Вышибая двери(СИ)

— Нет, но я хорошо его знал. Нам многие говорили о том, что мы похожи. Он умер в шестьдесят шесть… Так вот, Максим… В Германии живешь…

Глаза Саши «Сенкевича» теплеют еще больше.

Он резко поворачивается к молодому усачу:

— Визитку.

Тот, слегка поперхнувшись кофе, отрицательно качает головой и выразительно смотрит.

— Дай ему визитку, я сказал.

Усатый нехотя лезет в сумку и протягивает мне белый кусочек картона. Н–да… Под гербом вытиснено: «Генеральный штаб Российской Федерации». И ниже, скромнее: «Начальник управления Александр…». Саша с легким любопытством смотрит на меня. Это уже не испытание, во взгляде его отеческая теплота. Но все равно. Надо держать хвост пистолетом до конца. Уважительно хмыкнув, кидаю визитку в карман куртки.

— Здорово! Так вы же и есть самый главный охранник Российской Федерации!

— Точно, Максим. Спасибо тебе.

— Да за что же?

— Вырастешь до моих лет — поймешь…

Официант приносит счет. Со вздохом, неспешно собирается Александр, суетится неприятный тип, проверяя наличие своего портмоне, третий спутник уже ждет их у двери.

Саша хлопает меня по плечу:

— Ну, если что, звони, Максим.

— Обязательно.

— И знаешь, — говорит он мне на ухо, — найди хорошую девушку, трахни ее, и пускай она родит тебе сына. Вот увидишь, я чувствую — у тебя будет сын.

Дверь за моими случайными собеседниками закрывается. Я переглядываюсь с официантом. Он пожимает плечами. Всякое бывает на свете.

Докурив последнюю сигарету, выхожу на морозный воздух. Иду по направлению к «Таганской», когда глаз вдруг ловит летящую сзади быструю тень. Резко оборачиваюсь и… спиной врезаюсь в другого нападающего. Чувствую легкий удар в бедро и вижу, как мой мобильный телефон, описав широкую дугу, падает и разваливается пополам. Разворачиваюсь к ним, готовясь отстаивать свои двести евро, но тут же слышу торопливый говорок:

— Извините, пожалуйста, мы сейчас все поправим, ваш телефон…

Двое молодых, спортивного вида парней подбирают вещи и суют мне в руки. Меня интересуют не столько деньги, сколько мобильник, куда забиты все московские адреса и телефоны. А вот и он, целый, собранный и даже заботливо вытертый платком. Парни, еще раз извинившись, продолжают неспешный бег. Ну ладно, бывает. Наслушался сказок о криминальной Москве, вот и мерещится теперь. Я оглядываю утоптанный снег, проверяю карманы. Нет, всё на месте.

Мягко шурша, захлопываются двери поезда в метро. Я сижу, улыбаясь, в пустом вагоне и думаю о том, какие странные и удивительные перипетии вплетаются в мою жизнь. Решаю еще раз взглянуть на визитку Александра, лезу в карман… Визитки там нет. Обыскиваю все карманы: вот карточки, вот проездной на метро, вот пятьдесят рублей сдачи… Визитки нет.

И только по возвращении домой, за кружкой горячего кофе, я вдруг задумался — а куда, собственно, бежали, сшибая прохожих на своем пути, те два спортивных молодых человека? И нужен ли, с определенной точки зрения, случайному гражданину Германии прямой телефон начальника управления Генерального штаба Российской Федерации?

Да и с моей точки зрения не нужен. Разве что… не с ним, а с дядей Сашей, похожим на Сенкевича, я бы выпил еще раз с удовольствием.

Йозеф во время драки вцепился в рекламные буклетики двумя руками и стоял в сторонке!

«…Макс, он болтает чушь, все время дергает кассиршу вопросами, типа „А сколько людей еще внутри, а когда мы закроемся, а почему до сих пор свет не включили?“!»

«…Макс, с этим надо что‑то делать, люди смеются над ним и называют его Винни–Пухом!»

«…Макс, не можешь ли ты меня с ним больше в пару не ставить?! Я его убью когда‑нибудь: он постоянно пытается командовать, кричит, что работает дольше всех и поэтому он твой заместитель!»

Каждый раз, когда я приезжаю в танцхаус, на меня вываливается ворох таких жалоб. Йозеф — мальчишка. Йозеф — лентяй. Йозеф снова дразнил девчонок возле дверей. Йозефу на все наплевать.

Есть люди большие и толстые, сложения неуклюжего, но в то же время удивительно гармоничные в своей телесной нелепости. Словно аккуратно скатанные снеговики. Йозеф именно таков. Нижний шар в его основании настолько массивен, что его обладатель мог бы быть прекрасным вратарем в хоккее: однажды сев в ворота, он таскал бы их за собой. Средний шар несколько наползает на нижний, поскольку Йозеф любит поесть (привлекает сам процесс) и пиво (оно его веселит). Самый верхний шарик небольшой, увенчан агрессивной стрижкой а–ля викинг: бритые виски и небольшой гребень посередине. Физиономия Йозефа совсем мальчишеская, пухлая, озорная. По моему настоянию он отрастил бакенбарды, но, кажется, получилось еще хуже: на полудетском лице в сочетании с гордо вздернутым носиком и капризным ртом бакенбарды смотрятся так, будто он их украл. Такой вот двадцатишестилетний пацан–переросток.

Среда. Незаметно подъехав к клубу, я наблюдаю за входом. Там обширным пятном чернеет фигура Йозефа, на фоне которой быстро мелькают разноцветные блестки крутящихся вокруг него разряженных девиц.

— …Не–е-ет, без паспорта нельзя… А когда ты родилась? Быстро, не задумываясь говори… Не–е-ет… Принесешь паспорт, тогда пущу…

Голоногие девицы, приехавшие в танцхаус из соседнего города, стоя на холодном ветру, обреченно переглядываются и как по команде начинают строить глазки:

— Ну, в виде исключения… один раз… мы недолго…

Йозеф сияет от удовольствия. Ему хочется растянуть эти сладкие мгновения.

— Не–е-ет… Не имею права…

Наконец рыжая девка, встав на цыпочки, целует Йозефа в круглую, по–детски розовую щеку. Йозеф снисходительно и словно ненароком прихватывает ее за талию и скользит ладонью по открытому животику.

— Не–е-ет… Не просите…

Чувства меры у Йозефа нет. Девки, обломившись и уже начиная сатанеть, отходят к перилам. Пора вмешиваться. Посмеиваясь, несколько раз жму на газ. «Коник» ревет на холостом ходу. Йозеф сдувается в размерах, а замерзшие полуголые девки подпрыгивают, как воробьи на жердочке: появилась возможность наябедничать. Я поднимаюсь к дверям. По физиономии Йозефа (чует уже, что нашкодил) и по выражению расширенных адреналином девичьих глаз понимаю, что снова прервал любительскую постановку классической пьесы «Неприступный Йозеф и его голодные рабыни». Девки в поисках справедливости кидаются ко мне, как оголодавшие курицы к разносчику корма. Йозеф несколько смущен.

— Слушай, Йозеф, надоело уже. Ты же знаешь, югендлиши до восемнадцати лет имеют право заходить в клуб и оставаться там до двенадцати часов.

— Да, но эти… они итальянки к тому же… от них всегда…

— А тебе какое дело, что мы итальянки?! — уперев одну руку в бок, а другой яростно размахивая, с чисто неаполитанским колоритом кричит рыжая, и ее национальная принадлежность уже не оставляет сомнений.

Девчонки гордо шествуют внутрь, не забывая по дороге скорчить рожицу в адрес Йозефа. Надувшись на меня (такую игру испортил!), он односложно отвечает на вопросы.

Через полчаса ко мне, складываясь пополам от смеха, подходит Ричи, заместитель директора, и, отведя в сторону, сообщает, что в моей бригаде завелся стукачок. Йозеф, оскорбленный в лучших чувствах, потопал к директору ябедничать. Дескать, он, Йозеф, не запустил пять агрессивных итальянок, а Максим пришел и уронил его авторитет. Директор его выгнал. Та–а-ак…

— Йозеф, с каких это пор ты стал на меня стучать?

— Я?! Да ты что?! Мы же с тобой друзья!

— Йозеф, не ври.

— Никогда!!! Ты же мой шеф. Ты же мой друг!

— Мне Ричи рассказал.

Йозеф растерянно мнется. Наконец его осеняет спасительная мысль:

— Ричи врет!

И он расплывается в облегченной улыбке. Ну ни дать ни взять блинчик со сковородки!

Но главный цирк начинается, когда Йозеф приходит в танцхаус в частном порядке. Пользуясь тем, что охранники имеют право на бесплатный вход и могут играть в начальников даже в цивильной одежде, в первый же визит Йозеф нарезался до положения риз. Дважды ко мне с круглыми от ужаса глазами подбегали официантки и шептали, что, конечно, они не вмешиваются в нашу работу и, может быть, так надо, но один из секьюрити сидит в углу кафе прямо на полу и безостановочно смеется. Схватившись за голову, я попросил Анри вытащить его к нам в коридор. Еще не хватало, чтобы я сам на глазах хохочущей толпы выволакивал за шкирку своего же охранника! Насупившись, Анри скрылся за дверями. Через три минуты он вернулся, крепко держа за обширную талию вдрабадан пьяного Йозефа. Тот безуспешно порывался ему что‑то объяснить: мешали приступы смеха. Йозеф не обиделся, он явно принимал свою выволочку за продолжение забавной игры. Продолжая смеяться, кричал, что он трезв, что готов немедленно пройти пробу на алкоголь, какой сегодня чудесный вечер и пойдем выпьем, он угощает.