Пи*ец, сказал отец

Я был на грани обморока. Встал, поковылял в спальню к родителям — мама еще не вставала. Еле дошел — ноги подкашивались. Мама сразу заметила, что со мной что-то неладно.

— Джасти, на тебе лица нет! Что случилось? — И мама жестом велела мне присесть с ней рядом на кровать.

Я пересказал ей папины слова, а она попыталась меня успокоить.

— Откуда папе знать, что на самом деле происходит после смерти? — говорила она. — Он же никогда еще не умирал, а проверить можно только на личном опыте, верно?

— Ага. Да, наверно, ты права, — неуверенно отозвался я.

Тут в комнату зашел папа. Мама сурово уставилась на него и заявила:

— Сэм, скажи Джастину, что ты вообще не знаешь, что происходит с людьми после смерти. Он и сам знает, что ты точно не знаешь, но ты все-таки сознайся.

— Ну уж нет. Я точно знаю, что происходит. Все так, как я сказал. — Папа развернулся и вышел.

В результате, пытаясь уместить у себя в голове идею бесконечной ночи в пустоте, я заработал бессонницу. Последний раз мысли не давали мне уснуть в пятнадцать лет, после просмотра «Назад в будущее-II»: я разбирал фильм по косточкам и пытался вообразить все параллельные Хилл-Вэлли, порожденные различными вмешательствами Майкла Дж. Фокса в прошлое. Но тогда я был взбудоражен увлекательным фильмом и озадачен хитро закрученной фабулой, а теперь — ужасом, от которого нет спасения.

Почти всю ночь я проворочался с боку на бок. В полшестого утра понял, что заснуть уже не удастся. Заставил себя встать. На кухне я увидел папу с его обычной порцией «Грейп-Натс».

— Присаживайся, — сказал он. — Между прочим, бесконечность во времени — это великолепно. Знаешь почему?

— Не знаю…

— Потому что это бесконечность. Ты, твое тело, энергия твоего тела — все это никуда не денется даже после твоей смерти. Просто перейдет в другое состояние. В сущности, ты никогда не исчезнешь.

«Ага, мама сказала папе пару ласковых», — смекнул я. А вслух переспросил:

— Значит, мы живем вечно? Просто становимся… ну, типа как призраками? — Голос у меня был жалобный.

— Да нет. О черт, тебе бы надо биологию подучить, что ли… Я совсем о другом говорю: то, из чего ты состоишь, существовало всегда и никогда не исчезнет. По большому счету волноваться надо только из-за того, как тебе живется сейчас. Сейчас, пока у тебя есть голова, руки-ноги и разные другие части тела. Думай не о смерти, а о жизни: умереть — дело нехитрое.

Папа отложил ложку, окинул меня взглядом и встал.

— А теперь, если позволишь, я пойду займусь одним из дел, которые скрашивают жизнь. Пойду посру.

— Алло!.. Отъебитесь!

— Сигары — это не твое… Ну, первое, что бросается в глаза: сигару ты держишь так, словно дрочишь хуй мышонку.

— Поступай как хочешь. Но и я буду поступать как хочу. А именно, всем стану рассказывать, что татуировка у тебя дурацкая.

— Я знаю: ты надеешься, что там в койке тебе покажут всякие фокусы. И так, и сяк, и с подвывертом. Не обольщайся: это не волшебный край. Все так же, как в Америке.

— Если бейсбольными карточками торгует человек старше двадцати лет, одно из двух: либо ему девки не дают, либо он колется.

— Нет, ты мне объясни. Эти двое, чудик и его баба. Они сначала трахаются, а потом едут искать пришельцев или только трахаются, а пришельцы иногда за ними подглядывают?

— Все, бля, из меня песок сыплется. Могу я что-то с этого поиметь?

— У Гора морда самодовольная, мудак мудаком. Но у Буша выражение лица всегда одинаковое. Такое, словно он в прошлом году обоссался и до сих пор сгорает со стыда.

Не верь специалистам бездумно, даже мировым светилам

Лет в девять у меня появились странные, нехорошие ощущения в суставах. Словно внутри копошатся малюсенькие человечки. Больно не было — только щекотно. Но все же становилось не по себе. А еще появлялся неприятный побочный эффект — мышцы часто сводило. Мама отвела меня к врачу, но терапевт никакой патологии не нашел: «Просто ваш мальчик быстро растет. Явление естественное. Пройдет со временем». Мой брат Дэн предложил другой диагноз.

— А может, все от того, что ты голубой? — предположил он однажды вечером, когда я в стотысячный раз пожаловался на свое недомогание папе.

— Тихо! — прикрикнул отец на брата. А у меня спросил: — Болит?

— Да нет. Просто… Ну не знаю… Ощущения странные.

— Спасибо за подробные разъяснения, Эрнест Хемингуэй! Если у тебя ничего не болит, чего жалуешься?

— Не знаю… Мне трудно усидеть на месте, все время хочется шевелиться, размяться…

— Верно, пап, он все время дергается, — вставил брат.

— Это у тебя язык все время дергается, — осадил его отец. А потом мне: — Ну ладно. Знаешь что: если вдруг появятся боли, скажешь мне.

С того вечера и я, и вся родня начали называть странное ощущение в моих суставах «дергучая». Звучит точно болезнь из XVIII века, которой британские аристократы заражались от проституток. Но словечко оказалось прилипчивое и прочно вошло в наш лексикон.

В детстве папа лично выбирал мне врачей-педиатров. И позднее тоже выбирал мне врача общей практики, обычно из числа тех, кого знал по работе. Однажды — в первый и последний раз — я возмутился: почему это мое мнение не в счет? Папа взорвался.

— Извини, ты кто — дипломированный врач? У тебя что, уже двадцать пять лет медицинского стажа? Нет! Ни денька! Давай уж я тебе врача подберу, а ты, будь любезен, засунь палец себе в зад и помолчи.

А потом мой врач общей практики переехал в другой город. Я принес папе список врачей из страховой компании, и оказалось, что все имена ему незнакомы. Тогда-то он и разрешил мне выбрать врача самому.

— Послушай-ка, я знаю, что ты заподозришь меня в предрассудках, но выбери кого-нибудь с еврейской фамилией.

— Пап, это же расизм.

— Расизм? Скажешь тоже! Я просто знаю много врачей-евреев, и все они — отличные специалисты. И позволь тебе напомнить: я тоже еврей и тоже неплохой врач, между прочим. Ну тебя к шутам, выбирай как в голову взбредет, — сказал он и хлопнул дверью.

В общем, я предпочел одного врача, который работал в той же больнице, что и мой папа. Через несколько месяцев решил к нему сходить — просто на обследование, без особого повода. Врач оказался молодым невысоким брюнетом — этакий Том Круз еврейского розлива. Вот только шепелявил. Все шло как обычно: «Дышите. Не дышите. Поверните голову вбок. Кашляните», удары молоточком по коленкам…

— Вы вполне здоровы, — сказал врач под конец. — Жалобы есть?

Я хотел было ответить отрицательно, но вспомнил о «дергучей». Почему бы и не рассказать? Что я потеряю? Итак, я описал симптомы, а врач задал мне несколько вопросов и заново меня осмотрел: двигал мне ноги туда-сюда, ощупывал суставы. Попросил немного подождать, куда-то отлучился.

— Послушайте, есть такой препарат золофт, — сказал он, вернувшись с рецептурным бланком. Рассказал мне вкратце о золофте и его истории, сказал, что, по его мнению, это лекарство может мне помочь. — Не могу предсказать наперед, поможет или нет, но надежда есть. Возможно, вы забудете о своих проблемах с суставами. Мне кажется, попробовать стоит.