень, что произошло?

— Однажды мы с ним шли из школы вдоль дороги. Разговаривали… И тут дорогу стала перебегать какая-то бездомная собака. Она уже почти перебежала и оказалась рядом с нами…

Совершенно растерявшийся Оська вынул из борща картофелину и положил на стол. Еремея покосилась на некогда белоснежную скатерть и спокойно произнесла:

— Продолжай.

— Димка ради шутки закричал на собаку и замахал руками, — от волнения Оська сам замахал руками, из-за чего с ложки вылетел борщ и испачкал весь стол. — Собака напугалась и дернулась обратно задом на дорогу. — По синяку потекли слезы, но Оська их не вытирал. — Ее сбил грузовик. Насовсем. Мы сидели и молчали… Очень долго сидели и молчали. Потом выкопали яму и похоронили.

В тишине Оська собирал со скатерти капусту, картошку и складывал их обратно в тарелку.

— Ты написал про это в сочинении?

— Да.

— Зачем?

— Сочинение было про дружбу. Я после того случая долго думал, стал ли мне меньшим другом Димка, стал ли я меньше уважать его, стал ли хуже относиться и сторониться его?

— Ну и?..

— Да, стал…

— И ты это написал в сочинении?

— Да, написал. Но написал еще, что прошло какое-то время, и Димка совершил много хороших поступков. Кроме того, он не хотел тогда, чтоб собака погибла… Он не думал, что она обратно на дорогу выскочит.

— Ты простил его?

— Я написал, что простил его… Что он даже стал мне большим другом, потому что я однажды пришел к нему во двор… И там было много собак. Они были вокруг Димки, он кормил их чем-то, чесал их, и у него слезы в глазах были. Не текли, мам, но были. А от старушек, когда проходил мимо их лавки, услышал: — Целый месяц кормит их, подлец, всех собак собирает здесь бездомных, надо родителям нажаловаться.

— Ты это все написал в сочинении?

— Да.

— Какие оценки?

— Пять — пять… Поэтому его и прочитали вслух перед всем классом. На перемене девочки перестали с Димкой разговаривать, а после уроков мы с ним дрались во дворе школы.

— Я надеюсь, тебе досталось больше, чем ему?

— Да, он больше меня.

— Хорошо.

— Как хорошо?! Ты же всегда учил меня говорить правду и не стесняться ее.

— СВОЮ правду… СВОИ поступки ты можешь открывать людям. Если бы ты стал причиной смерти собаки, ты про это написал бы?

— Может быть…

— Не всегда правда приносит пользу. Иногда ее лучше не говорить.

Оська достал ручку и нарисовал на ладони крестик.

— Мам, как ты думаешь, мы помиримся?

— Помиритесь, дружок. Только теперь тебе нужно совершить хороший поступок перед ним.

— Попросить прощения?

— Нет, Оська… Поступок! Слова — это пустое. Поступки определяют отношения.

— Понятно, — и поставил еще один крестик, рядом с первым. — Мам, а что с директором делать?

— Я схожу в школу.

— Спасибо, а с отцом?

— Я поговорю с ним сама. Сама расскажу.

— А я?

— Веди себя по-прежнему.

Еремея посмотрела пристально на сына:

— Глаз болит?

— Ага.

— Это хорошо. Запомни это навсегда, сын.

* * *

Варвара сидела в lounge «Decadence house» и курила кальян в живом яблоке.

— Сердар, — Варя позвала кальянщика, — слушай, а можешь травы немного добавить в кальян?

— О, нет, извините, мы этого не делаем… У нас первоклассные кальяны и без этого…

— Чувак, у меня есть трава, только добавь немного, и все… Никто не узнает…

— Извините, Варвара, но нельзя, мне мораль моя не позволяет… И я сам себе не позволяю.

— Слушай, пошел ты тогда…

— Как скажете…

Сердар откланялся. По лестнице, времен Серебряного века, поднималась Славка Барон.

— Варь, че это Сердар шел, качал головой и бубнил: «Вот люди… Куда же вы катитесь?»

— Да не обращай внимания… Потрахаться предлагал. А я не дала.

— Да брось ты?! Сердар?!

— Ладно, забыли, на, кури лучше. Че стряслось?

— Ты только спокойно, Варь, я ведь твоя подруга…

— Пиздец, Слав, тема понятна…

Варя проглотила большой глоток виски.

— Варь, у моего отца вчера гости были. Его друг с женой. Я позднее пришла.

— Давай, к делу переходи… Я-то при чем здесь?!

— Я пришла, а они меня обсуждали. У друга отца есть сын, вот они шутили, что хорошо бы нас познакомить, подружить…

— Случкой занимались, понятно… Это всегда смешно. Я обычно таким разговорам подыгрываю и злю их этим… Начинаю говорить, что я — лесбиянка. Гости сразу в ахуе… Разговоры мгновенно прекращаются… Я так родителей, кстати, отучила меня спаривать.

— Послушай, Варь, меня не перебивай… Тот друг немного выпил и начал хвалить меня, какая я приличная девочка… То да се… Отец стал подыгрывать, шутя… И рассказал, что я очень заботливая подруга… Умею хранить тайны.

— Че-то я не втыкаю, Варь, че ты меня вокруг да около водишь… Что стряслось-то?

— Отец рассказал про тебя и наркотики вслух… Стал расспрашивать у меня…

— Погоди-погоди, откуда он знает?! Откуда..? Сука!!!

Варвара вскочила и влепила Славке пощечину. Потом — вторую. Слава стала отбиваться от Вари, но сквозь борьбу продолжала кричать.

— Он стал узнавать, сказала ли я Ричарду об этом? Он настаивал, чтобы я ему все рассказала раньше, но я не рассказывала… Ты же знаешь?! Для тебя же!!!

— Ты сука! Сука!!!

Варя пыталась еще раз ударить Славу, но у нее не получалось. Слава закричала изо всех сил и влепила пощечину Варе. Подбежавшая охрана застала подруг уже спокойными, потирающими горящие щеки.

— Все нормально, питбули, — Варвара приложила к щеке стакан с односолодовым виски, — это у нас молитва перед ужином такая.

Охранники посмотрели на девочек, переглянулись и, улыбаясь, отошли к входной двери:

— Дуры, блядь! Бесятся с жира!