Море и яд

Примерно через неделю после этого город подвергся такому налету, каких не было уже давно. Бомбили настолько сильно и долго, что всех больных, кто мог ходить, ‑ пешком, а лежачих ‑ на носилках, отправили в подвал. Хотя клиника находилась в нескольких километрах от города, грохот стоял такой, что дрожали стекла. То и дело слышалась отдаленная пальба зениток. В серых вечерних облаках с тупым, сонным жужжанием проносились бомбардировщики «Б‑29».

Только через несколько часов вражеские самолеты ушли в сторону моря. С крыши больницы было вид‑

но, как над городом клубился белый дым. Горел и универмаг «Счастье». Когда дым рассеивался, отчетливо проступало оранжевое пламя.

Совсем, стемнело, над городом нависла огромная черная туча. Всю ночь шел дождь, дождевые капли были смешаны с пеплом. Больным выдали особый паек ‑ по пять штук маленьких сухариков. Это был подарок армии. В эту ночь Сугуро дежурил. В пансион после дежурства он не пошел, а заснул прямо на лабораторном столе, укутав одеялом ноги в солдатских обмотках.

Под утро его разбудила сестра. Умерла его «бабушка». Когда он прибежал в общую палату, у ее изголовья тускло горела свеча, а возле койки понуро стояла Мицу. Остальные больные или спали, или их это не тронуло ‑ все они лежали, укутавшись одеялами с головой.

Сугуро посветил карманным фонариком. Старушка скончалась, лежа на боку. Левая рука ее была сжата в кулак. Когда он с силой разнял пальцы, на пол упали выданные накануне сухари. Тут Сугуро со стыдом вспомнил, как он недавно ударил ее по щеке.

‑ А флаг, наверно, уже попал к ее сыну... ‑ пробормотала Мицу.

Когда он написал на том лоскуте «Только с победой!», он уже предвидел ее конец. Но он думал, что она умрет во время операции, а не так вот ‑ естественно. Шок от бомбежки и холодный дождь, ливший всю ночь, доконали ее.

Дождь шел и весь следующий день. У Сугуро страшно болела голова: видимо, от простуды. Старик сторож уложил «бабушку» в деревянный ящик. Прижавшись лицом к окну в лаборатории, Сугуро видел, как он и санитар тащили этот ящик под дождем.

‑ Как думаешь, где ее захоронят?

‑ Понятия не имею! Но с твоей глупостью теперь покончено, ‑ сказал за его спиной Тода. ‑ Ведь всякая привязанность ‑ глупость.

Сугуро задумался. Почему он так долго заботился только об этой старухе? Кажется, теперь он понял, почему. Она была его первым пациентом. Сейчас, когда, как говорит Тода, умирали все, эта старушка была единственным существом, которое он оберегал от смерти. И вот ее уносят под дождем в ящике из‑под мандаринов. И только сейчас Сугуро ясно почувствовал, что с сегодняшнего дня ему абсолютно наплевать, что будет с Японией, с ним самим и со всем на свете.

V

В ночь, когда умерла «бабушка», ‑ наверное, потому, что он спал в лаборатории, ‑ Сугуро простудился. Он сразу как‑то сник, у него поднялась температура. Работая за соседним с Тода столом, он чувствовал тошноту и головную боль.

‑ Смотри, может, заразился от своей старухи? ‑ Тода пристально посмотрел на него. ‑ Да у тебя все лицо посинело!

Сугуро увидел в запотевшее зеркало свое посеревшее лицо с красными, воспаленными глазами.

‑ Вас просит к себе Сибата‑сэнсэй, ‑ обратилась к Сугуро медсестра, просунув голову в дверь.

Это была та самая сестра, которая во время операции следила за кровяным давлением у Табэ.

‑ Сейчас?

‑ Да, просил немедленно.

‑ У меня голова разламывается...

Когда он, еле волоча ноги, вошел вместе с Тода во вторую лабораторию, рядом с Сибата и Асаи сидел военврач с багровым лицом. Мельком посмотрев на вошедших, он бросил отрывисто:

‑ Итак...

И тут же вышел.

В жаровне голубым пламенем горели серебристые угольки, на столе стояли чашечки с недопитым разбавленным спиртом.

‑ Садитесь. ‑ Сибата посмотрел на пачку сигарет «Хомарэ», лежащую на столе. ‑ Хотите? ‑ Он поболтал ногой, вертящееся кресло заскрипело. ‑ Курите, ‑ предложил он еще раз.

Встав со стула, Асаи подошел к окну. Тода и Сугуро поняли, что Сибата хочет им что‑то сказать, но не знает, с чего начать.

‑ Тода, тема вашей диссертации, кажется, «Индуктивный метод лечения каверн»? ‑ На впалых щеках Сибата заиграла деланная улыбка. ‑ Как подвигается работа? Ведь это сейчас насущная проблема, можно сказать, первостепенная. Удалось ли достать какие‑нибудь новые материалы? Или только статьи Монарди?

Не ответив, Тода вытащил из пачки сигарету и закурил. По комнате пополз едкий запах горелой бумаги. Сугуро начало мутить.

‑ Я тоже хотел было кое‑что изучить, но не удалось.

‑ Почему?

‑ Да вот, больная из общей палаты взяла да и умерла. А я надеялся на интересный эксперимент...

‑ И чувствуете себя, как охотник, вернувшийся с пустыми руками? ‑ съязвил Тода.

‑ Скорее уж как отвергнутый влюбленный... ‑ отозвался из своего угла Асаи.

«Быстрее бы уж к делу переходили!» ‑ досадливо подумал Сугуро, с трудом превозмогая тошноту.

Но Сибата, поставив на ладонь чашку, начал крутить ее.

‑ Так вот... Наверное, старик вам завтра сам скажет... ‑ начал он. ‑ Мы долго думали, привлечь ли вас...

Сибата замолчал и снова уставился на чашку. Сугуро отер пот со лба. Бледное голубое пламя углей попахивало гнилью.

‑ Такую возможность ущускать нельзя. Ученый, всякий медик... мечтает об этом...

Вертя на ладони чашку, Сибата начал раскачиваться в кресле.

‑ Вы не слепые, сами видите, как приуныл старик после этой злосчастной операции. Заклевать его теперь ничего не стоит. Профессор Кэндо, тот не теряет времени зря... Чего же нам зевать? Как раз сейчас время сотрудничать с военными... Мы не долж‑

ны им отказывать, это только повредит нам. Конечно, мы не собираемся вас принуждать, но учтите, профессор Кэндо привлекает пять человек, нас тоже будет пятеро ‑ шеф, я, Асаи и вы двое, так что...

‑ В чем вы предлагаете нам^ принять участие? ‑ спросил Тода. ‑ В операции?

‑ Повторяю, мы вас не принуждаем. Но если вы согласитесь, то должны хранить все в тайне.

‑ Да что же это наконец?

‑ Опыты. Над живыми военнопленными.

Лежа с открытыми глазами в темноте, он слышит отдаленный шум прибоя. Это море наваливается черной стеной на каменистый берег и, бурля, откатывается.

«Почему меня уговорили участвовать в этом деле? ‑ подумал Сугуро. ‑ Нет, неправда, меня не уговаривали. Тогда, в кабинете Сибата, я мог отказаться, мог! Почему же я согласился? Пошел за Тода? Или из‑за тошноты и головной боли просто не дал себе во всем отчета? В комнате было душно от жаровни, воняло противным табачным дымом».

«Ну, на чем же порешим, Сугуро‑кун? * ‑ приблизив к нему свое лицо, спросил Асаи. ‑ Ты волен не соглашаться».

Вернувшийся в кабинет толстый военврач засмеялся: «Ведь эти типы весь город разбомбили! Пленных уже давно решили расстрелять, но передумали ‑ не все ли равно, где и как их уничтожить! А тут им дадут эфир, так что умрут во сне...»

«Э‑э, не все ли равно?.. Может, я согласился просто потому, что задыхался в душной комнате. Может, из‑за сигарет Тода. Не все ли равно!.. Не думать, вот что главное! Спать! Теперь думай не думай, все решено. Да и что я могу сделать один?..»

Он засыпал, и опять открывал глаза, и снова забывался... Во сне он видел, как море несет его, словно щепку, по своим черным волнам...

* К у н ‑ форма дружеского, фамильярного обращения.

С того дня Тода и Сугуро в лаборатории старались не смотреть друг на друга. И когда невольно они начинали разговор об опытах, один из них тотчас же менял тему. Ни Сугуро, ни Тода не признавались друг другу, почему они согласились на предложение Сибата. И вообще в эти дни они говорили мало, работали с каменными, напряженными лицами.

Вскоре Асаи передал им тайком план предстоящих опытов. В первый день намечали использовать троих пленных. Их должны были подвергнуть операции в первом хирургическом отделении.

Порядок опытов намечался следующий:

1. В кровь первого пленного вводится физиологический раствор, с тем чтобы установить, какая предельная доза может быть влита до наступления смерти.