Бегство из рая (сборник)

этот город, безумно любимый и родной, она похоронила в своей

памяти, никогда больше туда не возвращаясь. Так вот, легкая

загадочная аура того далекого времени на страницах Якова Тайца

переплетена с трагическими картинами потерь страшной вой-

ны. В его чистой, наивной прозе живет целый еврейский мир.

Возможно, его герои чуть честнее, чуть лучше, добрее, чем на

самом деле, в жизни; может, чуть идеальнее, но на то и суще-

ствует литература, чтобы умело ретушировать прошлое и

вос-

создавать ощущение уже исчезнувшей эпохи. И когда я читаю

отточенную, гротескную и всегда печальную прозу Эфраима

Севеллы, я вспоминаю любимую книгу моего детства «Рас-

сказы и повести» Якова Тайца. По какому-то особому нерву я

узнаю стиль и душу, мудрость и дыхание того растворившегося

в Лете города.

Его невозможно спутать, в нем свои краски, свое очарова-

ние, своя тревога и боль. Яков Тайц писал на идише, а потом

перевел свое творчество на русский язык. Возможно, на идише

его проза звучит еще ярче и насыщеннее, но, увы, мне лично не

дано было прочитать подлинник из-за незнания этого уже сакра-

ментального языка. А ведь в то время, когда моя бабушка жила

в Вильно, евреи знали идиш и русский, немецкий и польский.

68

Бегство из рая

Редкая семья не имела родственников в Германии или Польше; границы были прозрачны и люди общались, ездили в гости, на

учебу. Еврейский мир был открытым, динамичным и ярким.

Бабушка, случайно уехав из Литвы, всю жизнь считала это ко-

лоссальной ошибкой, но эта ошибка спасла ей жизнь, а самые

близкие и родные рассеялись пеплом над тем сказочно-прекрас-

ным городом.

А я до сих пор вижу зимний вокзал, на котором моя бабушка, совсем маленькая девочка, провожает своих дедушку и бабуш-

ку «умирать» в далекую, неизвестную Палестину.

Почему я не расспросила ее, куда они попали, как сложилась

жизнь на новом месте? С кем они ехали, как смогли оставить

детей и внуков? Кем они были? Но они уехали, растворились в

начале прошлого века, и похоронены на этой Земле, куда почти

через столетие попала я. Больше мне ничего не известно. На-

верное, все было предопределено. А ведь они тоже прообразы

героев того еврейского мира, увиденного в начале прошлого века

Яковом Тайцем в городе с забытым названием Вильно.

Когда я впервые попала в Иерусалим, я почему-то вспомни-

ла повесть Якова Тайца «Под горой Гедимина». Писатель опи-

сывает тревожное послевоенное время в Вильнюсе: днем идет

нормальная мирная жизнь в прекрасном городе, а по ночам лес-

ные братья и прочие бандиты всех мастей врываются в дома, убивают, мстят, грабят и терроризируют все население. Атмос-

фера дивной красоты и дневного спокойствия странным обра-

зом переплетена с чувством загнанности и почти животного ноч-

ного страха.

Безусловно, в этом ирреальном мире есть своя логика, но я

не об этом. Просто память способна возвращать нас каким-то

непонятным ассоциативным путем в уже пережитые эмоции,

пусть не во сне, не наяву, а на страницах прочитанных книг.

И когда я впервые попала в Иерусалим, то почувствовала ту

же тревогу, ту же растерянность перед красотой дивного горо-

да, залитого солнечным светом, и чувством опасности, подсте-

69

Ирина Цыпина

регающей израильтянина на каждом шагу.

У героев Якова Тайца необычные имена Янкеле и Блюма

соседствуют с Игнасом и Алдоной, а еврейские праздники

переплетаются с таинственными литовскими обрядами. В его

книгах много янтаря и тревожный холод от рассказов про лес-

ных братьев, а еще близость Балтийского моря и белый песок и

сосны... И собор святой Анны, воспетый Наполеоном, и древ-

ние улочки старого города и еврейских кварталов, там так мно-

го боли и любви, там так много утрат, но все еще живы...

Любимые книги я никогда не перечитываю, боясь потерять

магию и очарование, созданного писателем мира. Забывается

сюжет, но остается атмосфера со всеми знаками, тайнами, со

всей непостижимостью и загадочностью. Читая такие книги

невозможно быть злым и агрессивным, невозможно лгать, быть

подлым.

Но время тихой, светлой прозы, увы, прошло. Предпочтения

сегодняшнего дня это не ослепительные вершины русского

языка у Бунина или Набокова, это не бесхитростные, честные

аксеновские коллеги, и даже не изломанные «Великой эпохой»

беспомощные и нервные вечные подростки Эдички Лимонова.

Нет, сегодня выбирают экшн, тяжелый сленг, секс, криминал, доминирующий крутой сюжет, либо интеллектуальные изыски

формы, где страницы выстраиваются по законам математичес-

кой модели, без души и без потрясений. Акварельная легкость

стиля уже не завораживает читателя, не дразнит воображение, ему некогда, он должен успеть выиграть Большой Приз. В про-

шлом остались наши любимые первые книги, они так несовре-

менны и старомодны, а мы так легко меняем свои вкусы и при-

страстия, так легко предаем их... Но иногда на волнах памяти

приходят образы из детских лет, и хочется сказать: «Как хоро-

шо, что это было...»

70

Бегство из рая

ПОРТРЕТ В КАРТИННОМ ИНТЕРЬЕРЕ

Фронтовику, заслуженному художнику Украины , профессору

живописи, Иосифу Ильичу Карасю посвящаются эти страницы

«Пусть наши имена будут записаны в Книге жизни, и

да будет услышана Наша молитва, как была услыша-

на молитва Ицхака».

(«Врата Раскаяния»)

Магические знаки, тайна снов и предчувствий... Вы верите

в мистику совпадений? В моей жизни это случалось не раз: нео-

жиданно Прошлое врывается в Настоящее, берет в плен и не

отпускает... Мистика? Что же еще? Шок!!! На выставке кар-

тин я встретила себя из двадцатипятилетнего прошлого.

Картина известного художника называлась: «Девушки на

дорогах войны». Увы, я себя почти не узнала, мы почти разми-

нулись в пространстве... А я ведь была моделью, как сейчас

бы сказали, одной из девушек для этой жанровой, очень совет-

ской и наивной, картины на военную тему, посвященной Великой

Победе над фашистской Германией.

Полукругом военные девушки сидят у ночного костра на

привале. Полуосвещенные лица, светящиеся искры костра тают

в ночной тревожной тишине леса, конец лета, война...

Что сказать было ей, той девчонке с дерзким и одновре-

менно открытым доверчивым взглядом, сидящей у огня в пи-

лотке и гимнастерке? Была ли я рада этой встрече? Ведь она, эта девочка с распахнутыми глазами, так много могла, так о

многом мечтала, ее еще не предавали близкие друзья, ей еще

не лгали, у нее еще не забирали свободу в обмен на сомнитель-

ное благополучие... Картина была написана маслом, но без гру-

бых мазков, очень нежно, трепетно. Скупая палитра красок со-

здавала странное, почти нереальное свечение: пламя костра

вибрировало на ветру, и там, в придуманных декорациях, жила

71

Ирина Цыпина

я, еще очень молодая и настоящая. Там еще всё впереди, всё

возможно, всё легко и просто, еще все победы брошены небрежно

к ногам в модных ажурных колготках, еще нет ошибок и нет

еще поражений...

Мы встретились с ней взглядом. Она смотрела на меня из

картинного пространства, как из зазеркалья, еще не зная всех

бед и проблем, которые не обойдут ее стороной, которые ждут

там, в далеком далеке...

А я очень четко помню тот день, когда художник рисовал

эту картину. Была снежная зима, минус 25. Я, студентка-перво-

курсница архитектурного, раскрасневшаяся после катка, в длин-

ном бирюзовом свитере модной вязки, с ярко подведенными по

моде тех лет глазами и с летящей лондаколоровой челкой: мне